+1409.75
532 читателя, 238 постов

Дождь [ЗАКРЫТО]

Привет всем! Это моя вторая работа, вот первая. Приветствуется любая критика, и если вам не сложно, то оцените первую работу тоже.

Читать дальше →

Лабиринты разума [ЗАКРЫТО]

Привет всем! В фэндоме состою уже более года и только сейчас решил написать свой первый фанфик, в качестве эксперимента. Так что, пожалуйста, оцените и напишите, стоит ли продолжать?

Описание:
Очнувшись после комы, вы, наверное, начнёте радоваться. Но если вам сообщат, что прошло 5 лет? Да и очнулись ли вы?

Размер: ~3293 слова
Персонажи: Дерпи, Динки
Жанр: Драма(?)

Сториз
Фикбук

Чёрное Солнце. Первая глава первофанфика

Здравствуйте, что ли?.. Я давненько посиживаю на табуне, да и в сообществе уже почти как год, но наконец-то осмелился выложить на общий суд первопост и по совместительству первую главу фанфика. С детства обожал с головой погружаться в фэнтези и эпические приключения, иногда строчил собственные придумки в тетрадь, но вот когда я познакомился с МЛП, мне в голову крепко засела идея написать свой фанфик. Публиковать в лоб как-то некрасиво, мне кажется, так что решил сперва поспрашивать вашей критики и советов. Хотелось бы узнать, есть ли какие-то стилистические или сюжетные косяки, ошибки?

P.S. В моём мире неканоничная Эквестрия: пришествия Селестии и Луны здесь никогда не было (но аликорны будут фигурировать по ходу повествования), Эквестрия пошла по альтернативному пути истории, а за основу географии я брал примерную карту средневековой Европы

Размер: ~3451 слов
Жанр: фэнтези, приключения, дарк

СпойлерОсведомители — головная боль любого шпиона. Это как игра, в которую играют перед сном. Глянет шпион на своего осведомителя, вот как сейчас Ирис пялился на Муската, и невольно спросит себя: «Что же у тебя в головушке?»

Как и многие таверны, разбросанные по обширным трущобам Иштара, «Юродивый» одновременно блистал богатством и ужасал нищетой. Каменной плитке на полу позавидовал бы дворец раджи, но при этом стены представляли собой голый кирпич, а потолки были такими низкими, что невольно пригнешься — не то заденешь макушкой бронзовый светильник. Здесь всегда кто-то толпился: хмурые, грозного вида жеребцы — однако вино и гашиш тут были явно не по карману какому-нибудь голодранцу.

Ирис всегда недолюбливал хейндийцев — особенно тех, что из Иштара, столицы Хейндии. Как и все на берегах Внутреннего моря, единорог считал их надменными вертихвостами и подражателями кобыл: густо умащали шерсть маслами, обожали острое словцо и зеркала, не стеснялись порочных связей и свального греха. Но за ту вечность, проведённую в таверне, мнение его переменилось. Утончённый вкус и нрав, которые у других народов были в почёте лишь у знати, для хейндийцев сделались настоящей страстью, даже для рабов и мелких служек. Хейндия — страна распутства и подковёрных интриг, казалось Ирису, да и сомневаться не приходилось, но он никогда бы не подумал, что найдет среди них родственную душу.

Поэтому-то он не сразу почуял, чем пахнет дело, когда Мускат сказал:

— Знаю я, каков ты.

Сумрачный даже в свете ламп, земнопони Мускат, одетый в синие воздушные одежды, опустил копыта на стол и подался вперед. Внушительный вид: хищная морда старого вояки, пепельная шерсть, заплетённая в косы грива и поджарые ноги, такие тёмные, что было не видно письмён, вытатуированных от копыт до плеч.

Ирис отвлечённо фыркнул.

— Меня и табунок мой знает, — бросил он и опрокинул чашу вина. Мускат — жеребец недалёкого ума, как посчитал единорог. Но это обычное дело для воинов, тем более воинов-рабов.

Однако его слова говорили совсем о другом.

Мускат пристально следил за Ирисом, подозрительно и чуть удивлённо. Он в отвращении помотал головой.

— Скажу по-другому: я знаю, кто ты такой.

И задумчиво подался вперед, а это настолько не походило на бывалого воина, что у единорога мурашки поползли по спине. Гулкая таверна как бы отошла назад, сделалась лишь расплывчатым фоном из размытых силуэтов и золотистых огоньков.

— Ну так запиши где-нибудь, — ответил Ирис скучающе, — и отдай мне, как протрезвею.

Он огляделся по сторонам, будто бы совершенно не впечатлён, и убедился: путь к выходу свободен.

— Нет у тебя ни табуна, ни даже одной-единственной жены. Думаешь, не знаю?

— Да ну? И что с того?

Ирис бросил взгляд за спину собеседнику: там, смеясь, кобыла-распутница приклеивала к липкому от пота крупу блестящую серебряную драхму. Толпа пьяных жеребцов вокруг нее взревела:

— Раз!

— Ловко, а? Знаешь, как она это делает? Медом мажется.

Но земной жеребец гнул свое.

— У таких, как ты, не бывает жён.

— Как я, да? И кто же я, по-твоему?

— Ты — колдун. С особым талантом.

Ирис расхохотался, но уже осознал, что небольшое замешательство выдало его. Однако спектакль прекращать не спешил. В худшем случае он выиграет пару лишних секунд, а этого достаточно, чтобы не помереть.

— Крупом Апостола клянусь! — громко выпалил он, поглядывая в сторону выхода. — Не слышал обвинения смешней! А в прошлый раз я кем был, шлюхиным отпрыском?

С соседних столов послышалось тихое ржание. Сзади взревели:

— Два!

Мускат скорчил какую-то гримасу — но это ничего не дало: у вояки любое выражение морды смахивало на гримасу, особенно улыбка. Впрочем, метнувшееся вперёд и придавившее ногу к столу копыто сказало единорогу все, что надо знать.

«Вот и спета песенка. Они всё знают».

Мало что на свете может быть страшнее, чем «они», тем более в Иштаре. «Они» — это Рудры, самая могущественная из магических единорожьих школ Срединного моря, тайные владыки Хейндии. Мускат был командиром воинов-рабов Рудр — посему, собственно, Ирис и обхаживал его последние пару недель. Вот этим и занимаются шпионы — переманивают рабов своих врагов.

Земной пони грозно смотрел ему в глаза и вывернул его ногу копытом вверх.

— Давай тогда проверим, — негромко прошелестел он.

— Три! — прогремело среди голых кирпичей и потрескавшегося красного дерева.

Ирис скривился — от боли и оттого, что знал, как именно солдат собирается проверять свои подозрения. «Нет, только не это!»

— Умоляю тебя, Мускат! Дружище, ты просто напился! Ну какие колдуны осмелятся прогневать Рудр?

Тот пожал плечами.

— Может, бродячие наёмники. Или имперцы. Или факиры. Вас, проклятых, не сосчитаешь! Но копыто даю на отсечение, это Сновидцы. Я бы сказал, что ты — адепт Сновидцев.

«Хитрокрупый раб! И давно он узнал?»

Невероятные формулы вертелись у Ириса в голове — чародейские слова, что выжигают глаза и опаляют плоть. «Ты не оставляешь мне выбора!» Поднимется шум, да. Пони завопят, схватятся за оружие, но ему ничего не сделают — только разбегутся с дороги. Хейндийцы трепещут перед магией сильнее, чем кто угодно в Срединном море.

«Выбора нет! Нет!»

Но Мускат уже полез складки своих узорчатых одежд. Нащупал что-то за пазухой. Ухмыльнулся, точно скалящийся шакал.

«Поздно…»

— Сдается мне, — до ужаса безразлично заметил он, — тебе есть что сказать.

И вытянул на свет божий арканитовый браслет. Подмигнул единорогу и с пугающей легкостью нацепил голубоватый обруч себе на свободную ногу. Ирис с первой же встречи учуял звёздный металл — именно благодаря колебаниям эфира удалось вычислить высокопоставленного раба. А теперь вояка воспользуется браслетом, чтобы вычислить его…

— Это что? — спросил единорог, хотя по его ноге невольно пробежала дрожь животного ужаса.

— А ты не знаешь, Ири? Ещё как знаешь, знаешь куда лучше моего!

Арканит, звёздное железо… Адепты звали его «дерьмом с небес». А пони часто дают шутливые прозвища тому, чего втайне боятся. Другие же, особенно те, что из Святого Престола считают колдовство святотатством, называли его Плачем Небес. Однако Богиня к его происхождению никакого отношения не имела: арканитовые браслеты и прочее было наследием античных времён. Династический брак, убийства, дань от целого народа — хороший способ разжиться подобной вещицей. И звездный металл стоил того: он делал хозяина неуязвимым для магии, а также убивал любого чародея, коснувшегося его.

Мускат, без труда удерживая копыто Ириса, приподнял ногу с браслетом. На вид ничего особенного: голубоватый железный обруч, покрытый наклонной вязью письмён аликорнов, давно сгинувшей расы. У единорога засосало под ложечкой: будто у земнопони была не вещь, а дыра, ничто, крохотная прореха в ткани мироздания. Стук сердца гулом отдавался в ушах. Он подумал о своем ноже, спрятанном под плащом.

— Четыре!

Хриплый хохот.

Ирис попытался отдёрнуть копыто. Безрезультатно.

— Мускат…

— У всякого командира воинов-рабов есть такая штука, — сказал Мускат голосом одновременно задумчивым и гордым. — Хотя это ты и так знаешь.

«Все это время… он меня дурачил! Как можно так вляпаться?!»

— Твои хозяева добры… — выдавил Ирис. Он замер от ужаса, что застыл в считанных сантиметрах от его шерсти.

— Добры? — презрительно фыркнул жеребец. — Рудры — не добры. Они беспощадны к врагам и не ведают жалости.

Ирис впервые заметил терзания, тоску в его горящих глазах. «В чем дело?» И осмелился спросить:

— А к тем, кто им служит?

— Всё равно. Им всё равно.

«Нет, не они знают! Знает только Мускат…»

— Пять!

Единорог облизнул губы.

— Чего ты хочешь, Мускат?

Воин-раб посмотрел на трепещущее копыто Ириса и опустил ногу с браслетом пониже, точно жеребёнок, которому любопытно, что будет. От одного вида браслета у Ириса закружилась голова, во рту отдало мерзостной желчью. Арканит. Слеза, упавшая из глаз Богини. Смерть. Смерть всем святотатцам.

— Чего ты хочешь? — прохрипел единорог.

— Того же, чего и все, Ири. Правды.

Все виденное в жизни, все пережитые испытания Ириса лежали теперь в узком промежутке между его грубым копытом и маслянисто блестящим железом. Небесное дерьмо. Смерть от копыта раба… Но Ирис — адепт, а для адепта правда превыше всего, превыше даже самой жизни. Они ревностно хранили ее, бились за обладание ею во всех мрачных гротах Срединного моря. Лучше сдохнуть, чем выдать истину Сновидцев Рудрам!

Но тут, похоже, речь о другом. Мускат совсем один. Маг мага видит издалека, видит следы его воздействий на окружающий мир. А в «Юродивом» колдунов не было: нет Рудр, лишь выпивохи бьются об заклад со шлюхами. Земной жеребец затеял эту игру сам по себе.

Но чего ради? Какова его безумная цель?

«Скажи ему то, чего он хочет. Он и так всё знает».

— Я — адепт Сновидцев, — быстро шепнул Ирис. — Шпион.

Опасные слова. Но есть ли выбор?

Раб несколько мгновений пристально изучал его, что единорог аж затаил дыхание. Наконец воин неспешно убрал браслет обратно за пазуху. И выпустил ногу адепта.

Воцарилась странная тишина, нарушаемая лишь звоном серебряных драхм о деревянный стол. Раздался взрыв хохота, и кто-то хрипло прокричал:

— Ха! Проиграла ты, шлюха!

Но единорог знал, что это к нему не относится. Сегодня вечером он невероятным чудом выиграл — выиграл, как выигрывают шлюхи: сам не зная как.

Правда, большая ли разница между шлюхой и шпионом? А уж между шлюхой и чародеем — и того меньше.

Ирис Мелисс с младых лет мечтал стать настоящим магом, но ему и в голову не приходила судьба шпиона. В языке жеребят, воспитанных средь прибрежных деревушек острова Кнейсса, слова «шпион» попросту не существовало. Когда тебе и лет-то немного, все Срединное море кажется простым: земли делятся на ближние и дальние, а пони — на знать и чернь. Ирис внимал россказням старых кобыл, что чесали языком, пока детишки помогали им с пряжей или перебирали яйца, и понимал, что сам он принадлежит к черни, а все могущественные мира сего обитают где-то далеко. Старческие губы роняли имя за именем, одно таинственней другого: кардинал Святого Престола, язычники-богохульники Седельной Аравии, воинственные кочевники-пегасы, коварные колдуны из Рудр… Имена очерчивали границы мира, наделяли его грозным величием, превращали в арену трагических драм и героических свершений. Засыпая, единорожек ощущал себя совсем крохотным.

Казалось бы, вот он повзрослел и возмужал — простенький мирок его детства должен стать многогранным, но вышло как раз наоборот. Конечно, по мере взросления его мировосприятие усложнялось: бывают вещи священные и нечестивые, бывают боги и эфир — это не просто очень важные господа и очень дальняя земля: у них есть собственные измерения. Еще он узнал, что бывают времена древние, и недавние, и совсем уж стародавние.

Но для него нынешнего, для шпиона, мир утратил всякую глубину и сделался каким-то плоским. Знатные пони, даже императоры и короли, оказались неожиданно мелкими и подлыми, точно последний вонючий землепашец. Дальние страны: Поньсея, Юникорния, Седельная Аравия, — из экзотических и зачарованных стали скучными и обыденными, как любая захолустая деревушка на Кнейссе. Святыни: Юниата, непреложная книга; Святой Престол и даже Апостол — то же самое, что и вещи нечестивые, вроде язычников, колдунов-факиров или магических школ, как будто слова «священный» и «нечестивый» были двумя гранями одной монеты. А новые времена — лишь потасканная версия древних.

Став адептом и шпионом, Ирис истоптал вдоль и поперек земли всего Срединного моря, повидал многое из того, что когда-то приводило его в благоговейный трепет, и убедился, что россказни всегда бывают лучше правды. В отрочестве его среди сверстников-единорогов определили как одного из Немногих и увезли в твердыню Карит, учиться в школе Сновидцев; с тех пор Ирис и наставлял принцев, и поносил великих магистров, и выводил из себя священников… Ему открылась простая истина: знания и странствия делают мир плоским, лишают его чудес, и, если сорвать завесу тайны, грани мира скорее притупляются, чем расцветают. Нет, само собой, теперь мир выглядел куда сложнее, чем в жеребячью пору, но в то же время — гораздо проще. Повсюду пони занимались одним и тем же: хапали и хапали, как будто титулы «король», «кардинал», «магистр» были лишь разными масками, прячущими одну алчную звериную харю. Не алчность ли — единственная грань мироустройства?

Ирис был средних лет колдун и шпион, но от обоих занятий успел смертельно устать. И хотя он ни за что себе не признавался, его снедала тоска. Как сказали бы старухи, он слишком часто подковывался несчастливой подковой.

Расстроенный и озадаченный, единорог покинул Муската в «Юродивом» и заторопился домой — ну да, домой, как же — через темные проулки трущоб. Они, тянущиеся от западного устья Львиной реки до знаменитых Врат-Астарте восточнее, представляли собой лабиринт обветшалых домов, борделей и разорённых храмов. Вечная сырость, тесные улочки — сама суть слова «трущобы».

За поручение тревожиться было не о чем, а скорее, наоборот, радоваться. Если не считать дикого момента с арканитовым браслетом, вояка раскрыл ему несколько важных тайн. Оказалось, Мускат вовсе не доволен своей участью раба. Он ненавидел Рудр, ненавидел до глубины души.

— Это не ради золота, — сказал ему командир воинов-рабов. — Куда оно мне? Выкупиться на свободу? Мои хозяева, Рудры, не расстаются со своими богатствами. Нет, это потому, что я знаю: ты будешь полезен.

— Полезен? Но для чего?

— Для мести. Я хочу унизить Рудр.

— Так ты знал… Ты с самого начала знал, что я не торговец.

Насмешливый хохот.

— Ещё как! Так щедро сорить деньгами… Если садишься за стол с торговцем и нищим, то скорее нищий угостит тебя выпивкой, чем торгаш!

«Ну и какой ты шпион после этого?»

Ирис нахмурился, злясь на себя за настолько ненадёжное прикрытие. Но дело даже не в этом. Как ни тревожила проницательность Муската, больше всего единорога пугало то, насколько он недооценил этого жеребца. Воин и раб — казалось бы, идеальное сочетание для недалёкого ума! Но, с другой стороны, если раб умен, у него немало причин скрывать свой ум. Образованный раб еще может оказаться ценностью, но в то же время огромной опасностью — и, наверное, такого лучше уничтожить.

Однако эта мысль не утешала. «Если он так легко обвел вокруг копыта меня…»

Ирис раздобыл великую тайну Иштара и Рудр — быть может, величайшую за много лет. Но в том была заслуга не его способностей — хотя за все годы в них не приходилось сомневаться — заслуга скорее, напротив, своей безалаберности. В итоге он узнал сразу две тайны: одну — достаточно жуткую в масштабе Срединного моря, другая же была страшна для него лично. И больше он не станет прежним.

Рассказ земного пони ужасал сам по себе хотя бы потому, что показывал, насколько трепетно относятся Рудры к хранению тайн. Мускат поведал, что Рудры воюют — на самом деле воюют уже больше десяти лет. Поначалу это не произвело особого впечатления. Подумаешь! Чародейские школы, как и все крупные игроки, постоянно боролись со шпионажем, тайными убийствами и оскорблениями послов. Но жеребец заверил, что здесь нечто большее, чем обычная вражда.

— Десять лет назад, — рассказывал он, — убили нашего бывшего великого магистра, Саванта.

— Саванта?! — Ирис и не хотел задавать дурацких вопросов, но в голове у него как-то не укладывалось, что великого магистра Рудр могли убить. Да не бывает так! — Как убили?

— Взяли и убили, причем во внутренних святилищах наших зиккуратов.

Другими словами, посреди самой мощной системы оберегов в Срединном море. Мало того, что Сновидцы никогда бы на такое не решились — им бы это просто не удалось, даже с помощью сверкающих астральных чар. Но кто же?

— Кто? — шепотом выдохнул единорог.

Глаза Муската насмешливо блеснули в красноватом свете.

— Язычники. Факиры.

Ирис одновременно смутился и вздохнул с облегчением. Факиры — единственная языческая школа. Это объясняет убийство Саванта.

«Колдун колдуна видит издалека» — старая, как сам мир, поговорка. Магия могущественна. Начертанное заклинание ранит мир, точно удар ножа. Но лишь Немногие — сами маги — способны различить нанесенное повреждение, и, более того, лишь им видна кровь на копытах того, кто нанес удар, — так называемая «метка». Лишь Немногие, что обладали Даром, талантом к магии, видели друг друга и собственные преступления. При встрече они опознают друг друга так же легко, как обычные пони узнают преступника по вырванным ноздрям. Простым единорогам не дано владеть Даром; единственный их предел — телекинез да огонёк на кончике рога.

Но не факиры. Никто не знал, почему или как, однако они не уступали в могуществе ни одному чародею, не оставляя при этом следов и не сохраняя меток своего преступления. Ирис лишь раз видел колдовство факиров — однажды ночью, давным-давно, в далеком Мерусалиме. С помощью астральных арканов, колдовства Древнего Мира, он уничтожил высоких стройных магов в шафрановых одеяниях. За маревом собственных защитных оберегов ему казалось, будто он видит далекие ночные зарницы. А грома не было. Не было и следов.

Лишь Немногие могут видеть Немногих, но никто — никто из адептов — не может отличить факиров от обычных единорогов и обычного мира. Очевидно, именно это и позволило им убить Саванта. У Рудр были и обереги от колдунов, и воины-рабы вроде Муската с арканитовыми браслетами, но как защититься от магов, неотличимых от обычных пони, и от магии, неотличимой от подлунного мира? Земной жеребец поведал, что теперь по залам зиккуратов свободно бегают псы, надрессированные вынюхивать шафран и хну, которыми факиры красят свои одежды.

Но почему? Зачем факирам развязывать открытую войну против Рудр? Как ни отличались их потусторонние эманации, им не победить в подобной войне. Рудры просто-напросто чересчур могущественны.

Единорог спросил об этом Муската — он только плечами пожал.

— Уже десять лет как ничего неизвестно. Хоть какое-то утешение: не один только я не знаю, никто не знает.

Ирис Мелисс пробирался всё дальше и дальше в трущобы, к ветхому двухэтажному дому, где взял себе комнату, и по-прежнему он сильнее боялся себя, нежели своего будущего.

* * *

На пороге таверны Мускат запнулся и упал. Он недовольно скривился: взметнувшаяся дорожная пыль обдала морду — и кое-как поднялся.

— Вот и готов! — пробормотал он и хохотнул, как мог делать только наедине с собой.

Воин воздел глаза к небу, окаймленному глинобитными стенами и обтрепанными полотняными навесами. В ночном небе проступали первые звезды.

Внезапно предательство показалось ему жалкой жеребячьей выходкой. Выдал врагу своих хозяев единственную настоящую тайну, какую знал — и теперь не осталось ничего. Больше нельзя предать, чтобы погасить ненависть, пылающую в сердце.

А ненависть была смертельной. И он, гордый жеребец, рождён в рабстве и потакает прихотям слабовольных единорогов… Колдунов! В иной жизни он бы стал завоевателем, сокрушал бы врагов мощью своего копыта. Но в этой жизни оставалось лишь прятаться по углам и сплетничать с другими рогатыми как кобыла.

Разве ж сплетнями отомстишь?

Он какое-то время ковылял, пошатываясь, по переулку, пока не заметил, что за ним кто-то крадется. Неужто хозяева обнаружили мелкое предательство? Но нет, вряд ли. В трущобах полно отребья — отчаявшихся пони, что бродят от кабачка к таверне и разыскивают тех, кто напился вдрызг, дабы безнаказанно обчистить. Земнопони уже как-то свернул шею одному такому — тот несчастный дурак предпочел убить кого-нибудь в подворотне, вместо того чтобы продать себя в рабство, как сделал неведомый отец Муската. Воин побрел дальше, навострив уши, насколько позволяло вино. В пьяной голове вертелись сотни вариантов развития событий, один кровавее другого. Неплохая ночка, чтобы кого-нибудь убить.

Однако миновав мрачный фасад храма, который в Иштаре звался Пастью Червя, Мускат встревожился. Внутри трущоб нередко кого преследовали, но мало кто из преследователей выбирался наружу. Вдали, над нагромождением крыш, уже показался главный из зиккуратов, темно-красный на фоне звездного неба. Кто же это такой смелый? Если только не…

Воин стремительно развернулся: за ним шёл лысоватый пухлый единорог, закутанный, несмотря на жару, в узорчатый шелковый халат иссиня-черного цвета.

— Ты из тех, кто там забавлялся со шлюхой, — сказал земной пони, пытаясь стряхнуть пьяное оцепенение.

— Да, был я там, — ответил толстяк, и его округлая морда расплылась в ухмылке. — Очень, очень аппетитная кобылка. Однако, честно сказать, меня куда больше заинтересовало то, что ты сообщил адепту Сновидцев.

Мускат ошеломленно сморщился. «Они всё знают!»

Опасность всегда отрезвляет. Он рефлекторно сунул копыто за пазуху, стиснул браслет под бабкой — и мощным броском метнул его в адепта.

Или он лишь принял его за рудру. Незнакомец поймал поделку из арканита телекинезом — так небрежно, как будто это забавная безделица. Повертел его перед глазами, как придирчивый меняла — медную монетку. Поднял голову и улыбнулся, моргнув большими телячьими глазами.

— Оч-чень ценный дар, — сказал он. — Спасибо тебе, конечно, но, боюсь, этого мало.

«Не колдун!» Мускат как-то раз видел, что бывает, когда звездное железо касается колдуна: вспышка, иссыхающая плоть, рассыпающиеся прахом кости… Как это понимать?

— Кто ты? — спросил земнопони.

— Тебе, раб, этого не понять.

Командир воинов-рабов усмехнулся. «Может, дурак какой?» Он напустил на себя пьяное дружелюбие, но лучащееся угрозой. Подошел к единорогу вплотную и с размаху опустил сколотое копыто на мягкое, словно ватой подбитое, плечо. Тот поднял на него большие глаза.

— Ого, — прошептал незнакомец, — да ты мало того что безумец — ты еще и храбрый безумец вдобавок?

«Отчего он не боится?» Мускату вспомнилось, как непринужденно пони поймал браслет, и внезапно почувствовал себя беззащитным. Но отступать было некуда.

— Кто ты? — прохрипел Мускат. — Давно шпионишь за мной?

— Шпионю? За тобой? — толстячок едва не расхохотался. — Ну и самомнение! Рабу такое не к лицу.

«Значит, шпионит за Ирисом? Да что такое-то?» Мускату, как командиру, было не привыкать запугивать несговорчивых, угрожающе нависая над ними. Однако этот отчего-то не запугивался. Пухленький, мягкий, он лучился уверенностью. Воин это буквально видел. И если бы не неразбавленное вино, ему сделалось бы страшно.

Он сильней надавил на жирное плечо.

— Говори, пузан, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — или я вытру пыль твоими кишками!

Он дёрнул правым копытом, и накопытный клинок выскочил из крепления в боевое положение.

— Кто ты такой?

Единорог невозмутимо улыбнулся неожиданно жестокой усмешкой.

— Раб не желает знать своего места. Какая досада, скажи ведь?

Земнопони, ошеломленного, подкосило, и он уставился на свою ногу, которая безвольно обвисла. Он отступил на несколько шагов, пытаясь поднять отяжелевшую конечность.

— На место, раб! — приказал толстяк.

— Что ты сказал?

Пощечина оглушила воина, от неожиданной боли слезы брызнули из глаз.

— Я сказал — на место!

Еще одна пощечина, такая сильная, что зубы зашатались. Это всё взаправду?

— Нелегкая нам предстоит работенка, — печально заметил незнакомец и подобрался к нему вплотную, — если даже рабы кичатся гордыней!

Мускат в панике пытался развернуться, чтобы лягнуть противника задними ногами.

Толстяк замер.

— Ну, давай же, — произнёс немыслимо ледяной, неестественный голос.

Мускат выпучил глаза и застыл, уставившись на вздымающийся перед ним силуэт.

— Давай, я сказал!

Земной пони колебался.

Еще одна затрещина — и он рухнул на колени.

— Кто ты?! — воскликнул Мускат разбитыми губами.

Тень толстяка упала на него, и воин увидел, как круглое лицо опало, а потом натянулось туго, точно кожа вот-вот лопнет. «Колдовство! Но как? Он держит браслет…»

— Я — существо невероятно древнее, — негромко откликнулось жуткое видение. — И немыслимо прекрасное.

Тысячелетия назад (или Хроника Гражданских войн), глава 3.1

Приветствую вас. Извиняюсь за долгую паузу — были на то веские причины. Но сегодня позвольте представить вам новые параграфы, открывающие третью главу труда Плэгаса Найткипера. Предупреждаю: «экшн-сцен» в нем не будет, сюжет пройдет в более спокойных тонах (по крайней мере, надеюсь на это). Скорее, они станут своего рода «затишьем перед бурей» (о которой — спойлер — в параграфах будет намек), которая породит вторую сторону будущего конфликта. Ну, и постарался описывать события как можно интереснее. Хотя, не знаю, не разучился ли я писать за прошедшие два месяца. Прошу оценить старания и благодарю за понимание. Усовершенствованные версии прошлых параграфов будут опубликованы в Книге фанфиков к концу месяца или в начале следующего. Приятного вам прочтения.

Глава III
Начало Герцогства Найткипер.

Параграф 1Параграф 1
Последствия войны. Как появились пони на полуострове Мун

Признаться, когда я впервые брал перо, чтобы написать этот труд, я не представлял, что описание предшествующих Гражданской войне событий окажется столь… масштабным. Я благодарен своим любознательным читателям за то, что вы продолжаете держать мое сочинение в своих копытах. И я могу вас заверить: к событиям конфликта, о котором я обещал вам написать, мы становимся все ближе. До этой главы мной были затронуты события общей истории. Теперь настало время для того, чтобы рассказать о происхождении второй стороны конфликта — Герцогства Найткипер. Узнав больше о корнях его, можно будет понять, почему же оно решилось начать военные действия против Кантерлота и персонально Принцессы Селестии, дабы освободить Принцессу Луну из заточения и вернуть ей власть.

Вторая война Освобождения завершилась, тиран был наконец повержен, и все Королевство после семидесяти трех лет усобиц облегченно вздохнуло. Но не в полную силу. Кое-где чудовища совершали свои нападения. Оставались еще лоялисты и бандиты, не спешившие складывать оружие, но их сопротивление войскам Сестер и суверенов заведомо были обречены на провал. Произошло это потому, что пони, особенно из центральных районов, прекрасно помнили, насколько им «хорошо» жилось при Дискорде, да и тем, кто проживал в Герцогствах и Вольных городах, войны изрядно надоели. Большей части населения Восстанавливающейся Державы хотелось заняться мирным трудом для восстановления как всей Эквестрии, так и своих родных очагов. «Партизанщина» же желала продолжения противостояния и реванша за поражение своего Короля, а разбойники просто своими действиями усиливали состояние страха у пони, так или иначе подрывая усилия новых подданных Сестер по возрождению Эквестрии. Неудивительно, что в народе данные шайки не получали ни какой поддержки. Войска подавляли сопротивление как остатков королевских вооруженных сил, так и разбойников достаточно быстро, и местное население нередко помогало обнаруживать их. И монстрам не позволяли разгуляться при осуществлении ими злых деяний. Вскоре напряженность в эквестрийском народе значительно снизилась.

Следы пережитого пони кошмара по-прежнему сохранялись по всей стране, оставаясь видимыми и даже осязаемыми для всего эквестрийского народа. Воистину, печальное зрелище представляла собой Держава, когда война закончилась. Относительно благополучно было разве что в столицах Четырех Герцогств, до которых ни копытам, ни лапам завоевателей добраться так и не удалось (случались разве что редкие восстания горожан против отдельных действий своих сюзеренов, и то не везде). Но большая часть городов, в основном находящихся в Центральной части страны и территориях, к ней примыкающих, находилась в руинах. Что уж говорить про деревни. Поборы как властителей, так и Короля разоряли их. А военные действия и карательные экспедиции чаще всего выжигали их дотла, а население принуждалось к перемещению на новые места жительства.

Особенно потрепанным, как бы это парадоксально ни звучало, оказалась столица вопреки тому обстоятельству, что она не была затронута войной. Король практически не удостаивал Кантерлот своим посещением (разве что во время смотров войск гарнизона, которые до начала Второй Освободительной войны представляли собой хоть сколько-нибудь забавные зрелища для жителей столицы из-за шуточек монарха над солдатней). Все важные совещания также проходили на поляне неподалеку от Вечнодикого леса (1). Король не проживал в городе, предпочитая ему свое пространство хаоса, а Тронный зал, военную ставку он обустроил на той же поляне. В результате город, предоставленный самому себе, быстро приходил в упадок. Восстановить Кантерлот из руин, в которые превращалось все больше домов, очистить улицы от накапливающейся грязи, остававшейся как от выходок Дискорда, так и вследствие действий самих упавших духом столичных пони, население не решалось, опасаясь ответных действий со стороны непредсказуемого Короля.

Весьма красноречиво о состоянии города (как и всей страны, переходившей от Первого Королевства и чреды междоусобиц ко Второму Королевству и новой Эре) может рассказать судьба Тимблского Королевского Дворца. Он пустовал все это время со дня той злополучной Коронации: столичные пони попросту не находили в себе отваги заглянуть туда. В результате чего дворец, который, в отличии от обычных домов и вовсе остался без какого-либо присмотра, стал ветшать, и в конечном счете оказался в таком состоянии, что здание стало представлять серьезную опасность для жизни и здоровья пони. В итоге его пришлось снести вскоре после освобождения Кантерлота, а на его месте был заложен (и выстроен в считанные месяцы, во многом благодаря аликорновой магии) новый замок, названный Кол-Паравалем — в честь резиденции дяди и тети новых монархов Эквестрии.

Но наиболее важным последствием были потери противостоящих сторон и мирного населения. Сотни пони лишились своих жизней за истекшие семьдесят лет, и в течение Второй войны Освобождения потери стали еще более лютыми. Сама по себе гибель населения, как бы это цинично ни звучало, не является большой бедой. В конце-то концов, демографические пробелы вполне можно восполнить, особенно в мирное время. Куда более ужасающими являются следствия демографических потерь. И главным среди них является увеличение числа жеребят-сирот. Война не щадила никого: ни добровольцев, ни рекрутов, ни жеребцов, ни кобылок — не делала различий между благородными пони, горожанами, крестьянами, между мирным населением и солдатами, между сторонниками Короля и теми, кто поддерживал Сестер, поглощая каждого с неимоверной жадностью. И к концу войн и междоусобиц детей, оставшихся без какого-либо, особенно, родительского, попечения, стало слишком уж много. Организовывались для них приюты, но и те не справлялись с таким количеством жеребят-сирот (впрочем, не все властители, ответственных за эти дела, особо старались). Так, Герцогиня Янхуверская писала в Кантерлот, что «Мы не можем при всем желании разместить всех сирот в наших приютах: мест не хватает, а новые приюты организовывать мы не имеем возможности: нет ни средств, ни помещений». Новый же Герцог Филлидельфийский — из-за малолетства оставшегося сиротой наследника, Оливера Хантера (2), им стал один из ближайших полководцев Селестии, Прайд Шиммер (3) — указывал следующее: «Не бывать сиротам из низших сословий под одной крышей с благородными сиротами, иначе различия между слоями сотрутся, что приведет лишь к хаосу…»


А меж тем обстановка могла принять катастрофический оборот. Несчастным детям, особенно, беспризорным, терять было нечего, да и войны повлияли на их неокрепшие умы не лучшим образом. Поэтому лоялисты и бандиты могли с легкостью привлечь их к себе (4). Пополнение жеребятами вражеских отрядов могло привести лишь к продолжению вооруженных противостояний и бессмысленному (если не преступному, с точки зрения элементарной морали и нравственности) кровопролитию в отношении этих жеребят. Возникали справедливые вопросы: как уберечь сирот от такой угрозы, как оказать им ВСЕМ надлежащую помощь и предоставить уход, ласку и заботу, столь необходимые для них?

Тогда-то у Принцессы Луны, которая исходила не только из вышеперечисленных государственных соображений, но и из искреннего сочувствия к несчастным жеребятам, начинал зреть замысел о том, чтобы взять ВСЕХ сирот Второго Королевства под свое крыло и найти для них землю, которая была бы как можно дальше от пепелищ и развалин, оставшихся после войны, и в которой сироты выросли бы счастливыми пони, которые не знали бы печали и страданий.

Но куда можно будет увести детей? Столицы Герцогств и Вольные города, менее других местностей Эквестрии затронутые войной, и без того были переполнены сиротами и беспризорными. А поскольку других мест, не разоренных боями, в стране не оставалось, то сирот можно было лишь вывести за пределы страны. Но в Долине Королевской Знати противостояние только разворачивалось. Да и едва ли грифоны позволят жеребятам спокойно жить, не говоря уже о суровом климате большей части Долины. К востоку от Материка так же хозяйничали грифоны, которые едва ли потерпят новых соседей, с которыми придется делиться богатствами и землями. К тому же там обитали — и обитают по нынешнее время — медвежухи. Их кровожадный характер пони был известен. Грифоны сами кое-как отбивались от данных чудищ, а жеребятам им тем более не противостоять. В земли аликорнов, под присмотр дяди и тети, тоже не следует отправлять. Во-первых, компания пролетит над землями драконов и ее обитатели более непредсказуемы, чем грифоны, и пострашнее медвежухов; а во-вторых, сестра узнает о новых обитателях от Обливиона и Элеоноры и будет недовольна. Поэтому сперва, подумала Луна, следует поговорить с Селестией по поводу этого плана, а уж потом его реализовывать.

Ответом Принцессы Селестии стал категорический отказ. Обсуждение данного вопроса стал первым серьезным конфликтом между Сестрами. План Принцессы Ночи был охарактеризован Селестией как «поспешный, необдуманный, подрывной, опасный и просто авантюрный». По мнению старшей сестры, это решение могло привести лишь к сокращению населения Эквестрии, труд которого был бы столь необходим для возрождения страны. А если над Королевством вновь нависнет угроза (например, решатся на набег северные или восточные грифонские племена), кто будет защищать от нее? Могущества одних Принцесс было недостаточно ни для защиты Королевства, ни для его возрождения. Главная мощь страны заключается, продолжала Селестия, в сплоченности ее населения, которое Принцессы обязаны вдохновлять на боевые и трудовые подвиги. А Луна своим планом якобы задумала эту сплоченность расколоть, ослабив тем самым и Эквестрию, и ее народ. Вся эта отповедь завершилась после слабой попытки Принцессы Ночи хоть как-то возразить, сославшись на опасность такого числа обездоленных сирот, запретом на какие-либо действия в отношении несчастных детей.

Госпоже пришлось молча проглотить свою первую обиду на сестру. Впрочем, она была готова к такому развитию событий. Поэтому размышления о том, куда переместить тех детей так, чтобы они находились подальше от последствий боевых действий, но при этом не так далеко от Эквестрии, были не такими длительными. Госпожа вспомнила, как ее тетя тайно поведала ей — более преуспевающей в астрономии и географии, чем Селестия — об одной такой земле, что была расположена на западной окраине нашего Материка. Она никогда не входила в состав Понилэнда, Трех Племен или Первого Королевства. И никогда копыто земного пони, пегаса или единорога не ступало на нее. Она была защищена густыми и труднопроходимыми лесами, через которые земные пони и единороги не решались идти, а пегасам было неинтересно, что за ними располагалось. Но ходили среди племен легенды, что эти леса — портал в иной мир. Именно за ними Солнце завершало, в соответствии с мифологией пони, свой ежедневный путь, уступая свое место луне. Туда же вслед за ним уходили и почившие пони, обретая покой и Гармонию под сенью ночи и звездным небом. Аликорнам же прекрасно было известно, что если и есть осязаемый портал в иной мир, то явно не за этими лесами (правда, они полагали, что он находится по ту сторону океанов, известных нам сейчас как Северный и Южный Лунные океаны — или сами океаны и есть порталы).

За ними, по словам Элеоноры, располагался обширный полуостров, названный ею «Мун» в честь своей новорожденной тогда племянницы, родившейся в ночь полнолуния. Он, по словам Королевы, поразил ее разнообразием, богатством и красотой девственной, не затронутой копытами пони и лапами иных существ природы. Располагались там мощные горные цепи и одинокие, но гордые вершины, расстилались обширные луга и леса, были и озера (преимущественно пещерные) с небольшими речками. Словом, настоящий рай тем, кто бы там поселился. А кроме того, чем дальше полуостров уходил на запад, тем шире он становился. Так что места в нем хватило бы многим. Например, большинство сирот обрели бы в нем свой дом. Эта земля показалась Принцессе просто идеальной для осуществления своего замысла. Тем более, что о полуострове том знали немногие: члены свиты Элеоноры, которым было приказано молчать об этом открытии перед кем угодно, даже перед Обливионом, Принцесса Луна и сама Королева, которая к тому же объявила младшей своей племяннице, что дарит ей полуостров (о котором попросила также никому не рассказывать, даже собственной сестре).

Ее Высочество, вспоминая и размышляя о тетушкином рассказе, хвалили себя за то, что они исполнили ее волю, и этот факт ныне предоставлял Принцессе преимущество. При всем своем желании Селестия не сможет найти сирот, которых Повелительница Ночи заберет с собой. Никто, даже стражи, которых Селестия «на всякий случай» приставила к своей сестре после того разговора, и сама Солнцеликая Принцесса, не сможет остановить ее. Благо, Луна была еще и прилежной ученицей великого Стар Свирла. А он, между делом, обучил ее магии, способной навевать сон (полезное, согласитесь, умение для той, кто будет поднимать ночное светило). Волшебных навыков и аликорновой мощи хватило моей Госпоже для создания заклинания, которое в одну из весенних ночей 2-го года После Воцарения Сестер, погрузило в сон почти всех пони Кантерлота, включая Принцессу Дня. Не подействовало оно лишь на жеребят-сирот, как на тех, что жили в приютах, так и на беспризорных, чего Принцесса Ночи и добивалась. Дети откликнулись на зов моей Госпожи и отправились (вернее сказать, улетели) вместе с ней к далеким и неизвестным ранее пони землям. Причем легенды, ходившие на моей малой родине, гласили, что летели наши предки под воздействием магии, излучаемой светом полной луны (5). Вскоре все кантерлотские сироты были доставлены на полуостров. Расположив их, обеспечив всем необходимым на первое время и обещав вскоре вернуться, Луна вернулась в столицу, где ей пришлось при пробуждении ее обывателей еще и стереть память им о том, что приюты были переполнены сиротами (и вообще о том, что когда-то в Кантерлоте были приюты).

Но одна пони все-таки не забыла об этом: это была Принцесса Селестия, которой удалось сбросить с себя сестрицыны чары, когда было уже поздно и дети ушли вместе с Повелительницей Ночи. Можно представить себе негодование Селестии на Луну за то, что та ослушалась. Но будить столицу и поднимать тревогу Принцесса Дня не стала. Селестия ведь понимала, что подтолкнуло мою Госпожу на такое действие (хотя и не выдавала это внешне), при этом все-таки думала, что была в этом споре права. Да и раз «поезд ушел» — какой смысл за ним гнаться, тем более что Селестия и правда представить себе не могла, куда сестра увела жеребят. И наверняка, коль скоро замысел по эвакуации детей был так блестяще исполнен, значит, и все детали его были тщательно спланированы. Что предполагает в том числе и грамотно подобранный подход к воспитанию этих сирот. И в этой ситуации остается лишь довериться сестре. Пока не будут найдены те земли, куда Луна доставила жеребят.

Поэтому, когда Принцесса Ночи вернулась в Кантерлот, Селестия не подала вида, что скинула с себя чары и позволила младшей сестренке применить к себе заклинание памяти (а сама заблаговременно выпила зелье для предотвращения действия этого заклятия — чего-чего, а хорошо готовить волшебные снадобья у Стар Свирла Бородатого она обучилась). А утром Селестия как бы невзначай спросила Луну, где она пропадала всю ночь, ведь, если бы та не успела в нужный час, Селестии пришлось бы самой пробовать опустить светило сестры. Госпожа заволновалась (решив, что ее «поймали за копыто» и, наверное, будут вырывать информацию о том, где находятся сироты), но нашла слабое оправдание, что летела она к Кристальным горам обсудить ход восстания. И Селестия еще раз притворилась, что удовлетворена объяснениями сестры. Луну, несмотря на облегчение, все-таки затронули сомнения в искренности соправительницы. Почему та не стала уточнять детали поездки в Долину Королевской Знати, например, почему не спросила о результатах переговоров с семейством Аморе… Тогда же был сделан второй шаг к роковому Дню Летнего Солнца: Принцессу Ночи задели слова о том, что Селестия, возможно, «опустила бы ее светило».

После этих событий Ее Высочество время от времени ездила по городам и землям, якобы чтобы проверить ход восстановительных работ. Отчасти так и было. Но Госпожа также приезжала туда, чтобы забрать сирот к себе на полуостров. Кое-где местные власти (например, в Янхувере и Клаудсдейле) оказывали посильную помощь (6), а где-то (в Филлидельфии, в частности- и несостоявшийся Герцог Оливер оказался в числе обитателей Муна) пришлось проделывать тот же самый алгоритм, что и в Кантерлоте. Все больше и больше пони прибывало в тайные владения Принцессы Луны. В те годы ей приходилось часто приезжать в Янхувер, в Тол-Тэлл или Кристальное Герцогство — официально, чтобы почтить память павших во Второй освободительной войне (или оказать помощь повстанцам), а на самом деле — чтобы быть ближе к жеребятам Муна, ставшим для нее как родные дети. Госпожа навещала их, проводила с ними время, играя и обучая подопечных (в первую очередь — Гармонии и Дружбе, обеспечивающим мирное сосуществование, и практическим навыкам, позволявшим выжить), помогая им в организации устройства поселений, разрешая споры и т.д… И настолько обитатели полуострова полюбили свою Принцессу, что иначе как «матерью» ее не называли.

Время шло, дети подрастали, их поселения развивались. Многие нашли своих «особенных пони», сформировывались новые поколения, а между отдельными разрозненными поселениями усиливались контакты, позволившие их жителям потихоньку ощущать себя единым народом. Принцесса Луна все реже посещала своих уже выросших подопечных, занятых своими повседневными заботами. Но новые поколения жителей ждали ее визитов с нетерпением, как великого праздника. И спустя длительное время «Дети Ночи» продолжали любить свою «маму», ставшую для них объединяющим звеном и символом, сохраняли знания, которым она обучила их предков. Так жизнь и текла на полуострове Мун (7), пока однажды вследствие ряда событий жизнь местных пони не перевернулась по-крупному.
__________________________________________________________________________________ _
(1) Той самой, где Дискорд в свое время совещался (если так можно сказать) с монстрами, в том числе в тот день, когда было решено наслать Виндиго на пони (прим. Плэгаса);

(2) Верно, это отсылка к известному сироте Оливеру Твисту (прим. автора);

(3) Английское слово «Pride» означает «Гордость», в данном случае сословная гордость. Фамилия взята у Сансет Шиммер не случайно. Позвольте мне тем самым обозначить основателя ее фамилии. Причины будут пояснены в следующем параграфе. К тому же такое горделивое высказывание могло быть присуще Сансет, которую еще не исправила встреча с Твайлайт и ее подругами-людьми (прим. автора);
(4) Власти Свободных Земель и Вольных городов даже зафиксировали эти случаи (прим. Плэгаса);

(5) Так было показано в клипе «Дети ночи», взятым мной за основу параграфа (прим. автора);

(6) В тех городах с улиц исчезли лишь беспризорные жеребята-сироты, а в приютах дети получили возможность выбирать между тем, чтобы остаться (и тогда с них брали честное слово, что они не расскажут о предоставленном выборе) и тем, чтобы отправиться вместе с Принцессой на полуостров (прим. Плэгаса);

(7) Подробнее об этой жизни будет рассказано в следующем параграфе (прим. Плэгаса).


Параграф 2Параграф 2
Спичка, разжегшая пожар, или Три согласия.

Вопреки тому, что в моей малой Родине День Летнего Солнца вновь входит в число праздничных дней, впервые его там отметили без торжеств. Не помогло даже посвящение возвращению в Эквестрию и на Престол Принцессы Луны. Впрочем, у населения полуострова Мун были на то две веские причины. Во-первых, крепко засела в головах моих соплеменников ассоциация этого дня с изгнанием нашей Госпожи. После него предками была пролита немалая кровь ради ее неудачного освобождения, при этом удалось все же отстоять свободу полуострова от «тирана». С этим убеждением население моей малой Родины существовало на протяжении всего истекшего тысячелетия, и времени, прошедшего с заключения Второй Ленной грамоты, прошло слишком мало для его изменения. Во-вторых, в один из Праздников Летнего Солнца спокойная жизнь коренного населения Муна оказалась нарушена, хотя событие, из-за которого это случилось, было небольшим по масштабу, хотя и неординарным по сути.

Прежде чем говорить, что произошло, вас следует познакомить с тем, из-за кого это случилось. Во второй половине III века после Воцарения Сестер при Кантерлотском Дворе одной из заметных фигур была Барбара Кармен (1). Будучи представительницей одного из знатных родов столицы, она оказалась при Их Высочествах в качестве фрейлины. Однако, будучи еще широко одаренной и любознательной кобылкой, Кармен считала свое положение стесненным. Велико было влияние книг из домашней и дворцовой библиотеки, особенно тех, в которых говорилось о жизни в других областях страны. Дух путешествий и жажда нового познания будоражили ее разум и заставляли сердце трепетать в волнении.

Барбаре нередко поручали в соответствии с дворцовым регламентом встречать представителей Свободных земель и Вольных городов и сопровождать их до Тронного зала, а затем провожать в гостевые комнаты. Фрейлина при этом нередко спрашивала у графов- посланников об их землях или уточняла уже известную ей информацию о них. Но послы не отличались словоохотливостью. На Барбару даже поступила жалоба, после которой, по просьбе прямой хозяйки — Селестии — пришлось Кармен дать слово умерить свою любознательность. Но вскоре после этого в Кантерлоте появился пони, который разглядел во фрейлине потенциал. Звали его Феликс Эллипс (2), граф Ниагарский — дамский угодник и убежденный холостяк, один из богатейших вассалов Герцога Филлидельфийского Спейсера (3)Шиммера, с поручениями от которого прибыл в столицу.

Граф подобрал ключи к сердцу Кармен достаточно скоро. При первой дежурной встрече, он заметил в глазах фрейлины блеск любопытства, который та пыталась сдержать. После аудиенции Феликс сумел разговорить засмущавшуюся от его проницательности Барбару. Его Сиятельство охотно отвечал на им же выуженные вопросы, но позволял себе не договаривать, мол, его сюзерен не ограничивал во времени переговоры с Центром, поэтому для подробностей найдутся минуты. И они находились, становясь все увлекательнее. По крайней мере, для Барбары, которой даже казалось, что граф ради нее растягивает переговоры с Их Высочествами (4).

Наконец, Его Сиятельство сказал фрейлине о своих заботах. Похвалив ее за любознательность, которая подкреплялась эрудицией («Редкое и такое полезное, я бы сказал даже горячее сочетание», — как отметил наш льстец), граф заявил, что как раз такой пони ему и нужен для одного дела. Он объяснил главное значение своей земли: озеро вблизи водопада и принадлежащие Эллипсу речные заводи кишат рыбой, которая и является основным ресурсом графства. В ответ на справедливое замечание Барбары, что пони рыбу не едят, Эллипс заметил, что ею охотно питаются грифоны. Речь шла о тех самых восточных племенах, о которых я упоминал в прошлом параграфе. Филлидельфия исправно торговала с ними рыбой, а также поставляла ее их каганам (5), жутко недовольным помощью Эквестрии мятежниками из Долины Королевской Знати. Это была платой за то, что грифоны не устроят в ответ вторжение на восточное побережье страны пони. Строго говоря, именно благодаря тому, что товар пришелся им по вкусу, предводители отказывались от планов воевать с Эквестрией. Прежде было достаточно определенной массы всей выловленной рыбы. Но с новым каганом, женатым на сестре предводителя северных грифонов, обитатели Востока стали привередливее и переборчивее. Вожак потребовал от Герцога Филлидельфийского в качестве дани определенного количества таких-то видов рыбы, основным поставщиком которой было графство Ниагарское.

Эллипс, воспользовавшись тем, что Герцог направил его в Кантерлот с поручениями, также решил просить у Принцесс прислать ему ученого, который бы выяснил, где какая рыба преимущественно обитает, в какой период и составил соответствующую карту местностей. Но графа не устроили «далекие от народа горделивые снобы» из столичной научной среды. А эрудированная и стремящаяся к новому знанию юная Барбара Кармен вполне сгодилась бы для выполнения этой задачи. Чрезвычайно обрадованная таким доверием (и не в меньшей степени очарованная графом), фрейлина согласилась с этим предложением.

Кармен не просто успешно справилась со своей основной миссией. Общение с крестьянами (поддерживаемое совместным с ними трудом, что их приятно удивляло и располагало к кобылке и к беседам), дало ей много информации об особенностях и причинах, по которым та или иная рыба обитает в определенных участках. Кроме того, на карте, составленной Барбарой, были обозначены места наибольшего распространения культур злаков — у землепашцев удалось параллельно с «рыбными исследованиями» выведать многое об особенностях выращивания хлеба в разных местностях владений Эллипса.

Составленный на основе результатов изысканий труд «О некоторых направлениях хозяйства в графстве Ниагарском», представленный на очередном Гранд Галлопинг Гала Феликсом и его фавориткой, произвел на делегатов сильное впечатление. Книга вызвала симпатию к Герцогству Филлидельфийскому, пони которого не покладая копыт трудятся для сохранения мира с восточными грифонскими племенами. Было вынесено ряд решений, предоставивших данной Свободной земле значительную финансовую и материальную помощь со стороны остальной Эквестрии. Сам трактат был неплохо оценен придворными учеными Кантерлота, отметившими большую ценность и подробность изложенной в нем информации. Сестры ввели Барбару Кармен в штат придворных географов. Но главной своей награды кобылка так и не дождалась. По окончанию Гала ее возлюбленный поспешил распрощаться с ней. Он сказал, что тщательно должен обдумать перспективы брака, на возможность которого недвусмысленно намекнула бывшая фрейлина, да и самой Кармен лучше будет, по словам графа, выполнять свои обязанности, находясь при Принцессах. Феликс, будучи неисправимым холостяком и любителем прекрасного пола не мог позволить связать себя семейными узами и обязательствами. При этом он ощущал, что в сердце зарождается чувство к кобылке, большее, чем обычная симпатия…

Словом, Эллипс, щедро вознагражденный (в том числе, землями) Филлидельфией и Кантерлотом, вернулся в свои владения. Там он вел свое хозяйство в соответствии с книгой фаворитки, заводил новые романы, но поддерживал с Кармен переписку, в которой не жалел теплых слов в ее адрес, продолжая уклоняться, как мог, от вопроса женитьбы. А Барбара тем временем предпочитала не сидеть в стольном городе, обрабатывая поступающую со всех концов Королевства информацию, а сама отправляться в экспедиции, изучая природу и хозяйство Свободных земель. Однажды, в 289 году После Воцарения Сестер, по возвращению из очередной экспедиции в Янхуверское Герцогство Барбару Кармен ждала ужасная новость: ее возлюбленный, ее покровитель Феликс Эллипс скончался. Географ впала в глубокую депрессию. Не утешила ее и новость о том, что преемник Феликса — его племянник Циркул (6), — некогда по-юношески, безответно влюбившийся в кобылку (она была старше на несколько лет, но при этом поддерживала дружеские отношения), назначил ей внушительную по тому времени ежегодную пенсию. В какой-то момент Барбара, казалось, все же смогла найти в себе силы успокоиться, с прежней энергией и самоотдачей приступить к своим обязанностям. Она замыслила новую экспедицию — в Герцогство Толл- Тэллское для изучения лесных массивов и ресурсов. Принцессы не стали отказывать ей в осуществлении этого плана.

Но никто не понял тогда истинных намерений Барбары. Она стремилась к тому самому Заповедному лесу на западной границе страны, чтобы, пройдя через него, вернуть в мир живых любимого или остаться с ним по ту сторону. И когда экспедиция прибыла к месту и, вопреки предупреждениям крестьян, начала обследовать окраину леса, Барбара отдлилась, как бы случайно, от своих спутников. На слабые крики, которые стали доноситься далеко за хвостом время спустя, Кармен уже не отзывалась, а просто шла вперед, навстречу, как ей казалось, вечности… Те долгие дни, которые она потратила на это путешествие, вскоре показались ей настоящим Тартаром… Приведу несколько строк из ее "Объяснительной", посвященной данной экспедиции:

«Шел канун Дня Летнего Солнца… Мне показалось, что для меня наступила последняя ночь. Тело ныло от усталости и бессилия, ноги болели и подкашивались, запасы практически закончились. Я не могла уже ни повернуть назад, ни идти вперед. Не могут живые войти в мир мертвых, если сами не умрут — и я умирала. Лес казался бесконечным, чувствовалось, будто он отнимает у меня все силы, дабы приблизить мою кончину. Но я говорила себе, что должна сама пройти этот огромный, труднопроходимый лес и добраться до заветного края, что я живой должна увидеть любимого…

И вдруг, к удивлению для себя, я увидела, что деревья начали редеть, еще больше меня поразило то, что небо вдали становится синим: слава тебе, Селестия, наступало утро… которого в том мире не должно было быть… Собрав волю в копыта, последние усилия я отдала для решающих рывков… И рухнула от усталости без чувств, добежав до западной окраины леса».


Географ очнулась лишь, когда солнце было в зените. Увидев это, Барбара окончательно убедилась, что лес привел ее не в потусторонний мир, а, значит, все старания были зря. Но кое-что заставило ее, насторожившись, встать на ноги. Это было раздававшееся неподалеку пение на эквестрийском языке. Подойдя поближе к его источнику, кобылка увидела… пони, самых что ни на есть материальных, собирающих грибы и ягоды. Они не могли заблудиться: слишком уж радостными и полными сил они выглядели — одно пение чего стоило. Собиратели не могли быть крестьянами Герцога Толл-Тэллского: чего ради им много дней проходить через этот лес, если сами боятся в него заходить? Эти пони были местными, как бы то невероятно ни звучало. А, значит, неподалеку находится их поселение. Причем Барбаре не стоит опасаться, что там обитают разбойники: зачем бандитам занимать лес, обходимый стороной обычными пони? Настроены собиратели, к тому же, миролюбиво. Может, если последовать за ними, местные пони предоставят приют и провизию, — подумала путешественница. Не обманули ее ожидания. Увидев потрепанную, уставшую путницу, те странные пони решили ей помочь.

Окрепнув и отдохнув, Барбара ощутила, что ей необходимо подробно изучить уклад тех, кто ее выручил. Географа заинтересовало, что жизнь была так похожа и так отличалась от быта жителей Эквестрии, хотя обитали ее спасители, можно сказать, в двух шагах от Королевства. По крайней мере, верховный старейшина поселения — Мист Фог (7) — заявил своему визитеру, что его народ знает путь на восточную окраину Заповедной чащи, который займет гораздо меньше времени и отнимет не так много сил. Но любознательная ученая попросила предводителя позволить остаться ей в поселении на некоторое время, и тот простодушно согласился. А ведь у Барбары Кармен тогда была возможность уйти этим путем сразу же, тогда, вероятно, история полуострова Мун и остальной Эквестрии была бы иной.

Жители поселения считали себя эквестрийцами, поэтому приняли Барбару как свою сестру. И соглашались с ней на разговоры — что плохого может быть от общения с честной соотечественницей. Новые знакомые Барбары хорошо знали раннюю историю Эквестрии, вплоть до Воцарения Аликорнов. Безошибочно был даже назван текущий год по эквестрийскому календарю. До глубины души поразил кобылку и рассказ о том, как предков этих пони — сирот из Толл-Тэлла (поэтому поселение называли Тэлл-Тол)- вскоре после Второй Войны Освобождения сюда доставила Принцесса Луна, чтобы уберечь от страданий и дать им свою заботу. Правда Луну здесь не видели наяву уже давно — разве что отцы и матери, дедушки и бабушки нынешних обитателей поселения встречали Маму — так они называли и относились, как мы помним, к младшей Принцессе — еще жеребятами. С тех пор прервалась их связь с Большой Эквестрией, но поселение поддерживало тесные, в основном, торговые, контакты с другими Детьми Ночи — моими предками.

Роднило их ощущение братства среди соплеменников. Совместными усилиями ими выращивался хлеб, овощи, фрукты, добывалась вода из гор и озер. Если соплеменнику угрожала опасность со стороны хищников, те, кто непосредственно рядом находился с ним, давали им суровый отпор. Но Дети Ночи предпочитали борьбе мирный труд, хватаясь за оружие лишь в критических случаях. Если наступало стихийное бедствие, все обитатели поселений объединяли свои усилия, чтобы его превозмочь и устранить последствия. При всем этом раздорам и возвышению одних пони над другими не было места на полуострове Мун — ведь под угрозой было общее выживание. И память о кровавых усобицах, унесших множество жизней и причинивших жителям Большой Эквестрии множество мучений и лишений (от которых Мама пыталась спасти их предков), была сильна.

Наиболее важные вопросы, включая распределение провизии, решались на собрании всех пони поселений. Для разрешения менее масштабных вопросов и споров между соплеменниками, организации хозяйства собрание избирало старейшин. В некоторых поселениях старейшины или собрания также выбирали вождей. Как правило, временно, но кое-где и на постоянной основе. А в одном поселении, основанном выходцами из Филлидельфии, была и целая династия вождей — потомки того самого осиротевшего и лишенного престола по малолетству Оливера Хантера,- потому называли поселение Хантервилль (формально, впрочем, нового предводителя все-таки выбирали). Но это были пони, обладавшие правом решающего голоса в совете старейшин и собрании соплеменников в особо трудных случаях, а иногда и являвшиеся единоличными судьями. И не более того. Никаким иными привилегиями, даже повышенной долей добываемой еды, ни вожди, ни тем более старейшины, не обладали, в отличие от эквестрийских графов и Герцогов. Считалось у моих предков, что подобного рода власть является долгом ее носителя быть старшим братом для соплеменников и обязанностью держать ответ за свои действия перед Матерью.

Естественно, это казалось Барбаре непонятным и даже диким. Хотя поселения полуострова вполне походили по устройству на Вольные города, значит, вмешательство в их внутренние дела недопустимо. И все же в кобылке внезапоно взыграла… жалость к их обитателям. Барбара обратила внимание на то, что некоторые технологии поселенцев устарели (зерна переламывались не на ветряных мельницах, а большими жерновами, работавшими на тяге пони). Кроме того не было вообще ряда направлений хозяйства у ее новых знакомых (например, скотоводства, из-за чего у поселенцев не было молока, а вместо шерстяной одежды изготавлива
Читать дальше →

Рухнувшие небеса - Часть 1-3 [ZFUR]

В юверди скрешн из эдвайс

Дорогие читатели!
Хочу предупредить вас о том, что в данном посте, как и в самом рассказе нет пони! Будьте бдительны! Это поможет сэкономить моё и ваше время, а так же предотвратить возможные конфликтные ситуации.
Так же осмелюсь просить относиться к данной работе не предвзято и объективно.
Не будьте бяками, выкажите толерантность и уважение!


Для смельчаков - Врата открыты!

Черновик пролога повести "Невеликий инквизитор"

Приветствую!

Решил я тут покосплеить немного Джоржа нашего Лукаса. А именно… Есть у меня, как я уже говорил, туева хуча головопушек складывающаяся в целый сеттинг, и даже пару рассказиков в нём я уже написал. Но с этими героями у меня есть задумки для нескольких крупных историй, и я начал со второй. Я отдаю себе отчет, что многие вещи в этом тексте могут оказаться непонятными, но тут важно было не раскрыть суть работы артефактов, а передать отношения персонажей друг к другу. И вот вопрос: получилось или нет? Так ли уж критично отсутствие знаний о том, что делает кольцо, или кто такие Дикие?

Да, и на грамматику и запятые всякие прошу особого внимания не обращать — черновик же ж! В релизной версии оно конечно же будет вычитано.

Читать дальше →

Внезапные работы. Архив статей


Доброго времени суток, табунчане. Более чем год назад, был сделан вот этот пост. Тогда мы только начинали оживлять блог и потихоньку наводить порядок. Вот настал момент, когда блог вновь ожил и работает в штатном режиме. Однако не стоит забывать ранее обсуждаемый материал, что публиковался здесь давным-давно. В чем же дело, спросите вы? Как обычно, прошу под кат.

Читать дальше →

"Добавить по вкусу" [закрыт]

Здравствуйте!

Я написал фанфик. Это не первая моя работа, я уже пописывал рассказы (в том числе и о пони), но немного и, судя по отзывам бет, не слишком хорошие. Но этот фанфик в чём-то особенный. Раньше даже над небольшой зарисовкой я сидел минимум несколько дней, а тут спонтанно появилась мысль, и писалось легко и быстро. Как-то само.

И так же спонтанно я решил его выложить сюда на обсуждение. Я хотел бы получить оценку: что у меня получилось? Особенно это волнует из-за того, что писалось на одном дыхании — опыт для меня новый. Разве что, я прогнал рассказ через проверку орфографии и пунктуации.

И ещё одна просьба. При перечитывании у меня возникло ощущение, что я что-то случайно сплагиатил. Может быть, кто-то из прочитавших это обнаружит.

Благодарю.

Размер: ~970 слов
Персонажи: Бон-Бон, Пинки, Лира
Жанр: Повседневность, Драма(?)
Рейтинг: —
Комментарии: —
Аннотация: Строго следовать рецепту или импровизировать? Бесспорно, у каждого повара свой подход. А существует ли рецепт дружбы, от которого можно было бы отступать?

Гуглодоки: docs.google.com/document/d/1U01EeqH-PBERISyxypNvKMlEmHAbq-5oTulgprtkpFU/edit?usp=sharing

Тысячелетия назад (или Хроники Гражданских войн) Глава 2.4.

Приветствую вас снова. Сегодня я, наконец-то, выкладываю, последние параграфы второй глав, которые также заканчивают с «общей историей Эквестрии». Начиная со следующих параграфов и следующей главы эквестрийская история вплоть до Гражданской войны, включая этот конфликт, будет рассматриваться сквозь призму истории Полуострова Мун и Герцогства Найткипер. А пока еще одно небольшое объявление. В скором времени этот фанфик будет опубликован, в редакции в соответствии с вашими замечаниями и предложениями (предупреждаю, не все из них я смогу применить) в «Книге фанфиков». Ник, под которым я публикуюсь, будет тем же, что и здесь. Но об одном из изменений я сообщу сейчас: 3 параграф 2 главы передается в 1 главу, поскольку связан с ней гораздо больше, да и 2 глава слишком большая по своему размеру. Именно поэтому в предыдущей публикации нарушена нумерация глав. Надеюсь, что и эти параграфы вас не разочаруют. Как всегда, прошу оценить. Приятного вам чтения.
PS. Прилагаю и карты, извиняюсь заранее за возможную криворукость их составления.

Параграф VIIПараграф VII
Тропа к новому Единению

Естественно, в Янхувере на военном совете, что собрался спустя несколько суток, Герцогиню ждал шквал критики из-за такого решения. Как же так – отступить на пороге победы? Что дальше – ждать Герцога Филлидельфийского под стенами Янхувера, а может, ему еще и ключи от города вручить сразу? Однако Герцогиня ответила на это хладнокровно: «Вы слышите себя? Я вот не уверена, что вами, да и мной, не утрачена эта возможность». Пони, что присутствовали в зале, переглядывались меж собой недоуменными взглядами. И тогда Спичч приказала привести в зал из госпиталя десятника Труфа Белля (1), жестоко покалеченного во время битвы. Вот что он заявил:
«Начав службу еще при матушке Вашей Светлости, я отчаянно боролся против полчищ так называемого Короля Дискорда на протяжении почти всей моей долгой жизни. Свою преданность Эквестрии и Династии я доказывал на полях сражений, в ходе которых я получил немало увечий и ран. Однако по прошедшей недавно битве у меня накопилось несколько вопросов. Причем я и не думал спрашивать, почему нам пришлось отступать. Мой первый вопрос -для чего наши солдаты проливали кровь в тот день, у Галлопингского ущелья, во имя ли Эквестрии? Только вот не надо возражений с вашей стороны, благородные лорды, что меня в запас поставили, что я не дрался в той битве. Именно в этом заключается мой второй вопрос – почему эти увечья я получил не на поле боя, а от собственных однополчан около ставки наших войск? Что ж, надеюсь, мой рассказ вам поможет сформулировать ваш ответ.

Ваша Светлость, простите меня, старика, за то, что я ненадолго оставил свой пост во время битвы, когда вы отбыли к нашим бойцам. Слишком уж хороши были цветы в тех местах – думал передать несколько из них по окончанию битвы моим родным. Но стоило мне подойти к цветам, чтобы их сорвать, как тут я услышал сзади шорох. Я заметил, оглянувшись, три фигуры в темно-серых балахонах. У одной из них через балахон свисала большая белая борода, а две другие были размером с двух пони, если не выше.

Я хотел было позвать на помощь, но фигура с бородой сделала мне знак, чтобы я вел себя тише. Два великана левитировали надо мной два комка ваты и веревку. Бородатый пони сказал мне надеть это на уши. Сначала я стоял в недоумении, но, когда до моих ушей начало доходить какое-то слащавое пение, гиганты сами привязали мне те комки. Потом те три фигуры куда-то переместились. Я просмотрел назад и заметил, что на нашей позиции идет драка. Подумал я сначала, что филлидельфийцы прорвали оборону и уже пытаются захватить ставку, а когда я подбежал поближе, то узрел, как наши солдаты с усердием колотят друг друга. А там, где стоял мой отряд, какие-то огромные ящерицы с головами пони что-то говорили уже моим подопечным бойцам. И те принялись драться между собой, а ящерицы улетели подальше. Я приказывал своим воинам прекращать, призвал их опомниться, но вместо этого подчиненные набросились на меня и принялись бить. А потом к ним присоединилось еще несколько солдат из запасных отрядов – тоже меня стали дубасить. Как в живых остался – не узнаю, пожалуй, никогда. Решив, что с меня хватит (или, что я не оправлюсь), солдаты вновь принялись к внутренним разборкам… Я лишился сознания, когда уже наши соколы наводили порядок в этом сброде. Придти в себя смог лишь в городе».

Сначала присутствовавшие на совете стали говорить, что тем более, решение об отходе было поспешным. Похоже на то, что Герцог Филлидельфийский вступил в сговор с Дискордом, раз уж на его стороне выступают эти непонятные драконы с головами пони. Но Герцогиня Фейс Спичч вновь стала на этом собрании голосом разума. Она хорошо знала Герцога Филлидельфии, Ричарда Хантера (настоящая фамилия, которую носили дед и отец — Эйрфлай (2)). Она только взошла на свой Престол, а он был еще наследником своего, когда тот прибыл с визитом в Янхувер по поручению отца. И в знак вечной дружбы двух Земель молодой пегас (Филлидельфия была единственным Герцогством, в котором управляли пегасы) подарил единорожке два предмета. Первым был льняной гобелен с изображением битвы при Ниагарском водопаде – первом крупном поражении грифонских племен – на котором мать Фейс и отец Ричарда сражались копыто об копыто. Ныне этот гобелен украшал Тронный зал Платинного Дворца, там, где сейчас проходил этот военный совет (он и сегодня висит на прежнем месте, уже в Янхуверском музее, вернее, недавно туда его вернули из Старлайта). Второй подарок находился в комнате Герцогини – это был ковер, сделанный из шкуры мантикоры, одной из тех многочисленных чудовищ, заселивших один из лесов Герцогства и пожиравших крестьян. Тогда Ричард сам возглавил охоту на монстров и помог местному населению истребить большую часть чудовищ и выгнать остальных. Так Герцог и получил от народа прозвище, закрепившееся за всей Династией — Хантер (охотник). И чтобы такой пони, который, не щадя себя, бил монстров, желая защитить своих подданных, вступил бы с кем-нибудь из них, в том числе их Господином, в какой-либо сговор – невозможно.

Затем Герцогиня Спичч затребовала у графов, что присутствовали на совете, данные о крестьянских беспорядках в их землях. Выяснилось, что мятежами были охвачены множество деревень, из них половина вела борьбу друг против друга, в другой же половине настоящие сражения развернулись между местными жителями. А один из графов, Джонсон (2) и вовсе остался без своих владений. Пока этот вассал воевал против своего соседа, стремясь отобрать у него земли, его собственная территория, оставшаяся без всякой защиты и раздираемая внутренними противоречиями, была захвачена армией Дискорда. Джонсону пришлось пробиваться сквозь владения враждебных ему графов к Янхуверу, что ему удалось, потеряв половину бойцов. Оставшиеся участвовали в битве у Галлопингского ущелья, где проявили свою смелость, в то время, как их граф отсиживался в запасе, заявив, что его, израненного и утомленного длинным походом, нужно оставить там. К этим «ранениям» все же прибавилось еще одно – синяк под глазом от удара копытом со стороны одного из офицеров, наслушавшегося сиреновского пения (да и сам граф успел «по достоинству» оценить их певческий талант). Подоспевшие с битвы однополчане едва развели дерущихся.

«Что мы имеем, милорды? – подвели итог Ее Светлость, еле сдерживая сарказм в своем голосе, – Над нашими владениями гигантские ящерицы пропели нам свои сладкие песни, и под их воздействием мы стали браться за вилы, топоры, копья, и драться между собой. Кто, по-вашему, оказывается в этой ситуации победителем? Отвечу: Король Дискорд, который получит долгожданную для него возможность, наконец, обустроить Эквестрию по собственному усмотрению, против которого мы боролись все эти семьдесят лет. Я тоже поддалась этому пению и позволила себе сражаться против того, кто был мне, как брат!»
(4)

Тут Герцогине донесли, что ее хочет видеть Ричард Хантер, которого его подопечные доставили в Янхувер тяжело раненным. Герцог попросил передать Фейс, что должен сказать нечто важное, причем срочно. Ранения Герцога и правда были весьма серьезны: кто-то так разгрыз и перецарапал ему крылья, что теперь едва ли Хантер был способен вообще летать. Спичч заинтересовалась, кто нанес ему такие травмы. Ричард поведал, что отступление войск Фейс он счел ловушкой. Когда он об этом рассказывал, Герцог, даже сделал комплимент Спичч, отметив, что кому, как ни ему знать об уме Ее Светлости, вполне способного на такую хитрость. Хантер сам приказал своим бойцам отступить, но трубачи, посланные возвестить о приказе, не вернулись. Тогда Ричард выдвинулся во главе своих запасных частей к полю битвы. Там он видел, как его бойцы, включая трубачей, отбивались уже от грифонских отрядов и друг от друга. И над всем этим кружились, злобно смеясь, три сирены – их Герцог узнал сразу же – еще бы, после долгих лет изучения монстров и их повадок. Их песни нашли уже отклик как у рядового состава, так и у графов. Тех нескольких мгновений, которые были у Хантера, чтобы оценить обстановку хватило, чтобы ему стало ясно: отступление Фейс не являлось ее планом, и грифоны с монстрами не выступают в этом сражении на ее стороне. Ведь и он успел хорошо «изучить» Герцогиню во время своего визита, и тот видел, как она чтит память своего деда, бившегося с монстрами Его Величества, и матери, громившей грифонов вместе с отцом Хантера. И не могла она никак вступать в союз с врагами предков. А что, если…

Впрочем, об этом не было времени думать – нужно было спасать своих солдат, хотят они того или нет. Битва была тяжелой: не так- то просто вести бой и с противниками, и с собственными солдатами, готовыми разорвать тебя на части. Постепенно порядок восстанавливался, в отряды Герцога вливались новые бойцы, спасенные от орд грифонов и вырванные из гипноза. И в какой-то момент грифоны устремились в лобовую атаку и напали на предводителя враждебной им армии, начав кусать и царапать ему крылья. Когда очередь добиралась до его шеи, сквозь стену врагов прорвалось два пегаса, которые и вырвали своего командира из лап грифонов. Герцог велел своим воинам отступать, а тем, кто его нес, приказал доставить в Янхувер.

«Теперь мои владения оказались под реальной угрозой порабощения грифонами. Как, впрочем, и ваши – Галлопингское ущелье, где состоялась битва, является вашей территорией. Я же чувствую себя прекрасно, Ваша Светлость, но угнетает меня, что я не могу помочь своим подданным и что я более не могу летать…»

«Ты сможешь взлететь, и народ твой будет свободен, как и все народы Эквестрии», — раздался вдруг громогласный голос у входа в госпиталь. Все присутствовавшие обернулись и увидели, как фигура в темно-сером балахоне заходила в помещение. Из балахона свисала длинная белая борода… Десятник узнал этого пони, стал кричать о том, что ему что-то известно и его нужно схватить, пока тот не сбежал. Но фигура, казалось, не обращала внимания ни на крики Труфа, ни на изумление, охватившее присутствоваших в комнате. Странный пони лишь приближался к кровати Герцога, и никто даже не подумывал о том, чтобы его остановить, кроме протестовавшего и уже готового устремиться к Хантеру Белля. Из-под капюшона начал разливаться магический свет… Когда опомнившаяся стража и десятник уже хотели было дать отпор незваному гостю, вдруг этот самый свет заполонил всю комнату. Спустя несколько мгновений, Ричард Хантер заметил, что его крылья вновь стали целыми и невредимыми (счастливый, он тут же пронес Фейс под потолком госпиталя). Любопытные и вопросительные взгляды обратили свое внимание на этого пони. Первым в себя начал приходить десятник. Он осторожно спросил фигуру в балахоне: «Ты же не можешь быть?..» На что пони положительно кивнул своей головой, и каждый присутствовавший увидел, кто посетил их.

Когда первоначальный шок прошел, и Стар Свирл — а это был он — исцелил Труфа и всех раненых в госпитале, маг попросил у герцогов и всех, кто присутствовал, прощения за свое долгое отсутствие. Впрочем, на это у него были веские причины. И преследования сначала со стороны Триумвирата, что опорочил его имя, назвав предателем, потом – со стороны Духа Дисгармонии, не были основной из них. Заверив, что раскроет ее позже, Стар Свирл заявил о своей осведомленности и о произошедших в стране событиях, и о виновниках безобразий последних лет. При этом он похвалил Их Светлости за наблюдательность и сообразительность, которые помогли им самостоятельно разгадать причину междоусобиц.

Волшебник сказал, что знает способ прогнать сирен и переломить тем самым ситуацию. Однако для окончательной победы над самозваным Королем эквестрийскому народу, как и их предкам около двух веков назад, нужно Единение. Понимая, что обстановка в Королевстве стала иной, маг предложил Герцогам, найдя общий язык со всеми властителями Эквестрии, включая Бургомистров Вольных городов, предложить им созыв всеэквестрийской конференции и заключение равноправного договора, который способствовал бы сплочению общей Родины. Фейс Спичч и Ричард Хантер дали свое согласие и принялись готовиться к общему собранию. По настоянию Стар Свирла Бородатого, приглашения направлялись до того, как была решена проблема с монстрами.

В числе организационных вопросов, связанного с созывом великого собрания эквестрийских пони, важное место занял вопрос о его названии. Наименование «Большой совет» было отвергнуто Герцогиней сразу же: она не хотела, чтобы этот съезд — ее съезд, поскольку он должен был пройти в Янхувере — имел что-то общее с «говорильней, которая лишь усугубляла противоречия между пони». Множество иных вариантов по тем или иным причинам Их Светлости также отвергали (то недостаточно подчеркивают значимость события, то слишком его преувеличивают, то принижают одних властителей перед другими). В этот момент старший хроникер Герцогини Нимбл Райтер (который, кстати, стал первым Канцлером Второго Королевства) (5) предложил название«Гранд Галлопинг Гала». На просьбу Фэйс Спичч дать ей пояснения Нимбл простодушно и в то же время остроумно ответил:

«Ваша Светлость, вы и Герцог Филлидельфийский намечаете грандиозный съезд пони, на котором будет решена судьба всей Эквестрии. Оттуда и первое и третье слова – «Гранд» и «Галла». Что касается «Галлопинг», извиняюсь за дерзость, я представил себе, как благородные лорды будут рысью… нет — галопом скакать к нам, чтобы защитить свободу их подданных перед общим нашим врагом, а также предотвратить вероятность, что враги выбьют престолы из-под их кр… хвостов…»


Да, я помню те годы, когда Гранд Галлопинг Гала был гораздо большим, чем просто «Грандиозным Балом Гала-Концертом». (6) Была и развлекательная часть, конечно: рыцарские турниры, состязания менестрелей, пиры, карнавалы, а ближе к событиям Гражданской войны появились и танцы. Но все эти мероприятия не лежали в основе события. По форме своей оно напоминало Первый Большой Эквестрийский Пони-Слет, организованный усилиями Принцессы Твайлайт в Кантерлоте несколько лет назад и ставший настоящим памятным событием для жителей и гостей нашей столицы (особенно его окончание) (7). Так вот, Созывы Гранд Галлопинг Гала имели важное отличие от Слетов. Если Слеты сегодня направлены на улучшение культурных, торговых и иных видов связей между городами, Гранд Галлопинг Гала, проходившие века тому назад, был законодательным органом Королевства, созывавшимся регулярно и по мере необходимости.

До сих пор с благоговением я вспоминаю, как в Кантерлот съезжались важные Герцоги и их Графы в сопровождении многочисленных свит и мощной стражи (участвовавшей, как правило, в турнирах), серьезные Бургомистры и представители, избранные горожанами (впоследствии при участии моих предков представительство получили и города – столицы герцогств и графств, пусть и немногочисленное). Пони в те далекие-предалекие годы собирались на заседания в современной Бальной Зале Замка Кол-Параваль. Во время Созывов с трибуны раздавались доклады делегатов о состоянии их субъектов, предложения об улучшении благосостояния державы, в том числе через проведение предлагаемых перемен в Свободных землях и Вольных городах. Велись между депутациями и ожесточенные дискуссии, особенно во время Созывов, что собирались в столице по мере надобности. На Гранд Галлопинг Гала и принимались решения эквестрийского масштаба (законы), обязательные к исполнению для всей территорий: как Земель, так и Городов.

Вольные города (включая Клаудсдейл) положительно откликнулись на предложение созыва Первого Гранд Галлопинг Гала. Бургомистры желали закрепить свою власть на эквестрийском уровне, обосновано опасаясь новых мятежей, и отстоять самостоятельность перед лицом Герцогов и их вассалов. Бургомистры обратились к своему населению с просьбой самим назначить своих представителей, кандидатуры которых будут одобрены властителем. Но не повсюду этот призыв нашел у населения отклик. В нескольких городах даже прошли протесты возмущенных необходимостью утверждать у Бургомистра представителей. Прозвучал риторический вопрос: »Если Бургомистр не доверяет Воле своего народа, как народ может доверять такому вот Бургомистру?» И местные властители пошли на уступки, приняв представителей, избранных городами, без всякого утверждения.

Реакция Герцогств Тол-Тэлл и Балтимэр была умеренно-отрицательной. Между ними шла война за обладание Клаудсдейлом. Обе армии стояли под городом и готовились к решающему штурму, а заодно – и к битве друг с другом. Кроме того, Герцоги Толл-Тэлла и Балтимэра не доверяли Янхуверу и Филлидельфии из-за территориальных споров. Тем не менее, из черновиков ответа, хранящихся в Кантерлотском архиве, следует, что Герцоги хотели направить «собрату» и «сестре» свой вежливый отказ, носивший временный характер. Их Светлости думали заявить, что не могут проявлять искусство красноречия на собраниях, пока их военное искусство требуется в боях, но при этом они обещали рассмотреть данное предложение, когда война закончится и ситуация уладится. Все изменилось в ночь намеченного штурма города. Сирены вылетели на свою охоту и вновь начали петь. Захваченные пением монстров, Герцоги и солдаты решительно настраивались к битве.

Но прежде чем Герцоги успели велеть своим воинам идти в атаку, случилось невероятное. Со слов Герцогов хроникеры записали, как три магических луча коснулись сирен, парализовав их. Те прекратили петь и лишь корчились в бесполезных попытках сопротивления магии. А когда открылся портал, засосавший чудовищ, у Герцогов словно открылись глаза. Воины и властители недоумевали, что они вообще делают под Клаудсдейлом. Герцоги сняли с города осаду и вернулись в свои столицы. Там им пришлось пережить потрясение, когда зачитывали доклады, с рассмотрением которых решили подождать до окончания войны.

В них также значились многочисленные крестьянские беспорядки, усобицы между графами, успешные наступательные Дискорда и грифонов. Тем большее потрясение и удивление пришлось пережить Герцогам, выслушивая доклады последних дней, в соответствии с которыми после того, как те странные монстры были побеждены, ситуация стабилизировалась: прекратились столкновения между крестьянами и графами, более того, они стали организовывать более-менее успешный отпор противнику, одерживая победы местного значения. Герцоги отправили немедленное согласие на участие в собрании.

Наконец Первый Гранд Галлопинг Гала в Янхувере был объявлен открытым. Подробную ее хронику составил Нимбл Райтер. В Тронном зале Платинного Дворца Герцогиня Фейс Спичч приветствовала делегатов встречи своей речью. В ней она вкратце огласила текущее положение дел в стране, делая особый акцент на последних событиях и прямо называя виновников недавней Великой усобицы – сирен, имевших приказ от Короля Дискорда разжечь раздор среди пони. Но благодаря несправедливо оклеветанному в свое время Стар Свирлу Бородатому, что ныне присутствует среди собравшихся делегатов, неприятели повержены. При этом вреда, что они причинили Эквестрии оказалось достаточно, чтобы Дискорд начал перехватывать инициативу, а грифоны зашли слишком далеко вглубь страны. Цель настоящего собрания, продолжала Герцогиня Спичч, состоит в том, чтобы властители и представители Свободных Земель и Вольных Городов смогли согласовать условия объединения страны, чтобы каждое мнение каждой территории было бы учтено и никакое из них не осталось бы проигнорированным.

«Вечером того же дня, — пишет Нимбл Райтер в своей подробной хронике о Первом Гранд Галлопинг Гала, — состоялся великолепный пир. Много сидра и эля было выпито в тот день. Вспоминали героические подвиги предков, желали друг другу побед над Королем-самозванцем и благополучного завершения собрания. Играла музыка, задавая настроения пирующим. Не было лишь песен — слишком свежа была память о проделках сирен…»

На следующие сутки (8) началось обсуждение договора между властителями. Он получил наименование Декларация возрождающейся Эквестрии. Данный документ, который состоит из преамбулы и 32 пунктов, разделенных на 5 частей, оказал существенное влияние на государственное устройство нашей страны на длительное время вплоть до Гражданской войны. Он предполагался как закон высшей силы, в противоречие с которым не могли вступать никакие акты или решения любого властителя. Формально на территории Большой Эквестрии он действует до сих пор, однако до недавнего времени к нему обращались лишь совсем узкие круги специалистов. Актуальными для нашего времени остаются положения артикулов 2 и 4:
«2. Эквестрия есть Федерация Свободных Земель и Вольных Городов, что добровольно вошли в ее состав и являются посему неотъемлемыми ее частями.
4. Свободные Земли и Вольные Города да обладать будут суверенитетом и самостоятельностью во внутренних делах своих. Монарх, что возглавляет государство, такие полномочия имеет в отношении Земель и Городов, которые настоящей Декларацией закреплены и которые ленными грамотами центра с территориями предусмотрены».

Конечно, нет сейчас в составе Эквестрии Свободных земель (за исключением Кристальной Империи и недавно вновь открытой моей малой родины), нет у Вольных городов суверенитета, да и Бургомистры давно заменены на мэров и им подобных глав. Однако сам факт того, что 50 городов, входящих сегодня в состав Эквестрии, обладают всеми гарантиями самоуправления со стороны Принцесс – это безусловное значение данной Декларации для сегодняшнего дня (9). В общем и целом, можно заметить, что авторы данного документа сделали все, чтобы сохранить права, доставшиеся им от предков и которыми они пользовались в течение 70 лет. В преамбуле Декларации было черным по белому прописано, что властители Эквестрии «заключают друг с другом братское соглашение, чтобы, подобно большой семье, совместными усилиями защищать нашу страну и нашу Гармонию».

Подробно я не собираюсь рассматривать этот документ (я и так в последних главах стал слишком „щедр“ на описания, чем наверняка утомил вас; впрочем, те, кто хочет ознакомиться с полным текстом, могут посмотреть его в приложениях(10)). Но самое основное я все-таки обозначу. Оно сыграет важную роль в будущих конфликтах и Гражданской войне. В отличие от правителей Трех племен, расставаться с суверенной властью над своими подданными ни Герцоги, ни Бургомистры не пожелали. Предложение выдвинули графы из земных пони, которые не хотели потерять контроль над своими крестьянами, особенно из единорогов и пегасов (или даже собственные головы – мало ли что может случиться, например единороги-крестьяне вдруг их на рога поднимут- все -таки, два столетия — слишком малое время для установления полного взаимопонимания между тремя видами пони). Оно отвечало интересам правителей и покрупней. Вы бы сами, будучи лордами той эпохи, обладая всем, чем только возможно: землями, привилегиями, вооруженными силами, многочисленными подданными – хотели бы все это отдать унитарному государству? Просто так? Только честно. Сомневаюсь, что среди вас, любезные мои читатели, найдется много таких пони (и я не в их числе). Поэтому представители на Первом Гала приняли решение о конфедеративном устройстве возрожденной державы.

Однако, кроме предотвращения «новой деспотии» со стороны Центра, возникла и другая проблема – раз за властителями сохраняются их права (вплоть до наличия собственного войска), то каким образом огородить их от посягательств со стороны других властителей (пусть он даже и сам Король, которого документ назвал «первым среди равных ему собратьев»). А вдруг злоупотребят своими правами и поставят тем самым всю Эквестрию под удар? А если злоупотребления будут приводить к угнетению подданных? Поэтому делегаты приняли несколько важных механизмов защиты, в числе которых следует назвать право на создание оборонительных союзов (артикул 5), право на отрешение Герцогов и Графов от власти в случае несоблюдения им общеэквестрийских законов, отступления от идеалов Гармонии и угнетения собственных подданных (артикулы 14, 15), а также подробно были расписаны полномочия Гранд Галлопинг Гала. Он был объявлен символом братского единения Эквестрии, за его Созывами закрепились обширные полномочия: принятие законов, разрешение территориальных конфликтов и конфликтов иного характера, переросших в вооруженное столкновение, объявления войны, заключения мира, призыв Монарха, его отрешение от власти, отрешение от власти властителей Герцогств и некоторые другие.

Словом, властители сделали все, чтобы максимально сохранить свои полномочия и децентрализовать Эквестрию. С другой стороны, такие решения не только констатировали сложившийся порядок вещей, но даже укрепили страну. Структура государственной власти, где она сосредоточена полностью в копытах Центра, когда любое катастрофическое событие в нем могло привести к не менее тяжелым последствиям, была слишком уязвимой. Система сдержек в виде положений Декларации и более широкого представительного органа, чем Триумвират, позволяла властителям-собратьям лучше регулировать поведение друг друга, а также расширение полномочий властителей на местах делало гораздо эффективнее развитие территорий: как Свободных земель, так и Вольных городов.
_________________________________________________________________________________________________________________________
(1) Имя «Труф», в переводе с английского – «Правда» («Truth»), фамилия – «Белль»- позаимствовал у героини Свити Белль, условного предка ее и Рарити в соответствии с повествованием. К тому же, получается неплохое словосочетание – «Прекрасная Правда» («Белль» с французского- «прекрасный») или «Звонкая Правда» («Bell» с английского – колокол) (прим. автора).
(2) От слов «Air» — воздух и «Fly» — полет (прим. автора).
(3)Фамилия Джонсон – гротескный намек на короля Англии Иоанна Безземельного (прим. автора).
(4) Слухи, ходящие среди населения, говорили о существовании романтических связей предшественников Герцогов Филлидельфии и Янхувера, а еще о том, что Фейс Спичч являлась единокровной сестрой Ричарда Хантера (прим. Плэгаса)
(5) Имя я дал в честь пони, сшившего первый флаг Эквестрии, а фамилия – «Райтер» (или «Writer») по-английски означает «писатель» (прим. автора).
(6) Так мероприятие называлось в нашем дубляже сезона 1 (прим. автора).
(7) Подробности проведения мероприятия и того, чем оно обернулось для делегатов, можно увидеть в сезоне 5 эпизоде 10 («Принцесса Спайк») (прим. автора).
(8) Поскольку часто случалось, что Дискорду хотелось играться со светилами, измерение времени по ним потеряло всякий смысл, став жутко неудобным, поэтому и были разработаны первые часы, которыми мы пользуемся и поныне (прим. Плэгаса).
(9) Согласно той же серии: «Принцесса Спайк»- именно столько городов сегодня входит в состав Эквестрии (прим. автора).
(10) Я предлагаю одно из двух: я могу как создать и выложить сразу данный документ, так и впоследствии в пояснениях делать из него «выписки». Артикулы Декларации возрождающейся Эквестрии еще сыграют свою роль, предупреждаю сразу (прим. автора)


Параграф VIIIПараграф VIII
Новая эра Эквестрии

Была и еще одна важная проблема. Последний артикул гласил, что Декларация станет действующей только после подписания ее первым Монархом Возрождающейся Эквестрии. Кто бы им мог стать? Точно не Герцогиня Янхуверская, за которой и за ее преемниками и так закрепили полномочия Регента Эквестрии на случай болезни, смерти или отречения и отрешения Монарха и ряд других. Даже установили, что Герцоги Янхуверские не будут иметь прав на Престол. Но никто не хотел видеть властителем Кантерлота ни равного себе правителя, который бы присовокупил земли столицы к своим владениям, ни более низких по социальному статусу пони. Ожесточенные дискуссии ни к чему не приводили, и Ричард Хантер иронично прокомментировал ситуацию: «Все сошлось к тому, что на Престол следует приглашать неэквестрийца, который бы, наверное, не принадлежал ни к одному из видов пони».

Итоговый вариант Декларации включал в себя 30 артикулов. Однако договор должен был утвердить Стар Свирл Бородатый. Тот пробежался по положениям и принялся предлагать изменения в них. Поправки в проект не только увеличили число артикулов на два, но и расширяли полномочия Монарха. В частности, именно по предложению Стар Свирла в документе появились такие права у Короля, как издание актов, основанных на положениях Декларации и общеэквестрийских законах, обязательных к исполнению на всех территориях, и главнокомандование всеми вооруженными силами на время войны с внешним врагом и покушающимся на Гармонию властителем, а также получение в связи с этим чрезвычайных полномочий у Гранд Галлопинг Гала (данные права также до сих пор фактически продолжают действовать). Но такие предложения вызвали протесты у тех властителей, которые посчитали, что великий маг желает установить деспотию центральной власти. Нимбл Райтер свидетельствует:

«Неужели наш дорогой чародей спустя полтора века решился-таки стать Королем Эквестрии? Коль скоро он себе такие полномочия стал требовать?» — спросил язвительно граф Джонсон, на что другой, молодой из земных пони (не вспомню сейчас его фамилии) ему ответил: «Почему бы и нет? Стар Свирла в Короли!» Эта реплика вызвала бурное копытоплескание среди присутствующих. Смущенный, но, впрочем, нисколько не удивленный таким поворотом, маг поблагодарил Джонсона за предложение, а собрание – за поддержку его, чем вызвал смех у большинства присутствовавших на Гала. Тем не менее, еще раздавались отдельные возгласы, что Стар Свирл хочет владеть столицей, покушается на свободу и волю Земель и Городов. Даже лояльно относившаяся к нему Герцогиня спросила у мага, почему собрание должно принять такое решение? Какой правитель может стать настолько идеальным, чтобы быть достойным обладать такими возможностями, такими правами? На это маг ответил, что сам он не претендует на Трон, однако он привел с собой того, кто его достоин и заслуживает тех полномочий, которые он предложил. Этому существу, которое не было родом из Эквестрии и не принадлежало ИЗВЕСТНЫМ НАМ ВИДАМ пони, можно будет доверить этот объем власти. Собранию ничего не оставалось, как одобрить эти поправки, но при этом магу предоставили время, чтобы подготовить и привести представителям Свободных земель и Вольных городов такого правителя».

В назначенный час Стар Свирл предстал перед собранием. И когда Герцогиня затребовала ответ, великий маг ответил грандиозной речью, которая обусловила новый исторический поворот Эквестрии. Прежде всего чародей попросил присутствовавших делегатов Гранд Галлопинг Гала обратить внимание на стяг Королевства. Затем, когда те перевели со знамен на Стар Свирла свои недоуменные взоры, маг сказал, что все эти десятилетия находился в далеких землях, куда он угодил благодаря Древу Гармонии, что он посадил в Вечнодиком лесу. Там, куда он переместился, все было выжжено огнем и хозяйничали драконы, от которых чародею пришлось скрываться в течение долгих дней. Никаких признаков жизни и цивилизации иных существ там не было, кроме развалин, которые прежде, судя по всему, были королевским дворцом. Любопытство чуть не погубило мага: когда он находился в библиотеке дворца и читал летописи, в которых описывались последние дни как данной резиденции (выяснилось, в частности, что он когда-то принадлежал пони), так и ее обитателей, драконы нагрянули на это место.

Волшебник спешно отступал, отбиваясь от противников, как возможно, но те оказались куда проворнее и быстрее. Его загнали в ловушку в тронном зале и принялись обвинять в попытках овладеть сокровищами дворца, которыми обладали драконы. Маг осознавал, что нечего растолковывать этим остолопам – напрасный это труд. И после слабых попыток убедить драконов в том, что он забрел сюда случайно и что ему необходимы лишь свитки и книги, до которых драконам нет никаких дел, маг приготовился к решающей схватке, которая могла стать для него последней. И тут появились (вернее переместились) необычные пони гигантских размеров, с рогами и крыльями, которые и прогнали чудищ. А затем приказали ему держаться их, пока будут пробиваться через замок. Когда компания покинула резиденцию, и к замку начал приближаться огромный дракон, который, наверное, был их вождем, те необычные пони приказали запрыгнуть к кому-нибудь из них, чтобы перелететь это место. Волшебник вспомнил, что он и сам может перемещаться, о чем заявил тем, кто его спас, к возмущению последних. А когда тот пытался оправдаться за свою забывчивость словами, что «не каждый день видишь рогокрылых огромных пони», воины попросили называть их аликорнами. Пони успели вовремя переместиться до того, как коснулось их пламя вожака драконов.

Оказалось, что та полоса, населенная драконами, с недавних пор стала служить «пограничьем» между Эквестрией и этими местами (1), произведшими на чародея, видавшего виды за всю долгую жизнь, глубокое впечатление. Ему казалось, что он попал в Царство Гармонии. Не только красивые пейзажи привлекли его, но и необычные обитатели, особенно те самые аликорны, что вырвали его из когтей драконового племени. Их величественная стать и красота тел (особенно, их рост и крылья поразительных размеров, а у отдельных представителей – гривы, умевшие развиваться сами собой, будто на ветру (2)), магический потенциал невероятной мощности, их речи, отличавшиеся выразительностью и слаженностью, а также бездонной мудростью, привлекли внимание нашего чародея. Он раньше слышал о таких существах, что произошли от представителей трех видов пони, что не поддались ненависти после Великого Взрыва, и чешуйчатокрылых пегасов, не ставших перевертышами или бризи, от своих наставников; именно эти рассказы вдохновили Стар Свирла, когда тот высказывал свои соображения насчет флага Объединенной Эквестрии.

Предки этих рогокрылых пони не слились с остальными тремя племенами (добровольно или вследствие обстоятельств) и ушли на юг, а не на запад. Там их развитие пошло совсем по иному пути, нежели у их сородичей из Долины Грез. Те особи постарались сделать все, чтобы сохранить идеалы Понилэнда, а также отстаивать ее в боях, если нужно. Впоследствии среди пони выделились те, кто сочетал в себе черты как единорогов, так и пегасов. Со временем их становилось все больше, и ими было образовано свое племя, которое возглавило остальных обитателей Заповедного Юга. Край, конечно, был впоследствии разделен на королевства, при этом между их правителями сохранялась Гармония и дружеские отношения. Не лишенные недостатков и слабостей (знания ведь не всегда предполагают мудрость), аликорны, тем не менее, более чем неплохо управляли этими землями, отстаивая этот край от посягательств чудовищ Дискорда. К одним из таких правителей – Обливиону и его супруге Элеоноре (3) аликорны, сопровождавшие Стар Свирла, вели как раз.

Выслушав рассказ о зло
Читать дальше →