RPWP 90 закрыт! 4 работы.
<a href=«pixelkitties.deviantart.com/art/Who-Needs-Wheels-341284714 by cheezedoodle96
Все рассказы публиковались в Тумблере, а теперь публикуются здесь. Каждый рассказ является отдельным комментарием первого уровня, в комментариях к комментариям — обсуждение.
Следующий пони-экспромт начнётся в среду, 17-го декабря, в 10:00 по московскому времени.
NB: Пожалуйста, не оставляйте комментариев на первом уровне. Комментарии первого уровня в этом посте — только для рассказов.
27 комментариев
— Здравствуйте, меня зовут Нит Дил, я директор центрального рынка Троттингема. На этой неделе мы заметили, что время на рыночной площади пролетает слишком быстро. Часовщик ушел проверять башенные часы, но вернулся всего через десять минут, заявляя что он копался в них пятьдесят минут, и они совершенно исправны.
— Кто-нибудь еще приближался к часам с тех пор?
— Нет, мы оцепили район и сразу обратились к вам. Прошу вас, выезжайте скорее, у нас сделки стоят!
— Спасибо за обращение, вылетаем немедленно.
Нит Дил повесил трубку и вышел из кабинета. Тотчас к нему подлетела молодая пегасочка с планшетом в передних копытах, к которому были прицеплены десяток бумажек. Ее порхающие крылышки подняли легкий ветерок, приятно охлаждая вспотевшую шею директора.
— Сэр, явился мэйнхеттенский маклер.
— Отправь к Уиллу, это его отдел. Сегодня сделок не будет.
— Но сэр…
— Молли, наша рыночная площадь превратилась в аномальную зону, а заключение сделок вне площади недопустимо!
— Они заявляют, что разорвут Контракт четырех, если через пятнадцать минут не начнутся торги. Куилли уговаривает их из последних сил, он говорит, что тузы в рукавах у него давно закончились.
— Дискорд бы побрал этих ослов! Ладно, лети к ним, скажи что все будет, только после чая. Они любят чай. Затем пулей в столовую, и пусть готовят чайный столик на четверых, я скоро спущусь.
— Есть, сэр! – быстро ответила пегасочка и вихрем унеслась по коридору.
Директор нахмурился и порысил к ближайшей лестнице. Спустившись на первый этаж, он пробежал мимо охранника, быстро кивнувшего ему, и вышел на улицу. Мощеная дорожка до столовой была украшена круглыми клумбочками с огненными бархатцами, над которыми возвышались кусты пахучей сирени.
Пройдя дорожку до половины, директор остановился и огляделся по сторонам. Убедившись, что никого рядом нет, он достал из кармана пиджака золотое накопытное кольцо, украшенное ультрамариновыми сапфирами. Надев кольцо на левое переднее копыто, правым он покрутил его против часовой стрелки.
Мир вокруг пришел в движение. Тени кустов задвигались по земле, пчелки на цветами замельтешили, а солнце в небе сделало несколько шагов назад. Директор вытащил за цепочку хронометр и убедился, что тот показывал примерно на час меньше, чем следовало. Вернувшись в кабинет он поднял телефонную трубку.
— Оператор.
— Соедините меня, пожалуйста, с Греем Маттером, 38-26.
— Соединяю…
В трубке послышались несколько щелчков и Ниту Дилу ответил нервный голос:
— Слушаю?
— Здравствуйте, Грей.
— А-а-а, это вы! Наконец-то! Что вы устроили на этот раз?
— Похоже, что браслет как-то ускорил время на рыночной площади.
— Отлично, просто отлично! – негодующе воскликнул Грей Маттер на другом конце провода, — Похоже, отдавать вам браслет было большой ошибкой. Как «служаки»? Уже в курсе?
— Я позвоню им через час.
— Что-о-о?! Вы опять вернулись во времени, чтобы поговорить со мной раньше них?
— Не раньше них. Раньше манхеттенского маклера. Они разорвут контракты в клочки, если я не успею открыть рыночную площадь через час пятнадцать.
— Какие контракты, Нит! Резонанс уже набирает силу, завтра мы с тобой проснемся совсем в другой Эквестрии!
— Послушай Грей, не паникуй, мы просто должны вернуться еще…
— Нет! Нет! Это ты послушай меня, Нит! Каждый раз, когда ты хотел отменить сделку, ты отматывал время назад, теперь ты хочешь отменить отмотку отмоток времени. Ты создал такую петлю, из которой нам всем уже не выбраться, она уже трехуровневая, и каждая твоя проекция будет создавать новый уровень в бесконечной череде фантомов. «Служаки» никогда не узнают об этом и не придут на помощь, потому что этот момент никогда не наступит. Твоя бесконечная жадность продолжит схлопывание, пока все мы не застынем в одном вечном мгновении… Это, это невозможно, немыслимо…
— Звучит серьезно. Так сколько мне отмотать, чтобы все назад вернулось? Послушай, я согласен отдать тебе пятьдесят процентов. Ты слышишь меня, Грей? Пятьдесят процентов!
Грей Маттер уже не слушал Нита. Телефонная трубка выпала из его копыта и повисла в воздухе, не долетев до пола. Пчелы над цветами замерли, солнце остановило свой бег, а Нит Дил замер в вечном торге, брызжа замерзшей слюной в телефонную трубку.
На самом деле начало чем-то неуловимо напомнило “Кости Земли” Суэнвика, в плане манипуляций со временем. Видимо, по этому изначально и были ожидания чего-то более
“фантастичного”, заковыристого так сказать. Но, в целом история оставляет хорошее впечатление, с название отражающим суть и мораль работы.
Автору удачи и вдохновения!
Интересно, как такая служба времени вообще в Эквестрии образовалась)
Быть может стоило сконцентрировать внимание на этом? Машины времени не являются чем-то очень важным, они попадают в руки (окей, копыта) простым поням, которые не умеют использовать их правильно, тратят их на чепуху и вздор? Это тоже не блестящая идея, но ее можно интересно раскрыть.
Кстати, если уж машины времени настолько опасны, то как они вообще попали к недалекому бизнесмену? Это все равно что продать ядерную боеголовку бабе Маше из второго подъезда, и еще и инструкцией по запуску снабдить. Да, существует служба контроля, да вероятно, машина времени у Нита не совсем законно, но если уничтожить само Время так легко — всего лишь одним парадоксом, то все-разумные-пони-не-самоубийцы очевидно позаботились бы о том, чтобы такие вещи были только в самых надежных копытах.
У меня были мысли по поводу того, что на рынке или на экзамене время летит быстро, а когда ждешь автобус — ужасно медленно. Служба контроля времени вроде как должна была решать подобные проблемы. Но обыграть эту идею мне не удалось, силенок не хватило :)
-О чём ты молишься?
-Прошу богов спасти мою душу, чёрт бы её побрал.
Я взял походный мешок и вышел из церкви.
С холма открывался замечательный вид на долину. Вечером её заливало оранжевое тепло, а по утрам там стелился туман. Я ждал утра, когда тумана не будет, чтобы я мог спуститься в долину и продолжить путь, но каждую ночь моросил дождь, и долину снова окутывал туман. Отправляться в путь вечером не хотелось, поэтому я ждал. Несколько раз я снова оказывался у церкви, но внутрь не заходил. Ту пони я больше не видел.
Я остановился посреди дороги. Какой-то жеребец тянул за собой телегу, забитую горшками и ящиками, перевязанными верёвкой. Телега была тяжёлая. Он подтянул телегу поближе и спросил:
-Поможешь?
Я не отвечал.
-Тогда уступи мне дорогу, хренов кретин.
Я отошёл в сторону и улёгся под куст, где спал до утра.
За домом трое крепких жеребцов избивали кольта. Дом, под стеной которого я ночевал, принадлежал ему. Тут же росло несколько яблонь. Я сорвал яблоко и ел, наблюдая за происходящим.
-У меня ничего нет, — говорил кольт. — Я в долгах. Я потратил всё. У меня ничего нет!
-Тогда зови сюда свою дочь, пускай посмотрит, какое ты ничтожество.
На крыльце показалась совсем молоденькая лошадка, почти жеребёнок. Я её заметил ещё раньше — она наблюдала из окна и, как и я, оставалась безучастной.
-Иди сюда.
Она подошла к грязному жеребцу с распухшей харей. Его жрал лишай.
-Как ты думаешь, твой папа хороший пони?
-Да, — сказала лошадка.
-А мы — хорошие? Как ты думаешь, то, что мы делаем, хорошо?
Девочка молчала. Но всё было и так понятно.
-Что же ты молчишь? У тебя не работает язык?
Урод приложил облупленное копыто к её лицу и стал пытаться расшевелить рот. Противное зрелище. Я сорвал ещё яблоко, чтобы разбавить привкус говна во рту.
Малышка начала плакать, а жеребец не останавливался. Очевидно, он был садист. Откуда ни возьмись появился какой-то белошерстный сопляк — наверное, друг семьи или что-то в этом роде.
-Оставьте их в покое, — говорил он, и было видно, как трясутся его коленки.
-Не вмешивайся, Экклен, прошу, — сказал старик. Странно, что он не сказал ни слова, когда урод принялся издеваться над его дочерью. Неужели дочка заботила этого старого петуха меньше, чем белобокий молокосос? Я мысленно передал ей свои сожаления.
Почувствовав, что всё это меня начало утомлять, я сорвал последнее яблоко и собрался уходить, как вдруг меня окликнул тот, что держал девочку:
-Эй ты! Какого это хрена ты там делаешь?
-Ничего.
-Ты что, жрёшь мои яблоки?
Он оттолкнул малышку и направился ко мне. Белобокий стоял как вкопанный, просто стоял, не понимая, что делать. Я тоже стоял на месте.
-Яблоки принадлежат ему, — я указал на кольта. — Так что я сожрал его яблоки, а не твои.
-Его сраные яблони принадлежат мне.
-Нет.
Мгновение – и я на земле. Удар был такой сильный, что голова загудела. Яблоко покатилось в сторону. Громила ревел что-то про свои чёртовы яблоки, но я мало что мог разобрать. Кое-как я поднялся на ноги.
-Хорошо, — выдавил я. Язык заплетался. — Ладно…
Наверное, его удар превратил мои мозги в кашу, потому что я ничего не соображал. Ужасное состояние.
-Ладно, — сказал я ещё раз, и, максимально сосредоточившись, попытался совершить такой удар, от которого бы его башка взорвалась и разлетелась бы на кусочки. Я сделал выпад, в который вложил всю силу. Но копыто прошло мимо, и, не устояв на ногах, я снова рухнул на землю. Моя выходка, по-видимому, сильно разозлила троицу, потому что после этого ко мне подошли все трое.
Они били меня одновременно. Не знаю, сколько это продолжалось — я потерял счёт времени. Было больно. Когда они закончили, третий из них, самый тихий, который никак не проявил себя в этой истории, напоследок харкнул и ушёл, прихватив моё добро. Остальные тоже ушли. Обгаженный и избитый, я лежал на земле и не шевелился.
Когда я очнулся, белобокий пидор мыл меня тряпкой.
-Ты принял весь удар на себя, — сказал он.
-Какого хрена меня моешь ты, а не дочь хозяина? — спросил я. Больше у меня не было сил что-либо выговорить.
Позже я поинтересовался, как погода. Похоже, в то утро в долине не было ни лоскутка тумана. Это была отличная возможность свалить, которую я упустил.
Дочь хозяина звали Шерил. Она кормила меня супом из репы и тыквой. Кусочки тыквы были аккуратно порезаны.
-Ты сама резала тыкву? — спросил я.
-Да, — сказала она.
-У тебя уже кто-нибудь был?
-Что?
-Тебя кто-нибудь уже трахал? — перефразировал я.
Она отвела взгляд и ничего не ответила.
-Дай мне ещё тыквы, — попросил я. На вкус она была не хуже яблок.
Пока я лежал, хозяин дома занимался делами. Он меня не навестил ни разу, да я и не хотел, чтобы он меня навещал. Как отец он был ничтожеством, и я его презирал. Ублюдки тоже не появлялись. Это были дни тишины и покоя — я жрал, спал и гадил за чужой счёт, сутками напролёт не выходя из дома. Я пробовал вставать, но тут же валился обратно.
За всё время, пока я лежал там, я так ни с кем и не сблизился. Белобокий, хозяин, Шерил… Я был им противен. Когда наконец я оказался способен стоять на ногах, хозяин сказал мне:
-Уходи.
-Как там в долине? — поинтересовался я.
-Туман.
-А ваши дела как? Всё в порядке?
-Да.
-Берегите дочку.
После дождя на улице была грязь. Все сидели по домам, и некому было проводить меня даже взглядом. Кусок грубой ткани, которая служила мне одеялом все эти дни, я забрал с собой и использовал, как накидку. Я вышел из города и стал спускаться вниз по холму. Земля была скользкая, бока и ноги всё ещё болели. Я спотыкался о камни. Передо мной была долина — как чаша, наполненная тёплым молоком, и я собирался в неё окунуться. Впереди кто-то был. Я подошёл ближе и обнаружил ту самую худышку из церкви. Она смотрела перед собой и выглядела какой-то потерянной. Заметив меня, она устало улыбнулась.
-Что ты здесь делаешь?
-Мне нужно, чтобы кто-нибудь проводил меня через долину.
-Зачем?
-Там живут боги, которым мы поклоняемся. Я хочу их кое о чём спросить.
-Ты плохо выглядишь, — заметил я.
-Не бойся. Это рак, он не заразен.
Нам предстоял путь через долину, и хрен знает что ждало нас на другой стороне.
Еще один крайне спорный момент, это использование матов в качестве средства усиления эффекта «Прогнившей Эквестрии». Обычно, такое допускается в речи персонажей, дабы подчеркнуть их социальную принадлежность или род деятельности. В нашем же случае, всё повествование идёт от лица главного героя, и это так выражается его отношение к происходящему. Но так ли этот приём необходим, и оправдывает ли он вообще своё существование, по крайней мере, в данном конкретном случае?
Да, в мире большой литературы существовали известные авторы, что не стеснялись использовать в своих текстах мат. Как пример можно привести Ирвина Уэлша, и его небезызвестный роман «Filth», который в нашей стране известен под названием «Грязь», или даже «Дерьмо». Там так же повествование идёт от лица главного героя, который готов очень красочно описать что угодно, полив это тремя слоями грязи или даже чего похуже. Ругательство трудно назвать приятным элементом стиля, и тут уже встаёт вопрос об оправданности его использования. Захотим ли мы читать, не смотря на эту помеху? У Уэлша главный герой не просто был плох, он до краёв наполнен грязью и она выливалась на всё окружающее целыми потоками. И дело было не в мыслях или словах, он вёл себя под стать. То, что он вытворял, приводило в ужас, но, тем не менее, делало его уникальным. Мы читаем, чтобы увидеть, что же он встретит на дне чана, который сам же наполнил грязью, гноем, и, извините, «дерьмом». Мат здесь превращается в очень яркий элемент картины, расписанной теми самыми жидкостями, и трудно поспорить с тем, что автор очень точно подобрал оттенки.
Герой же разбираемого нами рассказа мягко сказать вобрал самые избитые и заезженные штампы. Инертный, ненавидящий, себе на уме. Он, в самом деле, не сделал ничего, чтобы нас в нём заинтересовало. В итоге, мы получаем мат ради мата. Рассказ оканчивается намёком на то, что ничего еще не закончилось, история только начинается. Но, заставит ли то, что мы имеем сейчас ждать продолжения? В этом то и самый главный вопрос.
Структура текста вышла несколько странной. Действия резко сменяют друг друга, особенно в начале. В итоге получаем цепочки на подобие «встретил пони» — «пошел спать» и от того текст выглядит неровно и скомкано.
В итоге, получившийся рассказ можно считать средним по качеству. Чтобы создать историю, вызывающее неприятный привкус, но при этом которую будет интересно читать нужно сделать гораздо больше, а мир нужно проработать гораздо четче.
— Не сейчас, Дерпи, — кряхтя из-под приборной панели, проворчал Тайм Тернер. — Пожалуйста, побудь внутри, пока я починю вот… эту… штуку…
С каждым словом он с силой бил гаечным ключом по чему-то металлическому. Во все стороны летели искры. И тут яркая вспышка ослепила жеребца, а мощный разряд энергии лишил его чувств. Может его компаньон помогла бы ему, но к этому моменту она давно была снаружи.
Дерпи с любопытством летела над незнакомой землей, высматривая что-нибудь интересное. И оно не заставило себя ждать: на одном из холмов светлогривая пегаска заметила группу что-то активно обсуждающих пони. Подлетев ближе, она разглядела их забавные наряды. А вот тон их ей совсем не понравился. Пони словно ссорились, угрожая друг другу и требуя чего-то.
Не собираясь держаться в стороне, пегаска подлетела еще ближе, намереваясь вмешаться в конфликт. Как оказалось, толпа состояла из шести кобылок. И спорили они отнюдь не о высокой моде, жеребцах или прическах. Каждая пара представляла собой одну из рас пони: пегасы, единороги и земнопони. И спор их, как поняла Очень Смышленая Дерпи, заключался в том, кто же лучше и важнее.
Откровенно улыбаясь их детской наивности, серая пегаска вклинилась в толпу, стараясь привлечь внимание. И это ей удалось: все разом замолчали и уставились на незваную гостью. Пару секунд стояла тишина, а потом со всех сторон посыпались вопросы и упреки. Примирительно подняв крылья, Дерпи призвала всех собравшихся к тишине. Столь нахальное поведение от совершенно незнакомой пони привело всех в ступор. Необходимый эффект был достигнут. Кобылка с раскосыми глазками запустила свое копыто в гриву, покопалась там и достала на свет малость помятый, надкусанный…
— Маффин! — громогласно возвестила Дерпи, предъявляя свою находку окружающим ее пони. — Все вы видите этот маффин?
Переглянувшись, невольные зрители кивнули.
— А знаете ли вы, как он был сделан? — пегаска выдержала драматическую паузу, во время которой не удержалась и откусила маленький кусочек. — Знаете ли, какие в нем ингредиенты?
— Мука… — неуверенно пробормотал кто-то из земнопони.
— Мука! — восторженно подтвердила Дерпи. — Та самая, что делается из зерен, что выращивают фермеры. А как, я хочу вас спросить, им это удается? Как взращивают свой урожай, ухаживают за ним, поливают его?
— Дождем? — тихонько спросила одна из пегасок.
— Именно! — развернувшись, светлогривая кобылка указала на нее копытом. — Все верно! А значит, сколько рас пони должны сотрудничать, чтобы создать маффин?
— Две? — раздался неуверенный голос со стороны земнопони.
— Нет, нет, нет! — замотала головой Дерпи. — Смешав все ингредиенты, которые в большинстве своем получены благодаря труду фермеров, у нас не получится маффин. Нам нужно…
Пегаска вновь сделала драматическую паузу, не преминув откусить еще кусочек. Теперь у нее была в копытах лишь половина.
— …Пламя! — пони с раскосыми глазами экзальтированно подняла мордочку к небу. — Огонь, спокойный, покорный, укрощенный, служащий на благо расы пони. Кто может обеспечить нас бесперебойным источником тепла?
— Мы? — переглянулась пара единорожек.
— Именно! — Дерпи ободряюще им подмигнула. — Теперь скажите мне, сколько надо рас пони, чтобы создать маффин?
— Три… — ответил ей неладный хор голосов.
— Все три расы, верно. Каждая играет свою роль, каждая по-своему уникальна и занимает свою нишу. Стоит одной уйти, как не будет больше сладкой выпечки, — тут голос кобылки надломился от представленного ей ужасного мира без вкусных маффинов.
— Ты клонишь к тому, что… — попыталась задать вопрос одна из пегасок, но серое копыто заткнуло ей рот наполовину съеденной сдобой.
— Я говорю, что маффин, это символ единения всех трех рас пони, — Дерпи вновь принялась рыться в гриве в поисках очередного наглядного примера. Через мгновение на счет был явен еще один образчик. — И я предлагаю каждой из вас вкусить этот символ в качестве знака примирения. Мир куда лучше с маффинами, чем с ссорящимися пони.
Все кобылки дружно разделили предложенное лакомство на равные части и с удовольствием съели. Всю их враждебность как копытом сняло. Довольная серая пегаска смотрела на них со стороны, наслаждаясь произведенным эффектом. Ее миссия в этом месте была исполнена. С чувством выполненного долга, светлогривая кобылка направилась обратно, откуда пришла.
Тайм Тернер открыл глаза и тут же подскочил, ударившись головой о приборную панель, под которой он лежал. Как ни странно, она тут же включилась, исправно заработав. Поднявшись на копыта, жеребец огляделся в поисках своей подруги. Она нашлась как раз у закрытой двери, с хитрой улыбочкой смотрящая прямо на него.
Что-то недовольно пробормотав, Тайм Тернер дернул за пару рычажков, нажал несколько кнопок и раздался характерный звук перемещения. Когда он стих, жеребец с пегаской вышли наружу. Представшее им зрелище шокировало Дерпи до глубины души: всюду были маффины. Их изображения украшали стены домов, улицы, витрины магазинов. Повсюду бегали счастливые пони, кричали «Счастливого дня объединяющих маффинов!», и раздавали бесплатную сдобу. Словно серая кобылка попала в рай.
— Дерпи, что ты наделала? — строго спросил Тайм Тернер. Но пегаска невинно насвистывая, направилась к ближайшей группке счастливых пони, собираясь полакомиться.
«И так была создана Эквестрия!»
Наивная любовь к булочкам или хитрый план? Мы этого уже не узнаем, но Дерпи нашла свой рай, пока её спутник чинил машину знаменитым и безотказным методом Доктора Кто. Стиль очень хорошо подходит для подобной лёгкой истории, и ощущение от прочтения сравнимо с утренним маффином к кофе с карицей – вкусно, с приятным послевкусием. Вычитка оказалась еще одним приятным моментом, ибо за время прочтения заметных шероховатостей замечено не было.
Автору удачи и вдохновения!
А ведь так могли не только про маффины запомнить, но и саму Дёрпи сделать героиней легенд))
Колючий песок хрустит под копытами, покрытыми толстым слоем рыжей пыли, рассмотреть настоящий цвет шёрстки под ней невозможно. Тяжёлый походный плащ из грубой плетёной ткани грязно-серого цвета, казалось, насквозь пропитался железным запахом ветра и песком, отчего кажется ещё более тяжёлым. Пряди гривы, некогда ярко-красной, помутнели и спутались, стали похожими на сосульки.
Увесистый длинный рог, мешающий надвинуть капюшон и закрыть лицо от ветра, теперь вызывает лишь ненависть и бессильную злобу. С каждым шагом, с каждым хрустом ржавого песка эта злоба становится всё ощутимее, она мешает размышлять.
Широкие крылья обессилели за долгие месяцы голодных странствий и теперь нелепо свисают, волочатся по песчаным холмам.
Усталый аликорн бродил от города к городу, но вместо мегаполисов он видел лишь руины и обломки, вместо деревень и посёлков — пустые поля и холмы. Грязно-жёлтые, оранжевые, багряные и красные, они сменялись друг за дружкой, неотличимые на первый взгляд. Но он видел слишком много ржавых пейзажей, чтобы их различать.
Единственными, кто встречался ему на пути, были беженцы — длинные, словно поезда, караваны беженцев. Некоторые шли налегке, горы сумок и мешков высотой в полтора их роста покачивались на ноющих и затёкших спинах. Другие, как правило — жеребцы, тащили за собой повозки с уцелевшими в аномальной катастрофе пожитками. Большие семьи сцепляли по три-четыре повозки в настоящие поезда, их тянули вчетвером, вшестером.
Аликорн проходил мимо них не поднимая головы, не отвечал на редкие вопросы, не принимал скудные дары вроде чашки воды или засохшей булки. Врядли он брезговал, тем более, что сам он ел куда реже, чем беженцы. Он боялся увидеть ненависть в глазах пони, потерявших свои жилища и хозяйства. Боялся, что не сможет молчать и расскажет, почему сады и фермы вмиг обернулись бесплодными пустошами, а дома — рассыпались рыжим песком. Боялся, что сдастся и оставит столь ненавистное ему аликорнье тело на растерзание озлобленным пони.
Всё же, он хотел жить.
Мистическая хворь, накрывшая половину страны, вывернула жизнь наизнанку, разрушила многие планы и задумки. Принцессы утратили доверие народа, хотя они не были причастны к аномалии, а сейчас изо всех сил старались спасти как можно больше выживщих из безжизненного ада. Но всё же, даже не доверяя сёстрам из Кантерлота, пони старались помочь каждому, кто нуждался. Они собирали еду и одежду, давали беженцам ночлег и работу, строили дома. Но в уцелевших городах не так уж много места для новых жителей, потому в хаосе идей и жалоб возникло предложение основать город на краю Пустоши, где беженцы могли бы жить и работать. Каждый выкладывался на полную, чтобы компенсировать последствия катастрофы, но редкому пони удавалось скрыть усталость и отчаяние.
Жители городов, не затронутых аномалией, открыто высказывали свои опасения, они боялись примкнуть к бессчётным караванам беженцев. Сами беженцы боялись только одного — потерять последнее, что у них осталось. Родных и близких.
Мало кто сказал бы в такое время, что хочет жить. Пусть никто не утверждал обратного, но и радоваться жизни могли немногие.
Тем хуже чувствовал себя аликорн, безразличный к всеобщей мобилизации и вопреки всему желающий жить. Не ради себя, не ради беженцев или волонтёров, коими стали почти все жители Эквестрии. Ради исправления своей ошибки.
Фобос брёл по пустыне в надежде вспомнить заклинание, которое бы позволило исправить ошибку.
Давно, ещё до встречи с Эмеральд, он читал книгу, в которой было это заклинание. К нему прилагался список ограничений на двух книжных листах, но всё же — оно было единственным шансом хоть как-то облегчить судьбу Эквестрии. Спасти страну от самого себя.
Аликорн раз за разом перебирал в голове слова, произносил заклинание внутренним голосом, искал в памяти то самое ощущение. Он не хотел рисковать и пробовать, пока не будет уверен в правильности заклинания. А потому он шёл и вспоминал, подавляя нарастающую злобу и ненависть к себе.
И всё же, возможно попробовать стоит…
***
Красногривый аликорн бесцельно бродил по медленно осыпающимся районам, вглядывался в пустые окна и усмехался в ответ на далёкие крики.
-Какая ирония, жить расхотел я один, а перестанут — все. Вовремя тут всё развалилось!
-И ты доволен тем, что в конце своей жизни она будет ненавидеть тебя? — задал ему вопрос усталый хриплый голос.
-Эй, кто здесь? — Фобос хотел обернуться на звук, но многократно отражённый от стен голос, казалось, шёл отовсюду.
-Тебя радует, что твоя обожаемая Эмеральд умрёт с презрением к тебе? — теперь он приобрёл направление. Из-за угла полуразрушенной кафешки вышел высокий единорог в пыльном плаще. Морду его скрывал капюшон.
-Откуда ты знаешь, кто ты вообще такой? — огрызнулся Фобос.
-Не особо важно, кто я. Мне-то здесь не место. Я хочу спросить, кто ты?
-Тот, чья жизнь — пустота, — со злобой в голосе ответил аликорн незнакомцу.
-Это я и так знаю, даже слишком хорошо. Скажи мне, хотел ли ты ей вреда? Хотел ли ты испортить жизнь Эмеральд?
-Мало ты знаешь, старик, — усмехнулся Фобос, — Ей я никогда не хотел вредить.
-Тогда почему ты допускаешь того, чтобы она ошибалась?
-В смысле?
-Она ненавидит тебя, это мы оба понимаем. А знает ли она тебя? Знает ли Эмеральд, чем ты действительно являешься и чего хочешь?
-А откуда? Вопросы задавать её рыжее высочество не желает. А рассказывать самому — глупости, кому нужны исповеди.
-Тебе нужны. И ей.
-Не неси чушь, старик, — Фобос развернулся и зашагал прочь от собеседника.
-Ты молчишь, она молчит, какой толк от такого общения! — крикнул ему вслед единорог в капюшоне, — Может стоит научиться разговаривать?
-Ты-то, смотрю, словоохотлив не в меру, — обернулся Фобос, но вместо пони в грязном плаще увидел лишь облако рыжей пыли.
-Так-то лучше. Хотя…
Аликорн развёл крылья в стороны и нацелил рог в небо. Секунду спустя он исчез в алой вспышке, а затем возник высоко над городом. Огнегривая единорожка, издалека похожая на маленький всполох пламени, стояла на железной платформе, на крыше небоскрёба. Фобос вновь нацелился рогом и переместился.
-Эми, я…
-Вот же проблема, с координатами облажался, — подумал единорог за секунду до пробуждения, — Ничего, сейчас ещё раз попробую.
Яркий свет обжёг широко раскрытые зрачки, заставил Фобоса поморщиться. Он попытался закрыть морду копытом, но сил едва хватило, чтобы отвернуться от болезненного света.
-Он очнулся! Сестра!
Звенящий в ушах голос не унимался.
-Фобос, Фобос, ты меня слышишь? Фобос!
Знакомый голос, высокий, мелодичный, на редкость сильный. И сейчас этот сильный голос причинял ушам аликорна страдание. Он собрал остатки своих сил и перевернулся на бок.
-Незачем кричать…
Голосистая пони набросилась на Фобоса и сжала его в объятиях. Рыжая грива, едва сохранившая прежнюю мягкость, хлестнула аликорна по щекам и носу.
-Ты жив, жив, Фобос, ты не исчез…
-Да куда я теперь исчезну, — задумчиво прохрипел Фобос и снова уснул.
Длинный караван покидающих безжизненную пустыню пони продолжил движение вперёд, приняв ещё одного пассажира. Никто из беженцев не заметил силуэт в небе, кобылу из синего пламени.
-Почему, почему я не могу попасть туда?! — кобыла вставала на дыбы и обрушивала мощь пылающих копыт на реальность, но ничего не менялось. Её и нынешнюю Эквестрию будто бы разделяла невидимая стена.
-А, точно… Прошлое же менять нельзя…
Огненная кобыла улеглась в пустоте промеж измерений, подложив под голову длинный хвост. Мир вокруг неё, одновременно близкий и бесконечно далёкий, растворился в пространстве.
Полностью вся история напоминает витражи в Кантерлотском замке, а эта работа лишь небольшой кусочек цветного стекла, часть большой мозаики.
Тем не менее в работе присутствует простая мораль, которую мы часто забываем: Если двое молчат, конфликт никогда не сдвинется с места. И это может стать той самой ошибкой, что будет преследовать нас очень долго.
Радует обилие описаний, хоть их концентрация к концу и становится меньше в угоду действию, что создаёт ощущение неровности повествования. Нужен баланс, хоть и трудно порой его удержать в работе, на которую отведёт всего час.
Автору удачи и вдохновения!
Пожалуй, сам себя могу покритиковать, что вся «красота» сосредоточена в начале. Неспешный разгон, много описаловки (опиловки!), а под конец концентрированные действия, без какого-либо пояснения и отдыха. Конечно, динамика важна, но атмосфера теряется.
В Эквестрии только-только воцарилось хрупкое равновесие, поддерживаемое двумя сёстрами-правительницами, как вдруг всё пошло прахом.
Пони, оставшиеся в здравом уме, были сильно испуганы. А многие уже успели пострадать и теперь делали только то, что им прикажут.
Дух Хаоса теперь правил Эквестрией. Гармония померкла, как солнце, скрывшееся за странными тёмными облаками.
Маленькая голубая пони, вместе со своей сестрой шедшая по неровной тропинке, змейкой извивавшейся под их ногами, задрала голову, глядя на небо. Если обычно облака летали беспорядочно, вполне хаотично, то теперь даже тут всё было наоборот. Ровные коричневые квадратики совсем не походили на обычные светлые пушинки и комочки.
И тут пошёл дождь. Вторая пони, постарше, метнулась в светлый квадратик, а голубая осталась под тёмной тучкой. Капли упали на мордочку кобылки, и она облизнулась, с недоумением отметив:
— Оно сладкое! Похоже на то, чем нас угощали послы из…
— Лучше отойди, — мягко заметила старшая, притянув голубую пони к себе с помощью магии и прикрыв белым крылом, покрытым мягкими пёрышками.
Младшая фыркнула, но послушалась, завороженно глядя на странный дождь.
Погодой всегда управляли пегасы. Там было даже до объединения трёх племен. А теперь и она повиновалась воле Хаоса.
Дождь прекратился резко. Облака начали завиваться спиральками, а над двумя пони пролетела самая обычная птица, но двигавшаяся задом наперёд. Синия пони ойкнула и показала копытцем на птицу. Старшая кобылка нахмурилась и покачала головой.
— Это ужасно, — прошептала она.
Младшая сестра кивнула и невысоко взлетела, вглядываясь в горизонт. Её сложившаяся ситуация огорчала, но не пугала. Пуская внешне мир менялся, но всё основное все равно остаётся прежним. И Хаос не может полностью побороть Гармонию.
Старшая же старась думать так же, но в голову лезли и более мрачные перспективы. А ведь другие пони надеялись на них. И нельзя подвести их доверие. Надо победить этот хаос. Должен же быть способ. И они его найдут. Обязательно. Нельзя сдаваться в начале пути, даже не попробовав его пройти.
— Мы же сможем его прогнать? — поинтересовалась кобылка, преданно глядя на старшую сестру.
Старшая сестра, вырванная из тяжёлых раздумий, кивнула и улыбнулась:
— Да, Луна. Я стараюсь в это верить.
здесьПринцесса Селестия просит Твайлайт отправится в прошлое и сделать её Принцессой, так как именно она дописала заклинание Старсвилла. Путешествует Твайлайт благодаря другому его заклинанию, которое позволило ей отправится в прошлое на минуту один раз в сериале, но она сняла эти ограничения (которые Старсвилл вписал туда искусственно, на всякий случай). Также подчёркивается важность держать антимикробный щит, как у Каденс, так как современные лёгкие болезни могут убить древних пони (просто потому, что захотелось добавить НФ, на сюжет это не влияет). В общем, Твайлайт попадает в прошлое в раздумьях над временными петлями и историей Эквестрии, проскакивают и мысли «А если не делать Селестию Принцессой, а править самой, например, или просто не делать». Но при встрече Твайлайт узнаёт, что Селестия и так аликорн и всегда им была. Она недоумевает, зачем её отправили на это задание, одним из предположений было, что Селестия проверяла её на верность, на что юнная Селестия говорит, что не хотела бы стать такой Принцессой в будущем. Твайлайт отвечает, что она и не будет такой, что она будет доброй правительницей, вдохновляющей всех и способной преодолеть любые трудности. Когда Твайлайт уходит молодая Тия спрашивает через сколько они увидятся, через двадцать лет или пятьдесят, но Твайлайт не решается сказать, что более чем через тысячу лет.
Вернувшись обратно, Твайлайт спрашивает, к чему вообще было это путешествие, и Селестия отвечает, что она действительно помогла ей стать Принцессой, она показала какой Принцессой она не хочет быть, и дала уверенность, что у неё получится преодолеть все трудности и стать достойным правителем.
Не слабо.
Тег поломался, нет?
ЗЫ: да, совсем забыла — здорово зато, что прямо на следующий день и закрылся)