Prompt #134 закрыт. 3 работы
Fly with Me Page_12 by LytletheLemur
Тема прошедшего экспромтаТема: Первый день зимы.
Описание темы: Как и в нашем мире, в Эквестрии бывает зима, пусть и рукотворная. И далеко не обязательно, что её приход пони будут воспринимать одинаково. Кто-то будет радоваться близости Дня Согревающего Очага, кто-то просто возможности повеселиться с друзьями в снегу. А для кого-то зима и вовсе может стать помехой или вообще нарушить все планы. Итак, покажите в своей работе пони и его реакцию на пришествие первого дня зимы.
Следующий экспромт начнётся в субботу, 8 декабря, в 10:00 по московскому времени.
Также напоминаем, что вы можете присылать свои темы для экспромта через специальную форму на тумблере. Поступившие темы будут использованы для проведения совместных промптов.
10 комментариев
— А сама в это веришь? — спрашивает Луна.
«Верю ли я? Верю ли?»
— Нет, и не подумаю верить.
— Почему?
Селестия смотрит на сестру. Тёмная кобылка кутается в шарф. Вздыхает. Пар валит изо рта, и на мгновение даже кажется, что это густой туман.
— Почему не верю?
Селестия сама бы хотела завернуться в мягкий шарф, но свой она уже отдала Луне.
Пони стояли на балконе своего замка, высматривали что-то в окрестностях, хмурились. И очень много молчали. Если это только начало, то каким будет конец?
— Потому что верю в себя, в солнце, в счастливую Эквестрию. Скажи мне, Луна, разве может правительница верить в худший исход?
Луна кашляет, но после – ничего не говорит. Может, ничего говорить и не надо. Может, Селестия и не хочет слышать ответа. Отчасти потому что Луна боится сказать, что правительница может верить в худший исход, но ничего не мешает ей надеяться на лучший.
— Сегодня я говорила с теми пегасами, которые работают на погодных фабриках. Думала, они причастны к резкому изменению температур. — Селестия морщится из-за кусающего мороза, морщится совсем не благородно.
— А они что?
— А ты как думаешь?
Луна задумчиво смотрит в небо.
— Думаю, это не их копыт дело.
— Вот и они ответили мне точно так же. Я попросила их почаще разгонять снежные тучи, но…
Селестия понимает, что это не имеет особого смысла, что тучи всё равно прибывают, что по всей стране разгонять их постоянно – за гранью возможного. Наверное, так оно и надо.
— Может, всё ещё наладится, — шепчет Луна, возвращает шарф Селестии и собирается скрыться за массивными дверьми балкона.
— Может быть.
И даже вернувшийся шарф теперь кажется колким, как снежинки в этом году.
— А ты так и останешься стоять здесь, Тия?
— Совсем немного, сестра, — глаза у принцессы Солнца грустные – солнца ведь никакого и в помине нет. Зарыто в облаках и не думает светить. И есть ли от него теперь хотя бы малейший толк? — Кажется, я понимаю, что ты чувствовала тогда.
— Тогда? — Луна хмурится, хлопает дверью (совершенно случайно!), так и не зайдя внутрь тёплого здания, возвращается обратно к сестре.
— До твоего ухода. Когда ты думала, что от луны твоей никакого проку, — Селестия старается произнести это тише, словно до сих пор ощущает груз вины на себе. Луна мешкается, хочет что-то сказать, но не находит нужных слов.
— Но мне доказали, что ночь прекрасна. Может, и в такой погоде есть тоже что-то… прекрасное? В конце концов, пони будут радоваться весеннему солнцу в тысячу раз сильнее, — облегчённо выдыхает тёмная кобылка и ловит краткую, слегка смущённую улыбку сестры.
— Но хватит ли нам тепла?
— Пока Эквестрией правишь ты, нам тепла хватит на сотни лет вперёд, я уверена, — Луна старается окончательно приободрить Селестию. — А теперь, хватит стоять на морозе. Сегодня в замке подают удивительно бисквитные пирожные. Пошли скорее.
И Селестия смеётся, потому что никто не говорит «удивительно бисквитные»; потому что солнце ещё засияет; потому что зима закончится; потому что тепла хватит. Обязательно хватит.
От автора: Впервые участвую в таком мероприятии! Очень давно не писала рассказы по MLP (уже, наверное, года три прошло). Очень рада вернуться в такой родной фандом. Спасибо, что вытягиваете меня из творческого кризиса! Работа вышла небольшая (изначально получилось гораздо больше, но я решила её урезать). Писалась час с копейками.
Разгадки мы так и не узнаем, потому что рассказ посвящён вовсе не выживанию в условиях ледникового периода, а характерам и отношениям двух царственных сестёр. И с этой задачей он справляется бисквитно хорошо. Всего пол-тысячи слов вмещают в себя живой диалог, цепляющую атмосферу и меткое изображение характеров. Это безусловный успех.
Пожалуй, единственное, за что тянет покритиковать эту работу – так это за чрезмерное использование курсива. Он предназначен выделять слова, несущие особую нагрузку – однако когда выделения слишком много, оно перестаёт быть исключительным, а значит привлекающим внимание. Можно попробовать с той же целью воспользоваться другими средствами.
В общем, уважаемый автор, возвращение прошло успешно. Теперь с нетерпением ждём более обширных работ!
Сегодня мы идем наверх. Сегодня мы выбираемся из той глубокой норы, в которую забились. Которую зовем домом. Мы плетемся, вяло переставляя ноги, по бесконечным мрачным коридорам, по лабиринту ходов, спусков и подъемов, который каждый из нас помнит наизусть. Трудно не запомнить, когда вся твоя жизнь начинается и кончается здесь.
Я смотрю на тех, кто бредет рядом. Одна усталая походка, один отсутствующий взгляд; как и я, они стараются не тратить силы, разве что на борьбу со сном. Вымотанные, изможденные, мы больше похожи на призраков. Такие же безмолвные.
Мы все ближе к поверхности. Я чувствую как холод начинает пробирается сквозь шерстку. Я вижу как мое дыхание превращается в пар. Дети помладше заметно волнуются, бегают глазами, прижимаются к мамам. Для многих из них это первый раз, когда они идут наверх. В первый раз они увидят сизое небо и простор ледяных пустошей.
Все мы когда-то поднимались в первый раз. Все, потому что давно нет тех, кто родился до Первого дня зимы. Давно сгинули даже те, в ком еще теплилась надежда дожить до весны. Ее не было уже целую вечность. 1214 лет, если быть точным.
Глупо надеяться что она придет. Что хоть кто-нибудь придет. Мы не надеемся.
Осталось немного. От холода уже не спасает тот ком одежды, который на меня намотан. Мы замираем. В нас врезался порыв ветра, пробирающего до костей.
Еще пара десятков шагов. Мы замираем снова. На нас обрушилась, нас ослепила волна чистого света. Я слышал несколько детских вскриков, они утонули в успокаивающем шепоте мамаш, таких же перепуганных.
Потребовалась минута, чтобы поглотившая мир белая пелена перестала резать глаза. Еще одна, чтобы понять, эта пелена и есть мир. Белый снег перетекал в такое же белое небо, так что невозможно было определить, где заканчивается одно и начинается другое. У меня закружилась голова. Не у меня одного.
Я стою у выхода, жду пока пройдут все наши, смотрю вокруг. В одном месте белый мир светлее, ярче, вокруг перетекают друг в друга сероватые пятна, а чуть ниже, как будто вдалеке, тоже виднеется серое, неподвижное, и перед ним острова из светлого, темного и голубоватого белого. И совсем рядом – снуют точки всех оттенков синего. Другие наши.
Вот она, родина. Белоснежная ледяная пустыня. Без единого признака жизни на тысячи километров вокруг. Не считая нас.
Но эти ледяные пустоши – не только наша родина.
Когда-то в этих землях жили три народа пони. Но после Первого дня зимы они ушли. Ушли искать новые земли, новый дом.
Мы знаем, они нашли его.
И мы рады за них.
Мы – те, кто остались.
Из размышлений меня вывел прилетевший в бок снежок.
Кто это сделал? – крикнул я, озираясь. – Ну, погоди!
Я будто взорвался веселой энергией и, смеясь, погнался за гурьбой маленьких хулиганов. Месяц утомительной подготовки, которой я занимался вместе с теми, с кем сейчас сюда шел, остался позади, и теперь ничто не помешает мне насладиться праздником. Даже та счастливая усталость, давившая на всех нас, не помеха. Впереди танцы, пение, штурм снежных крепостей, ледяные горки, посиделки у костра, музыка, а ближе к ночи мы устроим великолепное небесное сияние! Но что самое главное, весь день для всех неограниченное количество горячих напитков на любой вкус.
Там, внизу, мы научились делать все, что угодно. Выращивать, что только захочется, и почти что в любых количествах. Мы выучились делать все, что только может нам потребоваться, и даже больше.
Мы стали одной большой семьей, где каждый заботится о других, каждый окружен любовью и поддержкой. Мы пробуем себя во всем, и всегда находим свое место. Такое, где можем приносить большую пользу. Во благо всех.
Нужна была всего лишь тысяча лет холода, тьмы, лишений, потерь, скорби, отчаяния и апатии, чтобы понять.
Теперь мы знаем.
Ледяные сердца бьются ровно.
Так, как велит им разум.
А по мысли уважаемого автора – ещё и способствовавшее созданию отдельной расы пони. Кристальных пони? Или речь не о них? Последние фразы намекают, что этот народ руководствуется больше разумом, чем чувствами – но в то же время любовь, радость, другие эмоции явно не чужды им. Так как у них всё устроено? В общем, это как раз тот случай, когда краткость идёт скорее во вред тексту.
Не помогает ему и попытка сыграть на читательских ожиданиях. Вначале нам рисуют усталых, измождённых пони, и мы невольно представляем, как бедолаги страдают от голода и холода в «глубоких норах». В финале же выясняется, что эта усталость – «счастливая», что никаких страданий нет. Да вот только первоначальный образ получился слишком ярким, и переубедить читателя уже не получается. Противоречат друг другу начало и финал, недостоверными выглядят.
Тем не менее, концепция создана интересная, развивать её есть куда. Так что традиционно пожелаем вдохновения для полноценного раскрытия темы!
Поднимаю ворот в тщетной попытке защитить шею от летящей холодной пыли, глаза лихорадочно ищут нужную дверь, мысленно начинаю проклинать того умника, что проектировал это место. Наконец, вижу знакомую вывеску, копыта увязают в снегу, но я рвусь вперёд с упорством, достойным лучшего применения. Натыкаюсь на дверь, слепо шарю копытом в поисках ручки, с облегчением слышу, как скрепят петли. Без сил я вваливаюсь внутрь.
После ослепительно-белой улицы бар кажется мне мрачным, темным склепом, несмотря на то количество праздничных фонарей и гирлянд, что висели на каждом возможном и невозможном месте. «Привет, Мист», — бармен, стоявший за стойкой, поднял копыто в знак приветствия, но, поймав мой тяжелый взгляд, тут же умолк, опустил взгляд и вновь принялся поглаживать свои чёрные усы. Я сделал несколько не слишком твёрдых шагов, стряхнул с себя налетевший снег и, тяжело выдохнув, как будто собираясь прыгнуть в свинцовые воды Балтимэйра, уверенно зашагал к бармену. Тот смерил меня полным сочувствия взглядом: лимит вежливости на сегодня он уже исчерпал. В мою сторону, по крайней мере. Я молча высыпаю ему на стол кучку битцов, ещё с секунду он смотрит на меня, а затем, начинает пересчитывать эту стопку.
— Тебе как обычно? — бармен даже не поднимает взгляда.
— Да, — мой хриплый голос кажется мне чужим и неестественным.
Он ничего не отвечает, смахивает деньги куда-то под стойку и удаляется за моим заказом. От скуки я начинаю рассматривать окружающее меня пространство. За столько лет здесь мало что поменялось: все те же лица, что сбились в кучку в углу и обсуждают новости уходящего года, напротив них уселся мой сосед, в этом году уже с новой кобылкой. За ним компания громко поёт песни о согревающем очаге, а в другом углу слышны звуки игры в домино. Позади меня доносится вежливое покашливание. Оборачиваюсь. На стойке выстроились плотным рядком семнадцать стеклянных бутылок с сидром.
В спешке начинаю укладывать их в свой рюкзак. В какой-то момент, бармен кладёт мне копыто на плечо. «Мист, послушай меня, остановись, пока не поздно», — но я его уже не слышу. Последняя бутылка занимает своё место, и я поспешно покидаю бар, пока дорогу совсем не замело.
***
Шум праздновавшей толпы оглушил нас. Мимо моего носа пролетел увесистый снежок и с тихим шлепком разбился о стену, почти сразу же рядом со мной раздалось мелодичное хихиканье. Я повернул голову к столь внезапному источнику шума, и перед моим взором предстала костного цвета единорожка с пышной гривой, окрашенной в красно-оранжевые тона.
— Приветик, Мист, — она едва заметно улыбнулась и, неуловимо быстро сократив дистанцию, очутилась прямо перед мной.
— Кэнди, — мои губы сами собой растянулись в глупой улыбке, — Какими судьбами?
— Сам понимаешь, тебя искала, все-таки сегодня праздник, — она по-детски надула губы, — А ты и забыл небось?
— Ой… — протянул я, понимая, что кое-что я все-таки забыл, — подожди меня здесь буквально пару минут, ладно?
Не дожидаясь ответа, я рванул обратно в бар, оставив Кэнди на улице.
— О, ты уже вернулся! — Бармен улыбнулся и почесал копытом подбородок, — Что, уже все выдул?
— Да, да, и уже пришёл за добавкой, — я негромко засмеялся, — Я просто забыл кое-что купить и кое-что сказать.
— Удиви меня, — он почесал короткую, куцую щетинку, что торчала у него над ртом.
— Мне нужен яблочный бальзам, я совсем запамятовал, что у меня сегодня ожидается важная гостья, для наших семейных посиделок я у тебя все только что купил.
— А что за гостья?
— Кэнди Харт, Чант, Кэнди Харт.
Бармен замер на секунду, а затем рассмеялся и, нырнув под под стойку, вытащил большую стеклянную бутыль с зеленоватой жидкостью. Я дернулся было за кошельком, но Чант остановил меня, подняв копыто.
— За счёт заведения.
— Чего ты вдруг таким добрым стал? С тебя и лишнего стакана воды не допросишься, а тут такой щедрый подарок.
— Ну, не каждый день у тебя закупаются парни твоей двоюродной сестры, — он звонко рассмеялся.
— Я что-то не помню, чтобы она о тебе говорила.
— Она на меня ещё со своего выпускного дуется: я тогда просто пошутил, громко и очень неудачно, — Чант замялся, — Но тем не менее, она все же мне родня, хоть и не приглашает на всякие семейные сборища.
— Все потому что шутить надо уметь, — я схватил бутылку и двинулся к выходу, — А не травить анекдоты времён заточения Дискорда.
— Погоди! А что ты сказать-то мне хотел?
— Сбрей свои усики, тебе они не идут, а с работы за них можешь вылететь!
— Да иди ты, — он усмехнулся и принялся протирать бокалы, — Ещё пару лет ‒ и у меня будут прямо-таки шикарные усы!
Но его крик меня уже не достиг. Я буквально выбежал на улицу и в тот же момент почувствовал, как лицо мое покрывает холодная, колючая пелена. Совсем рядом раздался тот же мелодичный смех, постепенно сходящий на нет. Пока я отплевывался от забившегося в рот снега, и пытался проморгаться, я почувствовал, как в бок мне уткнулось что-то мягкое и тёплое.
— Прости, я думала, ты сможешь уклониться, как и всегда, — в её голосе прозвучали нотки вины.
— Все в порядке, — я снова широко улыбнулся, — Пошли лучше, а то дядька твой опять лекции будет читать, почему мы опоздали.
Она улыбнулась и в её ярко-красных глазах блеснул задорный огонёк. Легко погладив меня по боку, она терпеливо подождала, пока я поправлю слезшую с плеча сумку, и мы вместе пошли вдоль по дороге, что вела в сторону ярмарки. Вскоре до нас начали доноситься звуки бодрой музыки, запахи печёных яблок, шум и гам веселящихся пони. Сумка уже начала натирать мне плечо, поэтому я попросил кобылку остановиться.
Пока я разминал затёкшие плечи, к нам подошёл один из бездомных, что и в эту ночь искали себе приют и пропитание. Заметив мой взгляд он было хотел ретироваться прочь, но я жестом остановил его, попросил подойти поближе и отсыпал в его протянутое копыто горсть битцов. Глаза бездомного просияли от радости, и, хоть он и не в силах был говорить, но головой энергично закачал. Тепло ему улыбнувшись, я подозвал Кэнди, что в это время рассматривала театральное представление посередине площади, и мы продолжили дорогу домой.
***
Фонари были прекрасными ориентирами, они помогали мне не сбиться с пути, и хоть снегопад был и не слишком силён, но потеряться было вполне возможно. Я не хотел этого, промедление было смерти подобно в моей ситуации. Микстура в кармане жалобно позвякивала при каждом моем шаге. В заплечной сумке столь же жалобно звенели бутыли с сидром, который я нёс Чанту. Эта зима убивала меня быстрее, чем мое пристрастие к алкоголю, она вымораживала меня изнутри, дергала за самые потаённые нити моей души. Но если бы в её ледяной хватке был только я, я бы молчал и радовался, но вместе со мной в этот плен угодила и Кэнди.
Я остановился и зашёлся в приступе кашля. На снег полетела густая мокрота с едва заметными прожилками крови. Я прислонился к столбу. Перед глазами все плыло, мир, казалось, смеялся надо мной, искривляя зримое пространство и заставляя чувствовать себя заблудившимся путешественником в бескрайней, неправильной ледяной пустыне. Невесело усмехнувшись, я с трудом оттолкнулся от фонаря и зашагал к виднеющимися вдали домам.
Идти было не очень легко, ветер поднимал небольшую пургу, что мешала обзору, но я был рад, что хоть копыта не увязали в неожиданных сугробах. Копыта горели от усталости и, казалось, я ни за что не смогу дойти до конца, пока, наконец, впереди не замаячили знакомые очертания. В окне на первом этаже горел свет, это значило, что Чант уже точно был дома. Я почти что припустил было галопом, как вдруг краем глаза уловил тень, что вылетела на дорогу прямо пред мной. В растерянности я остановился, чем тень тут же воспользовалась. «Доброго вам вечера, молодой господин, подайте, сколько сможете, я так голоден», — попрошайка буквально не давал мне пройти, отступая ровно в ту строну, куда собирался пройти я. Мне был некогда искать мелочь, что точно валялась где-то в кармане, так что я рванул вперёд, надеясь успеть обойти его и добраться до такого близкого, но все ещё далекого порога. Но в этот миг мир предательски дрогнул и начал заваливаться куда-то набок. До столба было ещё далеко, так что я, не сумев устоять на копытах, очутился в сугробе.
Попрошайка склонился надо мной. В ушах стоял звон, так что я не мог расслышать, что он мне говорил, из последних сил я выбросил копыто в сторону моей двери и провалился в густой туман беспамятства. Впрочем, вскоре я обнаружил себя сидящим на своём крыльце, а рядом стоял порядком запыхавшийся бродяга, смотревший на меня с тревогой и некоторой опаской. Едва кивнув, я открыл рюкзак и отдал ему в протянутые копыта две бутылки с сидром. В его глазах промелькнуло некоторое недопонимание, но, энергично тряхнув гривой, он спешно поблагодарил меня и поспешил ретироваться прочь. В окне все ещё горел свет, так что я, отряхнувшись и проверив целостность склянки с микстурой, вошёл в дом.
***
Коридор встречает меня холодом и тьмой. Желая поскорее согреться, я закрываю дверь и принимаюсь быстро стряхивать с себя налипший снег. Ненавижу его. Слишком чистый и слишком безразличный ко всему. Ко всем бедам, горестям и радостям. Я уверенно иду во тьме своего дома в гостиную.
Живот недовольным урчанием напоминает мне о том, что со вчерашнего вечера у меня во рту не было ни крошки. Скривив недовольное лицо, я сгружаю бутылки на нижнюю полку холодильника, а с верхней вытаскиваю уже порядком полежавший сэндвич с ромашкой. Черствый хлеб неприятным комком застревает в горле, так что в голову мне забредает идея запить это сидром. Сопротивляться я этой идее долго не мог. Откупорив первую попавшуюся бутылку и залпом выпив где-то половину, я зашёлся в приступе кашля. Сидр все же был ледяным, как и ветра, что сейчас гуляли над этим мерзким городишкой. Бросив взгляд на часы, которые уже отсчитывали последние секунды до нового дня, я тихо пробормотал: «Счастливого Дня горящего очага, Мист». Оставив открытую бутылку на столе, я начал подниматься наверх.
***
В гостиной царил форменный беспорядок. Многочисленные родственники уже начали празднество. Кто-то резал пирог с яблоками, а кто-то уже умудрился перехватить самодельных сэндвичей и закусок и сейчас обсуждал новости уходящего года, время от времени прерываясь лишь для того, чтобы выслушать или произнести очередной тост. Никто нас, к нашему счастью, даже не заметил, и мы тихо заняли своё место на этом празднике жизни.
За окнами снег кружился в медленном вальсе, тихо укрывая землю серебряным ковром. В глазах Кэнди плясали весёлые огоньки, а особая настойка ещё больше разжигала в ней пламя праздника. Во всеобщем шуме и хаосе никто не увидел, как мы с ней вдвоём, обнявшись и прижавшись друг к другу, отправились на второй этаж.
***
Несмотря на то, что свет горел лишь на первом этаже, Чант обнаружился на втором, в нашей спальне. Он не спал, хотя в его серых глазах была нескрываемая усталость.
— Доктор сказал, что микстура может помочь, — я протянул ему склянку и бутылку, — Микстуру — ей, сидр — тебе. Не перепутай.
— Было бы что путать, — он нацепил маску, — Я все понимаю, Мист. Но не мог бы ты…
— Да, я помню, держать дистанцию, — я отступил на шаг от кровати, — Я буду внизу.
Уже выходя, я бросил взгляд на кровать. Под двумя одеялами лежала бледная Кэнди. На лбу её лежал свежий компресс, а на прикроватной тумбе дымилась чаша с чаем. Кашель вновь скрутил меня, заставив сбежать вниз. Нам нельзя было быть вместе, чтобы не усугубить состояние друг друга. Я понимал это. Но не хотел принимать. Вытерев тыльной стороной копыта уголок рта, я подхватил бутыль сидра и отправился обратно в свою новую спальню.
***
Ветер разбудил меня посередине ночи. Рядом, тихо посапывая спала Кэнди. Стараясь её не разбудить, я вылез из-под одеяла и спустился в гостиную. Для многих, праздник прошёл на ура. Сайлас спал прямо на столе, а его брат, чьё имя я не помнил, лежал лицом в своём десерте, рядом валялась недопитая настойка. Улыбнувшись про себя, я налил себе стаканчик воды и начал подниматься обратно.
***
Снег все также шёл и укутывал землю, как будто ему не было дело ни до кого из нас. Чант спал, Кэнди трясло и лихорадило, а я мог лишь стоять и наблюдать, как зима постепенно отхватывала у меня мою же душу. Кусок за куском. Эта безразличная пороша слишком много пыталась у меня забрать. Не в силах больше смотреть на свою возлюбленную, я отвернулся и вернулся в свою новую спальню.
***
Белый снежок все падает и падает, благо, вьюга пошла на спад. Ночные прогулки за сидром не помогали мне, но традициям изменять было нельзя.
В последний раз отпив из запотевшего стакана, я лёг в постель. Пустую, холодную как та злополучная зима постель.
На этот раз один.
Но в первую очередь рассказ интересен не настроением (которое, между тем, хорошо выписано и успешно нагнетается), а техническим приёмом – сюжет излагается не в хронологическом порядке. Нельзя назвать это чем-то революционным, но на экспромте давненько не встречалось такого. Ну и придумка с усами в качестве подсказки для читателя тоже смотрится весьма изящно.
Чего рассказу не хватает, так это, традиционно, вычитки. По идее, она поможет убрать налёт канцеляризма («проверив целостность склянки с микстурой»), повторы, неловкое употребление слов («костного цвета единорожка»?), перепады времён глаголов… И с плечами лучше разобраться, а то упорно кажется, что не про четвероногих тут речь идёт.
Но если не заострять внимания на недостатках – рассказ получился атмосферным и запоминающимся. И, конечно же, очень зимним.