Сказка на ночь.

Опять я:)
Нет я не забыл, и сказок у меня больше чем
Три

Раз и Два и Три

На этот раз история короткая, странная, рваная. Её слушателем могла бы стать Трикси. Великая и Могучая.


Последние крысы остались лишь в отрогах Шварцвальда. Небо над городом было каким-то противно белым, словно его кто-то выпил. Крысы не боялись. Не умели. Да и как могут бояться те, перед кем дрожали все люди, бессильны были любые ухищрения, и даже коты, гордые и своевольные, бежали прочь от серых острых теней.
Последние крысы. Исхудавшие и затравленные, злые, голодные крысы пробирались по холодным скалам вслед за безумным двуногим.
Да… ты безумен. Ты поёшь людям то, отчего они приходят в ярость и гонят тебя, не дав даже медной монеты. Ты рассказываешь странные и страшные вещи, и открываешь людям глаза и души, но они боятся. Боятся и снова гонят тебя, проклиная самыми страшными словами. Но тебе всё равно. Ведь ты давно проклят Слепой Скальд. Ты такой же, как они. Одинокий и серый. Пугающий и отвращающий. Именно поэтому ты их спас. Впервые найдя родственные души.
Последние крысы города тонули в волнах могучей реки. Уже почуяв гнилой запах обмана, но не в силах противится, выбиваясь из сил плыли за такой надёжной, но далёкой лодкой. И торжественно пела флейта. Да. Ты умеешь играть Пёстрый Флейтист. Мрачному дудочнику дана великая власть. И что же захочешь ты себе в награду?
В горах плачет лютня. А двуногий, которому поверили крысы, пел. Да так, что в самоей сути что-то дрожало и билось. Но уже поздно. Надо поспать и отдохнуть. Путь долог, а ночи холодны. Но забравшись под накидку к человеку можно греться самим и греть его.
— Последние крысы утоплены. — Как гордо ты стоишь. Как наслаждаешься моментом. И даже не ведаешь о том, что играет от тоски и безысходности Слепец, без цели и надежды, и что тоска эта даёт сил отплёвываться и барахтаться, бороться и не сдаваться, и что стекается серый, нет не ковёр, серая тряпка, рогожка, обессиленная, но живая. И ты не веришь им, когда тебе говорят что в городе ещё остались крысы. Ты решил что тебя пытаются обмануть, и решил мстить. И снова флейта. Закричала, захохотала, залилась захлёбываясь. Ты шёл по городу и играл. И уводил за собой счастье города и его молодость. Ты забирал песни и смех, и даже небо ты забрал своей чудовищной и прекрасной игрой. А потом ты услышал. Один звон струны, слабый и гаснущий на ветру, сказал тебе больше, чем сплетники всего города. И тогда ты запер смех и молодость города в пещере. И пошёл на звук.
Последние крысы заволновались и Скальд проснулся. Слух давно говорил ему больше, чем могли представить себе видящие. Звук далёких шагов, свист ветра и треск остатков костра. Он встал и взял лютню. Крысы молча стояли задрав мордочки, и чего-то жадли.
Резкий удар по струнам, какофония звуков разлетевшихся по пещере, и крысы разбегаются по щелям и отноркам отрогов, всё дальше и дальше, глубже и глубже.
— Последние крысы. Где они? — отняв от губ флейту, спросил Пёстрый.
— Не знаю. Теперь не знаю — ответил Скальд, и чему-то улыбнулся. Впервые за вечность.
— Флейта их не выманила. Почему? И кто ты такой? — Дудочник говорил отрывисто и зло.
— Я Слепой Скальд — ответил безумец, и провёл ладонью по струнам. — А насчёт флейты… может, сыграем дуэтом?

Когда люди проснулись, небо было обычным. Не белым, не пустым, а обычным синим небом, с облаками.
И от этого хотелось петь и смеяться.
А вот отрогов Шварцвальда больше не было.
И никто, никогда больше не слышал ни про Слепого Скальда, ни про Мрачного Крысолова ни про Последних крыс.