Аксолотль
Картинка отсюда
От холода нельзя сойти с ума:От холода нельзя сойти с ума:От холода нельзя сойти с ума:От холода нельзя сойти с ума:
Души мороз имеет терпкий запах,
Уплачена немалая цена
Держащим его в цепких, мёртвых лапах.
Нет веры в этом деле страхам старымНет веры в этом деле страхам старым,
Чужды они порханиям времён,
Они желают так же править балом,
Хоть мир уже совсем иной сплетён.
Отпавшего от стаи, табуна,Отпавшего от стаи, табуна,
Нельзя винить в безумии, в измене:
Его одна невольная вина —
Попытка захлебнуться в своём тлене.
Дрожащего от хищной пасти кары.Дрожащего от хищной пасти кары
Слова любви и ласки не спасут:
Не примут напрочь сгнившие амбары
Зерно тепла, но лишь в себя падут.
Безумцы горячи и неприглядны,Безумцы горячи и неприглядны,Безумцы горячи и неприглядны,
Не могут слушать — только говорить,
Их речи высоки, но глухи, ватны,
Им дела нет до тех, кто любит жить.
Желают целый мир вобрать в себя,Желают целый мир вобрать в себя,
Надеясь утолить душевный голод,
Внутри своё лишь бытие ценя,
Боятся, что коснётся глав их холод.
Чтоб выразить в словах для них приятныхЧтоб выразить в словах для них приятных,
Хватают словно бабочек в лесу
Идеи, что им кажутся понятны,
Сушилку вместе с иглами несут.
Всё то, что убегает от ума.Всё то, что убегает от ума,
Играющая девушка-кокетка,
Заводит столь беспечных в грот без дна,
Откуда выбираются так редко.
А холод порождает зеркалаА холод порождает зеркала,А холод порождает зеркала,
И тот, кто глядя в них не испугался,
Не держит на себе ни капли зла,
И как он в этом месте оказался?
Которые ничто не отражают:Которые ничто не отражают,
В которых нет ни грамма тишины,
В которых подсознанье напевает,
И прячутся во мгле дары вины.
Без серебра, но только из стекла,Без серебра, но только из стекла,
Как обществу полезное созданье,
Душа его по каплям истекла,
И больше нет печали и стенанья.
Идеи в них с неслышным воем тают.Идеи в них с неслышным воем тают,
Под плетью повторённых сонмом ртов,
Пусть правильных, проверенных до края,
Но всё же непосильных в боли слов.
Бесчувственны, но всё ж не безотрадны.Бесчувственны, но всё ж не безотрадны,Бесчувственны, но всё ж не безотрадны,
Хранящие прошедших дней часы,
Колюче-освежающе-прохладны,
Открытые для смеха и слезы.
Похожи на метель среди весны:Похожи на метель среди весны,
В прощании целующую зиму,
Здесь жалобы нелепы и пусты
Как веточки, вцепившиеся в гриву.
За ними ведь идут, пускай нескладны,За ними ведь идут, пускай нескладны,
Мечты о днях, наполненных другим,
Способным разделить всю грусть ограды,
Таким же неожиданно живым.
О нового рожденья сини сны.О нового рожденья сини сны,
Что вьются беззаботно облаками,
Не каждому сегодня ведь даны,
Хранимые под небом дураками.
Отчаянье сменяется смиреньем,Отчаянье сменяется смиреньемОтчаянье сменяется смиреньем,Отчаянье сменяется смиреньем,
Беспечным ожиданьем дней конца,
И смех, вернувшийся с улыбкой и влеченьем,
Отбросит слов заботливых гонца.
Метанья обращаются в покой,Метанья обращаются в покой,
Кошмары обращаются бессильем,
И лишь улыбку вызывает боль
Желающего в мир вернуть насильно.
Лишь пред дождём безликим странным жженьемЛишь пред дождём безликим странным жженьем
Становится борьба за новый день,
И слабым, слишком слабым утешеньем
Здесь будет предлюбовная мигрень.
Нисходит дней прошедших злобный рой.Нисходит дней прошедших злобный рой
К забывшему очистить свою память,
Зачем-то сохранившему тот бой,
В котором растерял к себе он жалость.
Лишь разум признаёт, что побеждён,Лишь разум признаёт, что побеждён,Лишь разум признаёт, что побеждён,
Становятся нелепы муки веры,
Влекущие в небес слепых проём,
Крикливые и грубые без меры.
Уходят слёзы и приходит горе,Уходят слёзы и приходит горе,
Чтоб наконец до пепла догореть
Не видя подкрепленья в беглом вздоре,
Свивающем бессовестную плеть.
В смурном великолепии своёмВ смурном великолепии своём
Оно является лишь духом отрешённым,
Отбросившим дней будних плотный лён
И потому для всех умалишённым.
Является порок с иным во взоре.Является порок с иным во взоре:
С пластмассовой игрушкой неживой,
С настойкой на придуманном раздоре,
Является и мечется блохой.
В рутину он бежит за утешеньем,В рутину он бежит за утешеньем:В рутину он бежит за утешеньем,
В надежде от усталости застрять
В проходе между явью и виденьем,
Оставив, обманув злых мыслей рать.
В карьеру, в мимолётную любовь,В карьеру, в мимолётную любовь,
Без силы на привязанность сквозь годы,
Себя разбив на множество кусков,
Не веря в изменения природы.
И кажется всё это разрешеньемИ кажется всё это разрешеньем,
И кажется, что выход — вот ведь он,
Но цепи вновь сжимают свои звенья
Средь должного для общества имён.
От бремени, что травит яро кровь.От бремени, что травит яро кровь,
От веры в свою низость и никчёмность,
Салфетки утешенья не готовь:
Отбросит их, ссылаясь вдруг на скромность.
Боится снова встретиться с огнём.Боится снова встретиться с огнём,Боится снова встретиться с огнём,
Считая тёплый треск его обманом,
И видя в нём не дар, но лишь заём,
Свой тяжкий долг укрывший за туманом.
Боится, что привяжется беспечноБоится, что привяжется беспечно,
Что вновь взлетит, пронзая облака:
Он знает, что полёт не длится вечно,
Что всех найдёт земли сухой рука.
К тому, что нарисовано углём,К тому, что нарисовано углём,
Так просто прилепить любые краски:
Ведь грязью всё становится на нём,
И бранью обращаются вмиг ласки.
К тому, что далеко не безупречно.К тому, что далеко не безупречно,
Легко прижаться грудью в тишине:
Оно легко, безбрежно и беспечно,
И стоны утопают в его мгле.
Покой дарует льда времён стенаПокой дарует льда времён стена,Покой дарует льда времён стена,Покой дарует льда времён стена,
Что лечит, отрезая жизни части,
Творит те катакомбы из стекла,
В которых замерзают мыслей пасти.
Глаз слепит безмятежно-синим блеском,Глаз слепит безмятежно-синим блеском,
И песней убивает всякий слух,
И вот уже ничто не интересно,
И разум весь покрыл забвенья пух.
Не видно уж ни крови, ни вина,Не видно уж ни крови, ни вина,
Осталась только стайка грязных пятен,
И душ ушедших тускла седина,
И голос тех, кто вовремя не спятил.
Нет места, где надрез чертила леска.Нет места, где надрез чертила леска,
Укрыто покрывалом из песка,
И кто теперь уж скажет прямо, честно:
«Он верил без угрозы у виска».
Воздвигнутая нитями инстинктов,Воздвигнутая нитями инстинктов,Воздвигнутая нитями инстинктов
И тех, кто им всегда желал помочь,
И среди множества подобных другу ликов
Потеряна исканий тщетных ночь.
Велящих «размножайся и умри!»Велящих «размножайся и умри!»,
Желающих свой долгий цикл продолжить,
И снятся вновь кошмары до зари,
Желающие грусть и мглу стреножить.
Под шум минут ушедших грозных ритмов,Под шум минут ушедших грозных ритмов
Бежит в насквозь придуманный свой мир,
Где всё во власти ясных алгоритмов,
Где разум сам себе творец-эмир.
Несущих жизнь сквозь смертные огни.Несущих жизнь сквозь смертные огни,
Её в себе храня, собой кормящих,
С печатью создающих дни любви,
И верною рукой к себе манящих.
Ведущих поневоле в никуда,Ведущих поневоле в никуда,Ведущих поневоле в никуда,
Дарящих неизбежную надежду,
Из пепла возводящих города,
Желающих оставить думу снежну.
И в вечность — что почти одно и то же,И в вечность — что почти одно и то же:
Ответственность за бездну кто возьмёт?
Но всё-таки безвременно погожим,
Покажется в итоге жизни гнёт.
Безропотно текущая вода:Безропотно текущая вода
Сотрёт столь нестерпимо остры камни,
И сгладится крупнейшая беда,
Улыбка воцарится в тихом храме.
Вот то, что господам этим пригоже.Вот то, что господам этим пригоже,
И нет в том оправданья иль вины,
И пусть без мира было бы всё строже,
Но тропы есть в сознания ины.
Не знающих о жизненных извивах.Не знающих о жизненных извивах,Не знающих о жизненных извивах,
Слепых, почти не знающих себя,
Не верящих, что судьбы лягут криво,
Не слышавших, что можно быть скорбя.
Влекущих своё бремя по прямой,Влекущих свой бремя по прямой,
По тропам, коих мы всегда желали,
Но всё же поднимавших вечно вой,
Когда идти к желаньям заставляли.
Стремящихся, чтоб было всё красиво,Стремящихся, чтоб было всё красиво,
И строящих фундамент мыслей сот,
Дающих свою правду так игриво,
В стремленьи фиолетовых высот.
Не видящих, что кличут красотой.Не видящих, что кличут красотой,
С собой сообразуя то, что мило,
И рвущихся в извечно-глупый бой,
С живым, что вдруг упало и остыло.
Меж стылым сердцем и былым влеченьем.Меж стылым сердцем и былым влеченьемМеж стылым сердцем и былым влеченьемМеж стылым сердцем и былым влеченьем
Осколки одержимости иным
Лежат напоминаньем о томленьи
В котором жизни пласт теперь храним.
В укор душе и в праведность любви,В укор душе и в праведность любви
Рождаются всё новые мотивы,
Несутся от заката до зари
Беспечны, неуёмны и игривы.
Взрастают нежно-розовым растеньемВзрастают нежно-розовым растеньем
Надежды уж угасшего тепла,
И разум орошён опять смятеньем
Средь холода спокойного стекла.
Слова «Тебя я жду» и «Позови».Слова «Тебя я жду» и «Позови»:
Творённые обманчивой идеей,
Что вечно то, что связано в крови,
И нет того, что станет сгнившей реей.
Рубцы мечты и памяти лежат,Рубцы мечты и памяти лежат,Рубцы мечты и памяти лежат,
Не властные над сирым ожиданьем,
Им всё равно — рассвет или закат,
Они пребудут здесь живым стенаньем.
Как удобренье будущим исканьям,Как удобренье будущим исканьям,
Как грязь, из коей вырастут цветы,
Но всё же они требуют закланья
И пропуска обещанной страды.
Что приведут как в дом в понячий адЧто приведут как в дом в понячий ад
Под знаменем друзей и эскапизма
Дадут в честь новоприбывших парад
А после им загонят в горло клизму.
Того, кто изведётся ожиданьем.Того, кто изведётся ожиданьем,
Непросто убедить в его нужде
И только похвалой и резкой бранью
Его подбросить можно к высоте.
Их чешет в непонятном утешеньиИх чешет в непонятном утешеньи,Их чешет в непонятном утешеньи,
Им нет границ, нет доли, нет числа
Не потому что много их в свершеньи,
А просто нет здесь счёта — лишь весна.
Срывая только сохнувшую кровь,Срывая только сохнувшую кровь
Чтоб кожицей подросшей насладиться,
Шипит себе «Удачу приготовь»
И плещет в себя болью как водицей.
Сама с собой упорствуя в сомненьиСама с собой упорствуя в сомненьи,
Сжирая в странной похоти свой род,
В безбрежном неуёмном наслажденьи
Ища сквозь бремя жизни к смерти брод.
Меняя дику старь на слепу новь.Меняя дику старь на слепу новь,
В стремлении найти конец дороге,
В желании собрать венец из слов,
Воздать корону жизни-недотроге.
Ночных часов невольница — душа.Ночных часов невольница — душа,Ночных часов невольница — душа
Спокойная под стылыми слезами
Чуть слышно, чуть сиренево дыша,
Поёт о тех, кого в былом срезали.
Ломается, но снова зарастает,Ломается, но снова зарастает,
Садится, но взлетает снова в синь,
То нежится, то вновь кого-то хает,
Но повторяет временами тихо «Сгинь».
И нет того злосчастного ножа,И нет того злосчастного ножа,
Хотя мечты о нём в душе извечны,
И память о безрадостном свежа,
Но снова среди мыслей брызги млечны.
От коего она тотчас истает.От коего она тотчас истает,
Вернётся в изначальное нытьё,
Читателя безгрешного измает,
Но даст в конце концов надежд питьё.
11 комментариев
Хотелось бы сказать мне, но увы:
Весеннее снаружи солнце светит,
И музыка в ушах звучит.
И радостное настроение такое,
Что даже блеклый плод моих копыт
Уже не так как прежде беспокоит,
Напоминая, что поэт здесь только вы.
Но свет уйдёт, вернётся тьма,
Поднимутся со дна ночные рыбы,
И сменит музыку на вахте тишина.
Душа в который раз взойдёт на дыбу,
И в мишуре воспоминаний дня
Осколки, что следов наоставляли,
И мысли, что они родили у меня,
Я неизбежно аккуратно откопаю.
Не может быть оно завершено,
И в миг, когда в душе темно и грустно,
Играет на волнах опять оно.
Устанет, отойдёт, уснёт под камнем,
Лишь повод ты для радости найдёшь,
Но если силы нет ума мыть ставни,
Опять в нём отражаешься, живёшь.