«Поня: Военное дело». Глава 5-я: Пони предгорий в ранний период эпохи цивилизации (начало)
Оглавление и глоссарий
Доброго времени суток, мой дорогой читатель. Это опять я, местный графоманствующий параспрайт. И опять не с путней аналитикой (ох, давненько я ее не писал — как бы веником из ЭАО не погнали...), а со своим фанфиком «Поня: Военное дело». Ну да ладно, если вы все еще не закрыли эту статью, то вы здесь именно за моим «творчеством». Правда, в этот раз получилось более не описание развития военного дела, а история о пертурбациях с социальным устройством горцев. Да и с самими понями как-то некрасиво вышло: статья оказалась более посвящена грифонам, чем маленьким лошадкам. Так получилось.Но, перейдем-те к делу.
Но! сначала я обязан вас предупредить:Я описываю не пони классического Mlp! Я описываю пони того среза созданного нашим воображением спектра миров Эквестрии, который куда ближе к Земле и где пони приходиться бороться за свое существование. Можно сказать, что этот срез близок по положению к ФЭ. Так что читать или не читать мой фанфик и как к прочитанному относиться вы должны решить для себя сами. И еще одно, о чем меня уже давно просили предупреждать: Земнопони этого среза не имеют монополию на сельское хозяйство! Ибо иначе я бы не смог писать свой фанфик)
Эпоха сменяла эпоху не только на равнинах бескрылых пони. Подошли к концу времена варварства и в предгорьях. Хотя произошло это, как и все с крылатым племенем, не совсем так, как было у равнинниц. Но обо всем по порядку.
В прошлой главе мы увидели, что в предгорьях сформировалось два основных способа общественной организации: клановое государство и «договор». Хотя эти системы в чем-то были похожи друг на друга, но в чем-то и различались. И эти различия начали теперь, когда общество горцев испытывало свою ломку и созидание сызнова, отдалять их еще более друг от друга, стирая общее и возводя различное.
Ранее, в период расцвета варварства, на равнинах создался такой высокий спрос на товары горцев, что это привело к их экономическому процветанию и взрывному росту понинаселения и численности грифоньего племени. Молодые табуны и стаи начали расселяться по предгорьям, выпадая из прежних социальных отношений и формируя новые между собой. Так появились «договоры» и немногочисленные грифонопонячьи кланы. Но спрос на товары горцев не только не падал, но все это время стабильно рос — аппетиты вновь появившихся равнинных цивилизаций были куда выше, чем у варваров, причем постоянно поднимались по мере того, как классовое общество теснило родовое. Горцы продолжали богатеть. Далее, по идее, их путь должен пролегать так же, как у равнинниц: еще большее разделение труда и появление материального неравенства внутри табунов и стай, утеря ими статуса семьи и торжество семьи нового типа, появление классов. Но путь пони и грифонов «договоров» в цивилизацию пролег совсем по-другому. И дело тут в следующем.
1) Табуны и стаи горцев изначально были малочисленнее, чем у равнинных пони. И росли довольно медленно, так как вокруг был избыток земли для молоди, каковым она с удовольствием и пользовалась — молодые поньки и грифоны предпочитали небезопасную самостоятельность (хоть и под крылом племени), подчинению «старым пердуньям» и «линялым курицам». В итоге, «договоры» росли вширь, а не вглубь. А значит, оснований для формирования материнской семьи не появлялось. Поэтому дробления табунов и стай не происходило, и они по-прежнему были настоящей и единственной семьей пони и грифонов.
2) Еще в варварские времена начался один интересный процесс: хоть и с трудом, но табуны разных понитипов мигрировали на встречу друг другу. Это была как неспешная миграция молодых табунов, ищущих себе владения. Так и своеобразное переселение поколений: крылья пегасов и грифонов несли их далеко и быстро, позволяя в разумные сроки покрывать огромные расстояния, а потому семя крылатых лошадок разносилось далеко — немало «полукрылок» захватывалось в военных походах, немало «молестиных шалостей» покупалось расчетливыми табунчанками у путников, да и крылатые бродяги, всем сердцем желающие примкнуть к устоявшемуся табуну, порою встречались. И нет ничего удивительного в том, что порою кобылки пугали своих родственниц рогатым или, наоборот, безрогим приплодом (который иногда бывал и в полосочку).
Но время шло, и странных пони становилось все больше: они рождались у недоумевающих (и ругающих Молестию на пару с Дискордом) понек, они прибредали поодиночке и, в конце концов, они приходили целыми табунами и селились под боком у местных лошадок. И, конечно же, их брали в свои расчеты хитрые грифоны, старающиеся изо всех сил породнить слабых, но небесполезных пришлых со своими травоядными союзницами. Впрочем, поняшки платили своим клювастым друзьям тем же, стараясь связать их родственными узами с выгодными понькам грифоньими стаями. В итоге, к концу эпохи варварства демографически государства «договоров» представляли из себя пеструю смесь из табунов поняш различных понитипов и грифоньих стай, берущих свое начало сразу из нескольких родов, но уже не могущих разобраться, где кончается одна кровь и начинается другая.
И вот тут-то начинается самое интересное: понитипы различаются между собой не какими-либо малозначимыми цветом шерсти или разрезом глаз, а весьма чувствительными для трудовой деятельности вещами — земнопони и зебры сильны, крепки и выносливы, тогда как единороги владеют телекинезом и способны творить заклинания. Для экономики табуна, рода, племени и «договора» в целом эти различия были крайне важны, позволяя правильным подбором работников выгадывать чувствительную экономию сил: безрогие могли куда больше наломать минералов или вспахать земли за то же время, чем в состоянии были осилить рогатые, тогда как телекинез единорогов давал им огромное преимущество в тонком ремесле — то, на что земнопонька или зебра убила бы час, единорожка могла выполнить за 10-15 минут. Таким образом, каждый табун начал регулировать свою трудовую деятельность, стараясь сосредотачиваться на том, что он мог лучше и что, соответственно, приносило ему большую прибыль. Но! табуны не были равны по составу: где-то было больше земнопони, где-то — единорогов, а где-то преобладали «полукрылки». И это создавало интересную систему межтабунного распределения труда: одни табуны занимались сельским хозяйством, другие помогали им с погодой, третьи превращались в центры ремесла. Нечто похожее происходило и с грифонами, хотя и в меньшей мере (так как грифоны далеко не так сильно отличаются друг от друга как пони): одни стаи сосредотачивались на овцеводстве, вторые на ремесле, а третьи на горном деле. Эта специализация постепенно закреплялась попытками табунчан расширить возможности в своем деле через вполне определенную демографическую политику, направленную на достижение единообразия по понитипу внутри табуна.
Со временем пони разных табунов занимающихся одним делом осознавали свою общность не только по крови, но и по своей профессиональной деятельности — формировались классы.
Классы не были закрыты: пони и грифоны с соответствующими способностями и навыками могли свободно переходить между ними, напрашиваясь в соответствующие табуны/стаи, которые, как правило, не возражали, если умения и степень родства претендента/претендентки их удовлетворяли.
Интересным образом начало перехода к классовому обществу повлияло на место жеребцов в социуме предгорных пони.
Место бескрылых жеребцов в обществе варварок-горян было весьма незавидным: жесткие условия предгорий заставляли большинство из них отказываться от идеи стать «бродячими хвостами», сразу отдаваясь на волю своих родственниц. Как правило, поньки использовали своих бескрылых сыновей и братьев как некий товар для мена между табунами, что обогащало табун и давало юному поню возможность стать «табунным жеребцом» минуя опасный для жизни этап пребывания в статусе «бродячего хвоста». Но эта же практика серьезнейшим образом ограничивала свободу пони-юношей – в основанном на родстве обществе варварок не имеющие реальной возможности в любой момент покинуть табун (а куда идти? в желудок к шакалам?) жеребцы становились de facto общественной собственностью кобылиц. Так было во времена господства родоплеменных отношений.
Но с приходом цивилизации ситуация стала меняться. Дело в том, что новое, основанное на профессиональной деятельности, отношение пони и грифонов друг к другу давало возможность быть не только тем, кем позволяла тебе твоя кровь, но и тем, кем ты мог сделать себя сам. А подавляющее большинство пони-жеребцов отнюдь не были для табунов нахлебниками, но осваивали какие-либо профессии (чаще всего те, которые были распространенны и почетны в семье пребывания). И во многих профессиях, где их превосходство над кобылками в силе, выносливости и творческом мышлении давало сильному полу преимущество, они добивались больших успехов. Но если ранее эти успехи значили не так уж и много (хотя разве произведенное на противоположный пол благоприятное впечатление и некоторый личный доходец это мелочь?), то теперь, когда пони во многом оценивались по их успехам в своем деле, жеребцов вдруг стали замечать. И не просто замечать, а обращаться с ними в делах их профессий как с равными (виданное ли это дело, что бы кто-то из поняшек или грифоньего племени в прежние времена прислушивался к словам бескрылых пони-жеребцов или стал бы воспринимать их всерьез?). И хотя в табунах жеребцы по-прежнему были на своем месте пришлых неродственников, но вот в профессиональных объединениях они встали наравне с кобылками и грифонами, и часто занимали в них не последнее место или даже возглавляли. То есть жеребцы теперь на полном праве влились в классовую структуру «договоров». Но ведь каждый пони и грифон «договора» состоял не только в родовых, но и в классовых отношениях со всеми остальными его членами, что давало представителю класса определенные права и внутри табуна или стаи. Таким образом, бескрылые жеребцы, не изменив своего родственного положения, становились равноправными членами грифонопонячьего общества.
Изменения в социуме «договоров» привели и к изменениям в способах управления ими — теперь в совместных государствах пони и грифонов было как бы два общества со своими инструментами самоуправления и взаимодействия друг между другом: род и класс, в каждом из которых одновременно состоял каждый пони и каждый грифон.
На низшем уровне, уровне табуна и стаи, все оставалось по-прежнему, ибо семья не изменилась. Уровень рода тоже почти не поменялся: семьи рода превосходно ладили между собой, даже не смотря на то, что они принадлежали к разным классам — общая кровь сплачивала поняшек и грифонов. Но, если подняться выше, то отличия сразу бросятся в глаза. Делами племени, а значит и племенного государства, по-прежнему заправлял совет представителей родов. Но! теперь существовал и еще один орган управления — собрание представителей классов, так называемый совет мастеров. Этот орган не принимал решений сам (на это еще не хватало авторитета), хотя и выполнял в большинстве «договоров» совещательную функцию при совете представителей родов. Но в его ведении уже была согласительная функция — любое решение, принятое представителями родов, должно было получить поддержку представителей классов, иначе оно не имело силы — несогласные пони и грифоны попросту не стали бы его исполнять. При этом стоит отметить: одновременно представительство и от своего рода, и от своего класса понька или грифон мог получить лишь в исключительном случае — интересы классов и родов часто не совпадали, хотя их и формировали одни и те же поняшки и грифоны.
Несмотря на, казалось бы, спокойное и безобидное описание изменений, происходивших в обществе «договоров», они не были безболезненны, а сопровождались ломкой устоев что называется «по живому», порою встречая вооруженное сопротивление или, наоборот, продвигаясь на острие пегасьих кортиков и грифоньих когтей.
Накатывающаяся с равнин цивилизация не обошла стороной и клановые государства, хотя для них уход от варварства прошел почти незаметно, исподволь — их общество и ранее было поделено по исполняемым пони и грифонами функциям, а теперь эти границы оказались всего лишь формализованы. Но, обо всем по порядку. Кстати, все описываемые далее события происходили практически одновременно.
В это время значительно возросли доходы всех жителей клановых государств: от грифонов кланов до «грязедавок». Но, в отличие от птицельвов «договоров», грифоны кланов уже были разделены по исполняемой в семье роли — сложная структура клановых государств и ведущая роль в них клановых грифонов заставило их общество выделять из себя значительное число своих лучших представителей, которые профессионально занимались вопросами управления. На это еще и накладывалась природная моногамия грифонов. По сему, результаты ждать себя не заставили.
Выросшие доходы кланов, прежде чем осесть в семье и в гнездышках ее членов, проходили через лапы грифонов-управленцев, организовывавших торговлю клана и силовую защиту его интересов. Эти громадные средства вводили наделенных властью грифонов в искус, который какое-то время эффективно подавлялся варварским сознанием. Но разделение функций внутри стай постепенно отдаляли ее членов друг от друга, а моногамия ускоряла разрушение стаи как семьи. В итоге, жажда наживы брала свое над осознанием общего блага, и властный грифон начинал ХАПАТЬ. Но просто так обдирать своих родственников долго не получиться — недовольные таким безобразием родичи попросту вышвырнут наглеца из клана, а нажитые неправедным путем богатства разделят между собой. Грифоны-управленцы превосходно понимали это и начинали искать себе поддержку. Таковой опорой становились, во-первых, такие же грифоны, которым стая опрометчиво доверила власть, а, во-вторых, клановые пегасы. Первое вело не просто к объединению наделенных властью грифонов ради защиты своих интересов, а к осознанию ими общности этих интересов, своей общности, а так же к яростным и небезуспешным попыткам оформить передачу своего положения в обществе по наследству — формировалась грифонья родовая знать. Второе же, основываясь на обещаниях знатных грифонов и прежнем приниженном положении пегасов в кланах, давало новоявленной аристократии достаточно чувствительную прослойку верных сторонников, правда, одновременно отдаляя чистокровных крылатых лошадок от простых грифонов. В итоге, кланы делились на три класса: родовую аристократию (или «высокородных», как они любили называть себя сами), пегасов и «простокрылых» грифонов. Первые были управленцами и профессиональными воинами, чего требовало их небольшое число и не слишком-то справедливые пути обретения богатств. Кортики вторых становились надежным подспорьем аристократам в защите их интересов от внешних врагов и от своих же пернатых родственников, за что пегасы получали из лап своих благодетелей обещанные печеньки. Третьи же были простыми работягами и торговцами, кормившими клан, но до сих пор достаточно сильными для того, что бы пернатые аристократы считались с их мнением. Все эти три группы клановых жителей участвовали в формировании армии кланового государства.
Разрушение стай пегасогрифоньего клана как семьи и расслоение кланового общества
В это время происходят и другие изменения внутри клана, каковые, в первую очередь, касаются грифоньих стай. Пример вытирающих ноги об интересы стаи аристократов оказывается заразителен, а грифонья моногамия служит катализатором — стаи начинают распадаться на отдельные пары супругов, самостоятельно ведущих хозяйство и совместно владеющих имуществом (хотя родовая община и общественная собственность на земли по-прежнему играют огромную роль в жизни грифонов) — возникает моногамная семья, занимающая место стаи. Таким образом раскол, вызванный непомерными амбициями грифоньих лидеров, уничтожает стаи клана как семью.
Это приводит к повторному расколу внутри общества клановых грифонов: пернатые аристократы, стараясь укрепить связи внутри класса и защитить интересы своего потомства, резко ограничивают заключение брачных союзов за пределами своего небольшого сообщества, появляются понятия «полнокрылого», «однокрылого» и «простокрылого» птенцов. Первые являются плодом союза двух законнорожденных представителей грифоньей знати. Вторые — плод союза аристократа и «простокрылого/ой» грифона/грифины, «обязанного клюва» или «черного когтя» (о них ниже). Третьи — все остальные клановые грифоны, не могущие достоверно подтвердить наличия в своих жилах крови аристократов.
Само по себе это уже вносит раскол в ранее монолитные кланы, но грифонья знать стремится еще более снизить влияние «простокрылых» сородичей и усилить свое влияние на «грязекрылок» (о них ниже), и вводит практический запрет на браки с ними. Единственным источником свежей крови в виде «однокрылых» птенцов для аристократии остаются «обязанные клювы». Но стремление других грифонов обеспечить своим птенцам лучшую долю никуда не исчезает, и наиболее авантюрные из них начинают добровольно подаваться в «обязательства» ради возможности заключения брачного союза со знатным грифоном/грифиной. То есть «обязанные семьи» становятся единственным социальным лифтом для грифонов, что в очередной раз увеличивает их вес в обществе клановых государств.
Одновременно, усилиями клановой знати внутри кланов происходит отделение чистокровных пегасов от их когтистых союзников и формирование из них личной гвардии грифоньих аристократов, причем с наследуемым правом на это положение. То есть чистокровные клановые пегасы формируют собственный класс, отделенный от «простокрылых» грифонов и имеющий интересы совершенно отличные от их. При этом аристократия щедро делится с пегасами своими немалыми доходами, что обеспечивает пегасам место в кланах не ниже чем у грифонов, чем и покупается лояльность крылатых лошадок. Более того, ради укрепления преданности пернатых пони, знатные грифоны отменяют практику «младшего родства», со временем, ставшую для пегасов позорным символом своей несамостоятельности в пегасогрифоньих кланах. Не все пегасы согласны с этим решением, но возмущенных потомков «полукрылок» силой изгоняют из среды клановых пегасов (они либо подаются в «обязательства», либо становятся «землекрылками»). Таким образом клановые пегасы очищаются от крови «ползенышей» и от всяких напоминаний о прежнем зависимом положении, и, в итоге, становятся верными защитниками интересов грифоньей аристократии.
«Обязательства» так же не оставались неизменны. Но их вхождение в классовое общество был несколько иным.
Давайте еще раз взглянем на «обязанные семьи». По большому счету, «обязательства» представляли из себя сборище сомнительно родственных или неродственных друг другу бесперых поняш и пегасов-полукровок с грифонами-«обязанными клювами», которых никто не ждал в кланах и не жаловали в поселениях бескрылых пони. «Обязательства», если быть объективными, держались только на собственных военной мощи и ремесленном искусстве, при этом нуждаясь в притоке продовольствия и материалов извне («обязанные семьи» изначально закладывали из расчета на экономическую несамостоятельность «обязаных хвостов»). Заодно, эти организации с самого их вхождения в состав кланового государства имели четко проговоренные функции в нем, часть из которых были сформулированы еще при создании «обязательств» пони-дикарками. Да и обязанности членов этого своеобразного сообщества были распределены с рождения: крылатые — воюют, бескрылые — обеспечивают им эту возможность. При этом, ни о какой передаче обязанностей по наследству и речи идти не могло — поньки могли запросто рожать как крылатых, так и бескрылых жеребят, тогда как пегасы и грифоны не были застрахованы от потери крыльев. К тому же «обязательства» активно принимали к себе различных пришлых личностей, могущих быть для них полезными. Так что не удивительно, что переход к цивилизации не раздробил «обязанные семьи», а, наоборот, сплотил их как класс, сделав их внушительной силой в клановых государствах, нередко диктующей свою волю грифоньей аристократии.
Но изменения произошли не только снаружи «обязательств» — их внутреннее устройство так же подверглось метаморфозам.
Ссора с табунами бескрылых пони значительно ограничила приток в «обязательства» пони со стороны. И «обязанные семьи» оказались на гране демографической катастрофы: ранее они пополнялись в основном за счет пришлых пони, в том числе за счет «возвращенных жеребят» — жеребят зачатых «обязанными хвостами» (как жеребцами, так и кобылками) по требованию традиционных табунов, но оказавшихся им ненужными, а потому возвращенными обратно в «обязательство». Теперь этот источник пополнения был перекрыт, а моногамные семьи «обязанных хвостов» не могли восполнить убыли понинаселения. В этой отчаянной обстановке главы «обязательств» шли на отчаянные меры: своей властью и авторитетом они заставляли жеребцов брать себе в подруги более чем одну кобылку, а всех остальных — признавать потомство этих новых, полигамных, семей законным. Подобные насильственные меры ожидаемо встречали сопротивление, но сплоченность «обязанных хвостов» и очевидность проблемы их убыли перевешивали эгоистические порывы и такая система брака признавалась.
Со временем, когда ситуация с новыми семьями «устаканивалась», они претерпевали еще одну метаморфозу.
Не секрет, что «сердцу не прикажешь». Это было справедливо и для пони: жеребцы и кобылки часто испытывали друг к другу не только зов плоти, но и некоторые другие, более теплые, чувства. Этим чувствам препятствовала бесхитростная утилитарность новой семьи: зачинайте и рожайте на благо «обязательства», остальное — безразлично. При этом пони «обязанных семей» по прежнему сохраняли в отношениях между собой равенство полов и относительное социальное равенство, что было обусловлено как традицией, так и высокой вовлеченности «обязанных хвостов» в военное дело кланового государства. Это позволяло переформировать новую полигамную семью в нечто более подходящее поням: появилось разделение кобылок в семье на «подруг долга» и «влюбленных подруг». Первые были кобылками, на которых указал командир данного жеребца и высказал пожелание о том, что надобно на благо «обязательства» организовать с нею жеребенка. У жеребца они могли меняться по решению его начальства, часто не принадлежали к его окружению и были связаны с ним чуть ли не меньше, чем это было принято у табунниц равнин. Вторые же были поньками, испытывающие к данному поню какие-то взаимные теплые чувства, а потому связанные с ним добровольными обоюдными брачными обязательствами. Разлучить жеребца и его «влюбленных подруг» командиры, обычно, не могли. Жеребец вместе со своими «влюбленными подругами» формировал в полигамной семье «загончик влюбленных» (обычно это было трио или квартет, реже дуэт), который и был настоящей семьей. Как правило, власти «обязательств» такие семьи старались переводить в один отряд, если это было возможно (часто соответствующие чувства вспыхивали между представителями разных понитипов).
При этом оставалась старая система родства, когда родственниками друг другу пони считались не по отцу или матери, а по семейной группе (это же правило касалось и «обязанных клювов»). В скором времени это приводило к тому, что практически все члены одного «обязательства» начинали воспринимать друг друга как родственников, при этом имея достаточно дальнее или сомнительное кровное родство. То есть «обязанная семья», изначально семьей не будучи, превращалась в род, во многом подобный ранним пегасогрифоньим кланам.
Что касается табунов бескрылых пони, то ситуация с ними весьма интересна. Фактически пегасогрифоньи кланы и «обязательства» насильно протащили их минуя варварство в цивилизацию. Теперь табуны бескрылых пони воспринимались крылатым племенем, как чистокровным, так и не очень (в том числе и не совсем крылатым), по своему занятию, то есть как класс. Но сами поньки-табунницы имели другое мнение и своей общности не признавали, оставаясь по-прежнему разрозненными и неспособными постоять за свои интересы перед крылатыми. Само собой, что бескрылые пони продолжали оставаться в самом низу социума клановых государств, да еще, что обидно, теперь за ними закрепились именования вроде «грязедавки» или «грязеройки», как за классом. Но стоит отметить, что в обществе горцев не просто изменилось название «землеползок», но и их статус.
В первую очередь поньки-«грязедавки» лишились собственных вооруженных сил, что было в основном обусловлено их свинским поведением по отношению к собственным крылатым дочерям и «обязанным клювам»: не доверяя всему крылатому племени и желая насолить «обязанным хвостам», бескрылые табунницы всячески третировали своих собственных крылатых, ограничивая их свободу и права. Это приводило к оттоку «полукрылок» и табунных грифонов в «обязательства», что вело к еще большему «закручиванию гаек» бескрылыми пони. В итоге, положение табунных «полукрылок» и «обязанных клювов» становилось настолько ужасным, что происходил взрыв и крылатые окончательно и бесповоротно порывали с табуном. Часть их подавалась в «обязательства». Другая же часть, которой была не по нраву расписанная от рождения и до смерти жизнь «обязанных хвостов», направлялась прямо в пегасогрифоньи кланы с прошением о предоставлении им защиты и надела. Каковые клановые грифоны им часто и предоставляли, получая в свое прямое распоряжение небольшой производящий класс так называемых «грязекрылок»/«землекрылок»/«черных когтей». Так или иначе, но «грязедавки» оставались без собственных военных сил, что лишало их всякой непосредственной защиты перед крылатым племенем.
Обычай «платы за крылья»С лишением «грязедавок» военных сил «обязательства» получили возможность вмешиваться в их дела совершенно безнаказанно, чем они активно и занялись. Одним из таких обычных вмешательств стал силовой отбор «полукрылок», все еще рождавшихся у «землеползок» (за столетия жизни в предгорьях почти все «бескрылки» породнились с крылатыми пони). Само собой, это «грязедавкам» не нравилось, но ответить на силу силой они не могли. Потому ответили ассиметрично: юным жеребятам-пегасам стали попросту удалять крылья, лишая этим привлекательности для «обязательств». Теперь уже черед возмущаться пришел «обязанным хвостам». Впрочем, силой они уже ничего решить не могли — табунчанкам ничего не стоило скрыть беременность нескольких из них, а потому проследить за родами «обязанные крылья» не могли. Требовалось какое-то другое решение, каковым стала плата выкупа за крылатых жеребят табунным кобылкам. Так появился обычай «платы за крылья».
Тут стоит сделать небольшое отступление.
По факту тубунницы предгорий во многом по-прежнему оставались дикарками, для которых родство и табун стояли на первом месте. Но к этому времени среди «бескрылок» уже произошло осознание того, что не все родственницы одинаково равны между собой — «полукрылки» считались отбросами семьи, которым доставалось самое худшее отношение и самая малая свобода. А так как благо табуна стояло выше интересов любого его члена (в том числе и выше интересов матери крылатого жеребенка), то «грязедавки» не видели ничего зазорного в том, что бы обменять нежеланное, слабое и презираемое «недоразумение» на какие-либо выгоды (чаще всего, товары или послабление в оброке) для табуна (тем более что иначе «полукрылку» попросту отобрали бы силой). Сами крылатые полукровки так же были рады такой судьбе, хоть она и сильно ограничивала их контакты с матерью: каково бы ни было их место в «обязательстве», но оно было гораздо лучше участи «позора семьи», которому постоянно тычут в глаза его крыльями. Впрочем, часто пегасов-полукровок, которых не захотели или не успели выкупить «обязанные крылья», выкупали «землекрылки», не имевшие предрассудков «грязедавок». Правда, возможности у «черных когтей» были куда как пожиже, чем у «обязательств».
Потеря «грязедавками» вооруженных сил привела и к потере сложившегося равновесия в совершенно неожиданном месте: раз «землеползки» стали совершенно беззащитны, то какой прок клановым грифонам от посредничества «обязанных хвостов»? Первыми это осознали сами «обязанные крылья», и начали активно действовать. Эти действия выразились в виде заявлении о своих особых наследуемых правах на защиту табунов «земледавок». А по факту, в виде заявления о своих правах на владение защищаемыми табунами. Так как сами табунницы никакого права голоса не имели (из-за своей слабости и разобщенности), а клановая братия еще не осознала всех открывшихся ей перспектив, то на большинстве клановых территорий «обязательства» становились собственниками табунов «бескрылок», тем защищая свое право на посредничество между кланами и «землеройками». Правда, право на земли по-прежнему оставалось за «грязедавками», а перегонять их с обжитого и приносящего доход места для «обязательств» было накладно.
«Землекрылки»
Как говорилось ранее, на раннем цивилизационном этапе произошла вынужденная (по глупости) демилитаризация табунов «грязедавок», за которой последовало присвоение их «обязанными хвостами», опередившими в этой афере клановых грифонов. Проще говоря, поньки довели своих крылатых защитников до того, что те сбежали. А вот, собственно, куда они навострили крылья?
Во-первых, какая-то часть подалась в «обязанные семьи», где и осела.
Во-вторых, другая их часть, не желающая связываться с «обязательствами», обратилась непосредственно к грифонам кланов с просьбой о предоставлении им права основывать поселения и вести хозяйство под клановой защитой.
В-третьих, незначительное число табунных «полукрылок» и «обязанных клювов» подалась за пределы клановых государств, и влилось в состав «договоров».
Нас интересуют вторые, которые теперь стали называться «землекрылками», «грязекрылками» или «черными когтями».
«Землекрылки» либо сами находили себе земли, либо получали их от кланов, под защитой которых и селились. Заключив подобный договор с пегасогрифоньим кланом, бывшие табунные защитники становились посемейно зависимы от него. Впоследствии, когда клановые грифоны сообразили, что «обязательства» облапошили их присвоением табунов «грязедавок», таковые договоры стали заключаться кланами со всеми желающими (в основном, с различными пришлыми семьями), в том числе и с табунами бескрылых (которые, впрочем, под защиту чистокровных «стервятников» не рвались, хотя положение «землекрылок» считалось выше положения «земледавок»). При этом постоянно происходили попытки грифоньей аристократии превратить семьи «грязекрылок» из клановой собственности в свою личную, каковые нередко увенчивались успехом.
Но что из себя представляла семья «черных когтей»?
Как правило, она была смешанной, состоявшей из пони и грифонов, и по старинке называлась табуном (изредка, стаей). Это было обусловлено тем, что изначально основывавшие ее крылатые покидали свою, затиранившую их, семью, всем гуртом, как они и привыкли жить раньше. Семья «землекрылок» обычно состояла из двух частей: матриархальной понячьей и, основывавшейся на равенстве полов, грифоньей. Управление делами семьи осуществлялось вожачкой или вожаком, каковыми могли быть как пони, так и грифоны, и помогавшим им смешанным «советом старейшин». Семьи состояли не только из крылатых, но имели и некоторый процент пони бескрылых понитипов (у «полукрылок», помимо крылатого, неизбежно рождалось и бескрылое потомство). «Грязекрылки», будучи в значительном своем числе способны к полету, обладали собственными войсками, а так же были обязаны предоставлять по требованию своих владельцев в их распоряжение свои ополчения (это было одной из распространенных форм повинности «землекрылок»). При этом «черные когти» вполне осознавали свою общность как класса, что (вместе с обладанием вооруженными силами) давало им достаточно широкую свободу и относительно высокое место в обществе, по сравнению с «землеползками». Это же приводило к тому, что экономически семьи «черных когтей» были сопоставимы с табунами «земледавок», а иногда и превосходили их в этом. Хотя по работоспособности пегасы с грифонами не могли спорить с бескрылыми пони, но обирать сплоченных и вооруженных «землекрылок» грифоньей аристократии было куда сложнее, чем разобщенных и беззащитных «грязедавок» «обязанным хвостам».
Изменились и способы управления клановым государством.
Во главе стоял король или королева, избираемый/ая пожизненно или, реже, на определенный срок собранием грифоньей знати из своей среды. Иногда из числа знатных семей выделялось несколько, имеющих эксклюзивное право претендовать на трон, но таковая практика была пока еще редка. Власть короля опиралась на клановую знать и ее прихвостней-пегасов. В связи с этим, король был во многом зависим от решений совета грифоньей знати, который, как правило, имел право отменять королевские указы, вводить собственные или даже низлагать главу государства. Но аристократия при всей своей власти не была единственной реальной силой в клановом государстве, а потому параллельно с советом грифоньей знати функционировал и совет «простокрылых» — собрание глав «обязательств», вожаков «просторожденных» грифонов и представителей семей «землекрылок», каковое имело право наблюдения за деятельностью короля/королевы и знати. «Простокрылое» население клановых государств по-прежнему оставалось весьма независимым, гордым и обладающим нешуточными военной и экономической мощью, так что грифоньей аристократии приходилось считаться с его мнением. Тем более, что, имея свои внутренние противоречия, «обязанные хвосты», «простокрылые» клановые грифоны и «черные когти» с легкостью объединялись когда речь шла об очередных поползновениях знати против их свобод, так как, по разным причинам, видели в «высокорожденных» грифонах и их копытных приспешниках общего врага.
Это еще не конец этой статьи, а только ее первая часть.
Если вам хочется прочитать продолжение моей графоманской писанины, то вот ссылка на следующую часть этой статьи и, по совместительству, главы.
Доброго времени суток, мой дорогой читатель. Это опять я, местный графоманствующий параспрайт. И опять не с путней аналитикой (ох, давненько я ее не писал — как бы веником из ЭАО не погнали...), а со своим фанфиком «Поня: Военное дело». Ну да ладно, если вы все еще не закрыли эту статью, то вы здесь именно за моим «творчеством». Правда, в этот раз получилось более не описание развития военного дела, а история о пертурбациях с социальным устройством горцев. Да и с самими понями как-то некрасиво вышло: статья оказалась более посвящена грифонам, чем маленьким лошадкам. Так получилось.Но, перейдем-те к делу.
Но! сначала я обязан вас предупредить:Я описываю не пони классического Mlp! Я описываю пони того среза созданного нашим воображением спектра миров Эквестрии, который куда ближе к Земле и где пони приходиться бороться за свое существование. Можно сказать, что этот срез близок по положению к ФЭ. Так что читать или не читать мой фанфик и как к прочитанному относиться вы должны решить для себя сами. И еще одно, о чем меня уже давно просили предупреждать: Земнопони этого среза не имеют монополию на сельское хозяйство! Ибо иначе я бы не смог писать свой фанфик)
Пони предгорий в ранний период эпохи цивилизации
Эпоха сменяла эпоху не только на равнинах бескрылых пони. Подошли к концу времена варварства и в предгорьях. Хотя произошло это, как и все с крылатым племенем, не совсем так, как было у равнинниц. Но обо всем по порядку.
В прошлой главе мы увидели, что в предгорьях сформировалось два основных способа общественной организации: клановое государство и «договор». Хотя эти системы в чем-то были похожи друг на друга, но в чем-то и различались. И эти различия начали теперь, когда общество горцев испытывало свою ломку и созидание сызнова, отдалять их еще более друг от друга, стирая общее и возводя различное.
«Договор»
Ранее, в период расцвета варварства, на равнинах создался такой высокий спрос на товары горцев, что это привело к их экономическому процветанию и взрывному росту понинаселения и численности грифоньего племени. Молодые табуны и стаи начали расселяться по предгорьям, выпадая из прежних социальных отношений и формируя новые между собой. Так появились «договоры» и немногочисленные грифонопонячьи кланы. Но спрос на товары горцев не только не падал, но все это время стабильно рос — аппетиты вновь появившихся равнинных цивилизаций были куда выше, чем у варваров, причем постоянно поднимались по мере того, как классовое общество теснило родовое. Горцы продолжали богатеть. Далее, по идее, их путь должен пролегать так же, как у равнинниц: еще большее разделение труда и появление материального неравенства внутри табунов и стай, утеря ими статуса семьи и торжество семьи нового типа, появление классов. Но путь пони и грифонов «договоров» в цивилизацию пролег совсем по-другому. И дело тут в следующем.
1) Табуны и стаи горцев изначально были малочисленнее, чем у равнинных пони. И росли довольно медленно, так как вокруг был избыток земли для молоди, каковым она с удовольствием и пользовалась — молодые поньки и грифоны предпочитали небезопасную самостоятельность (хоть и под крылом племени), подчинению «старым пердуньям» и «линялым курицам». В итоге, «договоры» росли вширь, а не вглубь. А значит, оснований для формирования материнской семьи не появлялось. Поэтому дробления табунов и стай не происходило, и они по-прежнему были настоящей и единственной семьей пони и грифонов.
2) Еще в варварские времена начался один интересный процесс: хоть и с трудом, но табуны разных понитипов мигрировали на встречу друг другу. Это была как неспешная миграция молодых табунов, ищущих себе владения. Так и своеобразное переселение поколений: крылья пегасов и грифонов несли их далеко и быстро, позволяя в разумные сроки покрывать огромные расстояния, а потому семя крылатых лошадок разносилось далеко — немало «полукрылок» захватывалось в военных походах, немало «молестиных шалостей» покупалось расчетливыми табунчанками у путников, да и крылатые бродяги, всем сердцем желающие примкнуть к устоявшемуся табуну, порою встречались. И нет ничего удивительного в том, что порою кобылки пугали своих родственниц рогатым или, наоборот, безрогим приплодом (который иногда бывал и в полосочку).
Но время шло, и странных пони становилось все больше: они рождались у недоумевающих (и ругающих Молестию на пару с Дискордом) понек, они прибредали поодиночке и, в конце концов, они приходили целыми табунами и селились под боком у местных лошадок. И, конечно же, их брали в свои расчеты хитрые грифоны, старающиеся изо всех сил породнить слабых, но небесполезных пришлых со своими травоядными союзницами. Впрочем, поняшки платили своим клювастым друзьям тем же, стараясь связать их родственными узами с выгодными понькам грифоньими стаями. В итоге, к концу эпохи варварства демографически государства «договоров» представляли из себя пеструю смесь из табунов поняш различных понитипов и грифоньих стай, берущих свое начало сразу из нескольких родов, но уже не могущих разобраться, где кончается одна кровь и начинается другая.
И вот тут-то начинается самое интересное: понитипы различаются между собой не какими-либо малозначимыми цветом шерсти или разрезом глаз, а весьма чувствительными для трудовой деятельности вещами — земнопони и зебры сильны, крепки и выносливы, тогда как единороги владеют телекинезом и способны творить заклинания. Для экономики табуна, рода, племени и «договора» в целом эти различия были крайне важны, позволяя правильным подбором работников выгадывать чувствительную экономию сил: безрогие могли куда больше наломать минералов или вспахать земли за то же время, чем в состоянии были осилить рогатые, тогда как телекинез единорогов давал им огромное преимущество в тонком ремесле — то, на что земнопонька или зебра убила бы час, единорожка могла выполнить за 10-15 минут. Таким образом, каждый табун начал регулировать свою трудовую деятельность, стараясь сосредотачиваться на том, что он мог лучше и что, соответственно, приносило ему большую прибыль. Но! табуны не были равны по составу: где-то было больше земнопони, где-то — единорогов, а где-то преобладали «полукрылки». И это создавало интересную систему межтабунного распределения труда: одни табуны занимались сельским хозяйством, другие помогали им с погодой, третьи превращались в центры ремесла. Нечто похожее происходило и с грифонами, хотя и в меньшей мере (так как грифоны далеко не так сильно отличаются друг от друга как пони): одни стаи сосредотачивались на овцеводстве, вторые на ремесле, а третьи на горном деле. Эта специализация постепенно закреплялась попытками табунчан расширить возможности в своем деле через вполне определенную демографическую политику, направленную на достижение единообразия по понитипу внутри табуна.
Со временем пони разных табунов занимающихся одним делом осознавали свою общность не только по крови, но и по своей профессиональной деятельности — формировались классы.
Классы не были закрыты: пони и грифоны с соответствующими способностями и навыками могли свободно переходить между ними, напрашиваясь в соответствующие табуны/стаи, которые, как правило, не возражали, если умения и степень родства претендента/претендентки их удовлетворяли.
Интересным образом начало перехода к классовому обществу повлияло на место жеребцов в социуме предгорных пони.
Место бескрылых жеребцов в обществе варварок-горян было весьма незавидным: жесткие условия предгорий заставляли большинство из них отказываться от идеи стать «бродячими хвостами», сразу отдаваясь на волю своих родственниц. Как правило, поньки использовали своих бескрылых сыновей и братьев как некий товар для мена между табунами, что обогащало табун и давало юному поню возможность стать «табунным жеребцом» минуя опасный для жизни этап пребывания в статусе «бродячего хвоста». Но эта же практика серьезнейшим образом ограничивала свободу пони-юношей – в основанном на родстве обществе варварок не имеющие реальной возможности в любой момент покинуть табун (а куда идти? в желудок к шакалам?) жеребцы становились de facto общественной собственностью кобылиц. Так было во времена господства родоплеменных отношений.
Но с приходом цивилизации ситуация стала меняться. Дело в том, что новое, основанное на профессиональной деятельности, отношение пони и грифонов друг к другу давало возможность быть не только тем, кем позволяла тебе твоя кровь, но и тем, кем ты мог сделать себя сам. А подавляющее большинство пони-жеребцов отнюдь не были для табунов нахлебниками, но осваивали какие-либо профессии (чаще всего те, которые были распространенны и почетны в семье пребывания). И во многих профессиях, где их превосходство над кобылками в силе, выносливости и творческом мышлении давало сильному полу преимущество, они добивались больших успехов. Но если ранее эти успехи значили не так уж и много (хотя разве произведенное на противоположный пол благоприятное впечатление и некоторый личный доходец это мелочь?), то теперь, когда пони во многом оценивались по их успехам в своем деле, жеребцов вдруг стали замечать. И не просто замечать, а обращаться с ними в делах их профессий как с равными (виданное ли это дело, что бы кто-то из поняшек или грифоньего племени в прежние времена прислушивался к словам бескрылых пони-жеребцов или стал бы воспринимать их всерьез?). И хотя в табунах жеребцы по-прежнему были на своем месте пришлых неродственников, но вот в профессиональных объединениях они встали наравне с кобылками и грифонами, и часто занимали в них не последнее место или даже возглавляли. То есть жеребцы теперь на полном праве влились в классовую структуру «договоров». Но ведь каждый пони и грифон «договора» состоял не только в родовых, но и в классовых отношениях со всеми остальными его членами, что давало представителю класса определенные права и внутри табуна или стаи. Таким образом, бескрылые жеребцы, не изменив своего родственного положения, становились равноправными членами грифонопонячьего общества.
Изменения в социуме «договоров» привели и к изменениям в способах управления ими — теперь в совместных государствах пони и грифонов было как бы два общества со своими инструментами самоуправления и взаимодействия друг между другом: род и класс, в каждом из которых одновременно состоял каждый пони и каждый грифон.
На низшем уровне, уровне табуна и стаи, все оставалось по-прежнему, ибо семья не изменилась. Уровень рода тоже почти не поменялся: семьи рода превосходно ладили между собой, даже не смотря на то, что они принадлежали к разным классам — общая кровь сплачивала поняшек и грифонов. Но, если подняться выше, то отличия сразу бросятся в глаза. Делами племени, а значит и племенного государства, по-прежнему заправлял совет представителей родов. Но! теперь существовал и еще один орган управления — собрание представителей классов, так называемый совет мастеров. Этот орган не принимал решений сам (на это еще не хватало авторитета), хотя и выполнял в большинстве «договоров» совещательную функцию при совете представителей родов. Но в его ведении уже была согласительная функция — любое решение, принятое представителями родов, должно было получить поддержку представителей классов, иначе оно не имело силы — несогласные пони и грифоны попросту не стали бы его исполнять. При этом стоит отметить: одновременно представительство и от своего рода, и от своего класса понька или грифон мог получить лишь в исключительном случае — интересы классов и родов часто не совпадали, хотя их и формировали одни и те же поняшки и грифоны.
Несмотря на, казалось бы, спокойное и безобидное описание изменений, происходивших в обществе «договоров», они не были безболезненны, а сопровождались ломкой устоев что называется «по живому», порою встречая вооруженное сопротивление или, наоборот, продвигаясь на острие пегасьих кортиков и грифоньих когтей.
Клановые государства
Накатывающаяся с равнин цивилизация не обошла стороной и клановые государства, хотя для них уход от варварства прошел почти незаметно, исподволь — их общество и ранее было поделено по исполняемым пони и грифонами функциям, а теперь эти границы оказались всего лишь формализованы. Но, обо всем по порядку. Кстати, все описываемые далее события происходили практически одновременно.
В это время значительно возросли доходы всех жителей клановых государств: от грифонов кланов до «грязедавок». Но, в отличие от птицельвов «договоров», грифоны кланов уже были разделены по исполняемой в семье роли — сложная структура клановых государств и ведущая роль в них клановых грифонов заставило их общество выделять из себя значительное число своих лучших представителей, которые профессионально занимались вопросами управления. На это еще и накладывалась природная моногамия грифонов. По сему, результаты ждать себя не заставили.
Выросшие доходы кланов, прежде чем осесть в семье и в гнездышках ее членов, проходили через лапы грифонов-управленцев, организовывавших торговлю клана и силовую защиту его интересов. Эти громадные средства вводили наделенных властью грифонов в искус, который какое-то время эффективно подавлялся варварским сознанием. Но разделение функций внутри стай постепенно отдаляли ее членов друг от друга, а моногамия ускоряла разрушение стаи как семьи. В итоге, жажда наживы брала свое над осознанием общего блага, и властный грифон начинал ХАПАТЬ. Но просто так обдирать своих родственников долго не получиться — недовольные таким безобразием родичи попросту вышвырнут наглеца из клана, а нажитые неправедным путем богатства разделят между собой. Грифоны-управленцы превосходно понимали это и начинали искать себе поддержку. Таковой опорой становились, во-первых, такие же грифоны, которым стая опрометчиво доверила власть, а, во-вторых, клановые пегасы. Первое вело не просто к объединению наделенных властью грифонов ради защиты своих интересов, а к осознанию ими общности этих интересов, своей общности, а так же к яростным и небезуспешным попыткам оформить передачу своего положения в обществе по наследству — формировалась грифонья родовая знать. Второе же, основываясь на обещаниях знатных грифонов и прежнем приниженном положении пегасов в кланах, давало новоявленной аристократии достаточно чувствительную прослойку верных сторонников, правда, одновременно отдаляя чистокровных крылатых лошадок от простых грифонов. В итоге, кланы делились на три класса: родовую аристократию (или «высокородных», как они любили называть себя сами), пегасов и «простокрылых» грифонов. Первые были управленцами и профессиональными воинами, чего требовало их небольшое число и не слишком-то справедливые пути обретения богатств. Кортики вторых становились надежным подспорьем аристократам в защите их интересов от внешних врагов и от своих же пернатых родственников, за что пегасы получали из лап своих благодетелей обещанные печеньки. Третьи же были простыми работягами и торговцами, кормившими клан, но до сих пор достаточно сильными для того, что бы пернатые аристократы считались с их мнением. Все эти три группы клановых жителей участвовали в формировании армии кланового государства.
Разрушение стай пегасогрифоньего клана как семьи и расслоение кланового общества
В это время происходят и другие изменения внутри клана, каковые, в первую очередь, касаются грифоньих стай. Пример вытирающих ноги об интересы стаи аристократов оказывается заразителен, а грифонья моногамия служит катализатором — стаи начинают распадаться на отдельные пары супругов, самостоятельно ведущих хозяйство и совместно владеющих имуществом (хотя родовая община и общественная собственность на земли по-прежнему играют огромную роль в жизни грифонов) — возникает моногамная семья, занимающая место стаи. Таким образом раскол, вызванный непомерными амбициями грифоньих лидеров, уничтожает стаи клана как семью.
Это приводит к повторному расколу внутри общества клановых грифонов: пернатые аристократы, стараясь укрепить связи внутри класса и защитить интересы своего потомства, резко ограничивают заключение брачных союзов за пределами своего небольшого сообщества, появляются понятия «полнокрылого», «однокрылого» и «простокрылого» птенцов. Первые являются плодом союза двух законнорожденных представителей грифоньей знати. Вторые — плод союза аристократа и «простокрылого/ой» грифона/грифины, «обязанного клюва» или «черного когтя» (о них ниже). Третьи — все остальные клановые грифоны, не могущие достоверно подтвердить наличия в своих жилах крови аристократов.
Само по себе это уже вносит раскол в ранее монолитные кланы, но грифонья знать стремится еще более снизить влияние «простокрылых» сородичей и усилить свое влияние на «грязекрылок» (о них ниже), и вводит практический запрет на браки с ними. Единственным источником свежей крови в виде «однокрылых» птенцов для аристократии остаются «обязанные клювы». Но стремление других грифонов обеспечить своим птенцам лучшую долю никуда не исчезает, и наиболее авантюрные из них начинают добровольно подаваться в «обязательства» ради возможности заключения брачного союза со знатным грифоном/грифиной. То есть «обязанные семьи» становятся единственным социальным лифтом для грифонов, что в очередной раз увеличивает их вес в обществе клановых государств.
Одновременно, усилиями клановой знати внутри кланов происходит отделение чистокровных пегасов от их когтистых союзников и формирование из них личной гвардии грифоньих аристократов, причем с наследуемым правом на это положение. То есть чистокровные клановые пегасы формируют собственный класс, отделенный от «простокрылых» грифонов и имеющий интересы совершенно отличные от их. При этом аристократия щедро делится с пегасами своими немалыми доходами, что обеспечивает пегасам место в кланах не ниже чем у грифонов, чем и покупается лояльность крылатых лошадок. Более того, ради укрепления преданности пернатых пони, знатные грифоны отменяют практику «младшего родства», со временем, ставшую для пегасов позорным символом своей несамостоятельности в пегасогрифоньих кланах. Не все пегасы согласны с этим решением, но возмущенных потомков «полукрылок» силой изгоняют из среды клановых пегасов (они либо подаются в «обязательства», либо становятся «землекрылками»). Таким образом клановые пегасы очищаются от крови «ползенышей» и от всяких напоминаний о прежнем зависимом положении, и, в итоге, становятся верными защитниками интересов грифоньей аристократии.
«Обязательства» так же не оставались неизменны. Но их вхождение в классовое общество был несколько иным.
Давайте еще раз взглянем на «обязанные семьи». По большому счету, «обязательства» представляли из себя сборище сомнительно родственных или неродственных друг другу бесперых поняш и пегасов-полукровок с грифонами-«обязанными клювами», которых никто не ждал в кланах и не жаловали в поселениях бескрылых пони. «Обязательства», если быть объективными, держались только на собственных военной мощи и ремесленном искусстве, при этом нуждаясь в притоке продовольствия и материалов извне («обязанные семьи» изначально закладывали из расчета на экономическую несамостоятельность «обязаных хвостов»). Заодно, эти организации с самого их вхождения в состав кланового государства имели четко проговоренные функции в нем, часть из которых были сформулированы еще при создании «обязательств» пони-дикарками. Да и обязанности членов этого своеобразного сообщества были распределены с рождения: крылатые — воюют, бескрылые — обеспечивают им эту возможность. При этом, ни о какой передаче обязанностей по наследству и речи идти не могло — поньки могли запросто рожать как крылатых, так и бескрылых жеребят, тогда как пегасы и грифоны не были застрахованы от потери крыльев. К тому же «обязательства» активно принимали к себе различных пришлых личностей, могущих быть для них полезными. Так что не удивительно, что переход к цивилизации не раздробил «обязанные семьи», а, наоборот, сплотил их как класс, сделав их внушительной силой в клановых государствах, нередко диктующей свою волю грифоньей аристократии.
Но изменения произошли не только снаружи «обязательств» — их внутреннее устройство так же подверглось метаморфозам.
Ссора с табунами бескрылых пони значительно ограничила приток в «обязательства» пони со стороны. И «обязанные семьи» оказались на гране демографической катастрофы: ранее они пополнялись в основном за счет пришлых пони, в том числе за счет «возвращенных жеребят» — жеребят зачатых «обязанными хвостами» (как жеребцами, так и кобылками) по требованию традиционных табунов, но оказавшихся им ненужными, а потому возвращенными обратно в «обязательство». Теперь этот источник пополнения был перекрыт, а моногамные семьи «обязанных хвостов» не могли восполнить убыли понинаселения. В этой отчаянной обстановке главы «обязательств» шли на отчаянные меры: своей властью и авторитетом они заставляли жеребцов брать себе в подруги более чем одну кобылку, а всех остальных — признавать потомство этих новых, полигамных, семей законным. Подобные насильственные меры ожидаемо встречали сопротивление, но сплоченность «обязанных хвостов» и очевидность проблемы их убыли перевешивали эгоистические порывы и такая система брака признавалась.
Со временем, когда ситуация с новыми семьями «устаканивалась», они претерпевали еще одну метаморфозу.
Не секрет, что «сердцу не прикажешь». Это было справедливо и для пони: жеребцы и кобылки часто испытывали друг к другу не только зов плоти, но и некоторые другие, более теплые, чувства. Этим чувствам препятствовала бесхитростная утилитарность новой семьи: зачинайте и рожайте на благо «обязательства», остальное — безразлично. При этом пони «обязанных семей» по прежнему сохраняли в отношениях между собой равенство полов и относительное социальное равенство, что было обусловлено как традицией, так и высокой вовлеченности «обязанных хвостов» в военное дело кланового государства. Это позволяло переформировать новую полигамную семью в нечто более подходящее поням: появилось разделение кобылок в семье на «подруг долга» и «влюбленных подруг». Первые были кобылками, на которых указал командир данного жеребца и высказал пожелание о том, что надобно на благо «обязательства» организовать с нею жеребенка. У жеребца они могли меняться по решению его начальства, часто не принадлежали к его окружению и были связаны с ним чуть ли не меньше, чем это было принято у табунниц равнин. Вторые же были поньками, испытывающие к данному поню какие-то взаимные теплые чувства, а потому связанные с ним добровольными обоюдными брачными обязательствами. Разлучить жеребца и его «влюбленных подруг» командиры, обычно, не могли. Жеребец вместе со своими «влюбленными подругами» формировал в полигамной семье «загончик влюбленных» (обычно это было трио или квартет, реже дуэт), который и был настоящей семьей. Как правило, власти «обязательств» такие семьи старались переводить в один отряд, если это было возможно (часто соответствующие чувства вспыхивали между представителями разных понитипов).
При этом оставалась старая система родства, когда родственниками друг другу пони считались не по отцу или матери, а по семейной группе (это же правило касалось и «обязанных клювов»). В скором времени это приводило к тому, что практически все члены одного «обязательства» начинали воспринимать друг друга как родственников, при этом имея достаточно дальнее или сомнительное кровное родство. То есть «обязанная семья», изначально семьей не будучи, превращалась в род, во многом подобный ранним пегасогрифоньим кланам.
Что касается табунов бескрылых пони, то ситуация с ними весьма интересна. Фактически пегасогрифоньи кланы и «обязательства» насильно протащили их минуя варварство в цивилизацию. Теперь табуны бескрылых пони воспринимались крылатым племенем, как чистокровным, так и не очень (в том числе и не совсем крылатым), по своему занятию, то есть как класс. Но сами поньки-табунницы имели другое мнение и своей общности не признавали, оставаясь по-прежнему разрозненными и неспособными постоять за свои интересы перед крылатыми. Само собой, что бескрылые пони продолжали оставаться в самом низу социума клановых государств, да еще, что обидно, теперь за ними закрепились именования вроде «грязедавки» или «грязеройки», как за классом. Но стоит отметить, что в обществе горцев не просто изменилось название «землеползок», но и их статус.
В первую очередь поньки-«грязедавки» лишились собственных вооруженных сил, что было в основном обусловлено их свинским поведением по отношению к собственным крылатым дочерям и «обязанным клювам»: не доверяя всему крылатому племени и желая насолить «обязанным хвостам», бескрылые табунницы всячески третировали своих собственных крылатых, ограничивая их свободу и права. Это приводило к оттоку «полукрылок» и табунных грифонов в «обязательства», что вело к еще большему «закручиванию гаек» бескрылыми пони. В итоге, положение табунных «полукрылок» и «обязанных клювов» становилось настолько ужасным, что происходил взрыв и крылатые окончательно и бесповоротно порывали с табуном. Часть их подавалась в «обязательства». Другая же часть, которой была не по нраву расписанная от рождения и до смерти жизнь «обязанных хвостов», направлялась прямо в пегасогрифоньи кланы с прошением о предоставлении им защиты и надела. Каковые клановые грифоны им часто и предоставляли, получая в свое прямое распоряжение небольшой производящий класс так называемых «грязекрылок»/«землекрылок»/«черных когтей». Так или иначе, но «грязедавки» оставались без собственных военных сил, что лишало их всякой непосредственной защиты перед крылатым племенем.
Обычай «платы за крылья»С лишением «грязедавок» военных сил «обязательства» получили возможность вмешиваться в их дела совершенно безнаказанно, чем они активно и занялись. Одним из таких обычных вмешательств стал силовой отбор «полукрылок», все еще рождавшихся у «землеползок» (за столетия жизни в предгорьях почти все «бескрылки» породнились с крылатыми пони). Само собой, это «грязедавкам» не нравилось, но ответить на силу силой они не могли. Потому ответили ассиметрично: юным жеребятам-пегасам стали попросту удалять крылья, лишая этим привлекательности для «обязательств». Теперь уже черед возмущаться пришел «обязанным хвостам». Впрочем, силой они уже ничего решить не могли — табунчанкам ничего не стоило скрыть беременность нескольких из них, а потому проследить за родами «обязанные крылья» не могли. Требовалось какое-то другое решение, каковым стала плата выкупа за крылатых жеребят табунным кобылкам. Так появился обычай «платы за крылья».
Тут стоит сделать небольшое отступление.
По факту тубунницы предгорий во многом по-прежнему оставались дикарками, для которых родство и табун стояли на первом месте. Но к этому времени среди «бескрылок» уже произошло осознание того, что не все родственницы одинаково равны между собой — «полукрылки» считались отбросами семьи, которым доставалось самое худшее отношение и самая малая свобода. А так как благо табуна стояло выше интересов любого его члена (в том числе и выше интересов матери крылатого жеребенка), то «грязедавки» не видели ничего зазорного в том, что бы обменять нежеланное, слабое и презираемое «недоразумение» на какие-либо выгоды (чаще всего, товары или послабление в оброке) для табуна (тем более что иначе «полукрылку» попросту отобрали бы силой). Сами крылатые полукровки так же были рады такой судьбе, хоть она и сильно ограничивала их контакты с матерью: каково бы ни было их место в «обязательстве», но оно было гораздо лучше участи «позора семьи», которому постоянно тычут в глаза его крыльями. Впрочем, часто пегасов-полукровок, которых не захотели или не успели выкупить «обязанные крылья», выкупали «землекрылки», не имевшие предрассудков «грязедавок». Правда, возможности у «черных когтей» были куда как пожиже, чем у «обязательств».
Потеря «грязедавками» вооруженных сил привела и к потере сложившегося равновесия в совершенно неожиданном месте: раз «землеползки» стали совершенно беззащитны, то какой прок клановым грифонам от посредничества «обязанных хвостов»? Первыми это осознали сами «обязанные крылья», и начали активно действовать. Эти действия выразились в виде заявлении о своих особых наследуемых правах на защиту табунов «земледавок». А по факту, в виде заявления о своих правах на владение защищаемыми табунами. Так как сами табунницы никакого права голоса не имели (из-за своей слабости и разобщенности), а клановая братия еще не осознала всех открывшихся ей перспектив, то на большинстве клановых территорий «обязательства» становились собственниками табунов «бескрылок», тем защищая свое право на посредничество между кланами и «землеройками». Правда, право на земли по-прежнему оставалось за «грязедавками», а перегонять их с обжитого и приносящего доход места для «обязательств» было накладно.
«Землекрылки»
Как говорилось ранее, на раннем цивилизационном этапе произошла вынужденная (по глупости) демилитаризация табунов «грязедавок», за которой последовало присвоение их «обязанными хвостами», опередившими в этой афере клановых грифонов. Проще говоря, поньки довели своих крылатых защитников до того, что те сбежали. А вот, собственно, куда они навострили крылья?
Во-первых, какая-то часть подалась в «обязанные семьи», где и осела.
Во-вторых, другая их часть, не желающая связываться с «обязательствами», обратилась непосредственно к грифонам кланов с просьбой о предоставлении им права основывать поселения и вести хозяйство под клановой защитой.
В-третьих, незначительное число табунных «полукрылок» и «обязанных клювов» подалась за пределы клановых государств, и влилось в состав «договоров».
Нас интересуют вторые, которые теперь стали называться «землекрылками», «грязекрылками» или «черными когтями».
«Землекрылки» либо сами находили себе земли, либо получали их от кланов, под защитой которых и селились. Заключив подобный договор с пегасогрифоньим кланом, бывшие табунные защитники становились посемейно зависимы от него. Впоследствии, когда клановые грифоны сообразили, что «обязательства» облапошили их присвоением табунов «грязедавок», таковые договоры стали заключаться кланами со всеми желающими (в основном, с различными пришлыми семьями), в том числе и с табунами бескрылых (которые, впрочем, под защиту чистокровных «стервятников» не рвались, хотя положение «землекрылок» считалось выше положения «земледавок»). При этом постоянно происходили попытки грифоньей аристократии превратить семьи «грязекрылок» из клановой собственности в свою личную, каковые нередко увенчивались успехом.
Но что из себя представляла семья «черных когтей»?
Как правило, она была смешанной, состоявшей из пони и грифонов, и по старинке называлась табуном (изредка, стаей). Это было обусловлено тем, что изначально основывавшие ее крылатые покидали свою, затиранившую их, семью, всем гуртом, как они и привыкли жить раньше. Семья «землекрылок» обычно состояла из двух частей: матриархальной понячьей и, основывавшейся на равенстве полов, грифоньей. Управление делами семьи осуществлялось вожачкой или вожаком, каковыми могли быть как пони, так и грифоны, и помогавшим им смешанным «советом старейшин». Семьи состояли не только из крылатых, но имели и некоторый процент пони бескрылых понитипов (у «полукрылок», помимо крылатого, неизбежно рождалось и бескрылое потомство). «Грязекрылки», будучи в значительном своем числе способны к полету, обладали собственными войсками, а так же были обязаны предоставлять по требованию своих владельцев в их распоряжение свои ополчения (это было одной из распространенных форм повинности «землекрылок»). При этом «черные когти» вполне осознавали свою общность как класса, что (вместе с обладанием вооруженными силами) давало им достаточно широкую свободу и относительно высокое место в обществе, по сравнению с «землеползками». Это же приводило к тому, что экономически семьи «черных когтей» были сопоставимы с табунами «земледавок», а иногда и превосходили их в этом. Хотя по работоспособности пегасы с грифонами не могли спорить с бескрылыми пони, но обирать сплоченных и вооруженных «землекрылок» грифоньей аристократии было куда сложнее, чем разобщенных и беззащитных «грязедавок» «обязанным хвостам».
Изменились и способы управления клановым государством.
Во главе стоял король или королева, избираемый/ая пожизненно или, реже, на определенный срок собранием грифоньей знати из своей среды. Иногда из числа знатных семей выделялось несколько, имеющих эксклюзивное право претендовать на трон, но таковая практика была пока еще редка. Власть короля опиралась на клановую знать и ее прихвостней-пегасов. В связи с этим, король был во многом зависим от решений совета грифоньей знати, который, как правило, имел право отменять королевские указы, вводить собственные или даже низлагать главу государства. Но аристократия при всей своей власти не была единственной реальной силой в клановом государстве, а потому параллельно с советом грифоньей знати функционировал и совет «простокрылых» — собрание глав «обязательств», вожаков «просторожденных» грифонов и представителей семей «землекрылок», каковое имело право наблюдения за деятельностью короля/королевы и знати. «Простокрылое» население клановых государств по-прежнему оставалось весьма независимым, гордым и обладающим нешуточными военной и экономической мощью, так что грифоньей аристократии приходилось считаться с его мнением. Тем более, что, имея свои внутренние противоречия, «обязанные хвосты», «простокрылые» клановые грифоны и «черные когти» с легкостью объединялись когда речь шла об очередных поползновениях знати против их свобод, так как, по разным причинам, видели в «высокорожденных» грифонах и их копытных приспешниках общего врага.
Это еще не конец этой статьи, а только ее первая часть.
Если вам хочется прочитать продолжение моей графоманской писанины, то вот ссылка на следующую часть этой статьи и, по совместительству, главы.
2 комментария