Друг мой, враг мой

«Война определяет не тех, кто прав, а тех, кто остался.»
Приписывается Расселу.

Рассказы.
Рассказ. ~1500 слов.«Наконец-то берег!»
Ластсэйл был рад земле, пусть чужой, но приятно надёжной и всё-таки близкой сердцу. После долгого плавания любой порт чувствовался как родной и потому, сойдя на берег, капитан направился к зданию портовой директории так уверенно, как в Эквестрии. В конце-концов Грифония была пусть недружелюбной, но строгой в своих порядках страной — проблем не ожидалось.
Он в который раз без особого интереса окинул приземистое здание взглядом. Оно было под стать державе, в которую прибыл капитан — строгое и безвкусное. Ровными слоями лежала на толстой штукатурке краска цвета грязного весеннего снега, единственный ряд окон был закрыт неказистыми прутьями причудливой формы. Сами архитекторы, видно, считали будто бы в профиль эти решётки очертаниями напоминали грифоний клюв; Ласт же находил их больше похожими на приплюснутый клюв какаду. Плоская как могильная плита крыша лишь дополняла общее впечатление и навевала тоску.
«Да, куда им до нас.» — удовлетворённо подумал Ласт и толкнул входную дверь.
Нужный кабинет он нашел без труда. Вообще-то капитан не любил кабинеты и их обитателей — сплошь да рядом попадались брюзгливые личности, большинство из которых годилось ему в деды. Относились они к нему столь же снисходительно, несмотря на серебро седины, уже украсившее гриву гордого капитана. Но этот кабинет был особенный.
Он только хотел вежливо постучать, как изнутри донесся сиплый оклик:
— Да не топчись ты, входи давай!
Ласт послушно вошел и оказался в небольшой комнатушке, прямо перед массивным столом, сработанным просто, но надёжно — на двух больших тумбах покоилась толстая столешница, сделанная будто бы из чёрного льда. По правую сторону от стола высился стеллаж, забитый папками, а во главе всего, на шикарном мягком кресле восседал пожилой грифон в сером мундире с нашивками полковника. Его обрюзгшая фигура была резко очерчена сочившимся сквозь занавеску светом.
— Ну, чего встал? — всё так же сипло спросил грифон и указал на стул, стоявший возле стола. — Садись уж, раз пришел.
— Раз пришел, сяду, — дружелюбно прокряхтел Ласт, пристраиваясь на неудобную деревяшку. — Как ты, Карл?
— Помаленьку, — откинувшись в кресле, ответил Карл. — По маленькой?
— Давай по маленькой.
Полковник неуклюже поднялся и, весь трясясь от напряжения, потянулся к стоявшей на верху стеллажа фоторамке, в которой помещалась фотография его жены. За этой большой, богато украшенной золотом рамкой он всегда прятал две рюмки и бутылку шнапса, именно на такой случай.
Ласт, пронаблюдав за тем, с каким трудом далось другу переставить на стол выпивку невольно оскалился.
— А ты не щерься, — обиделся грифон, разливая шнапс по рюмкам. — Вот получишь повышение, станешь кабинетным червём, как я — за год сам развалишься.
— Да хрена с два! — нахмурился Ласт. — Я море променяю только на отставку.
— А скоро она у тебя?
— Четыре года отхожу и спишут, — пони поднял рюмку повыше. — За пенсию!
— За пенсию, — согласился Карл и опрокинул шнапс в клюв.
— Слушай, Карл, — задумчиво проговорил Ласт. — А что это у тебя за рюмки такие странные? На мензурки похоже… носик вон…
Грифон вперил в него ехидный взгляд:
— Ты как впервые тут, дурень. А ну-ка, морду трубочкой сверни да попробуй-ка из своей, эквестрианской попить. То-то же!
— Аааа, для клюва… — не заметив подтрунивания, продолжал размышлять капитан.
Разговор мало-помалу входил в привычное русло: как жены, как дети, как начальство, да как дела портовые. Всё всюду было хорошо и Ласт уже собирался приступить к делу — оформить вход в порт да заказать продукты и воду, как в дверь неожиданно постучали.
— Войдите, — позвал Карл.
Дверь приотворилась и в щели возникла узкая голова молодого грифона. Ласт обернулся посмотреть на новоприбывшего и не заметил ужаса, промелькнувшего в глазах полковника.
— Вам пакет, — безразлично сказал курьер.
— Да-да, — засуетился полковник. — Я сейчас.
Он торопливо протиснулся между столом и стеллажом и вышел; Ласт про себя отметил, что комнатушка эта ни разу не удобна и для кабинета полковнику не годится.
— Слушай, Карл… — начал было пони, когда тот вернулся с конвертом. Но грифон только махнул лапой и протиснулся обратно к креслу.
Его глаза бегали, а лапы дрожали, пока он неаккуратно и наспех рвал бумагу, стремясь побыстрее добраться до содержимого этого неприметного желтого ковертика с узкой красной полосой в уголке. Ласт насторожился.
— Твою-то мать, — обречённо выдохнул полковник и закрыл глаза, стоило ему только взглянуть на лист, содержавшийся в конверте.
— В чём дело, Карл? — осторожно спросил пони.
Полковник приоткрыл глаза и устало посмотрел на друга:
— Ты здесь надолго?
— До завтра. В чём дело?
Грифон пощёлкал клювом, игнорируя вопрос капитана и явно что-то напряженно обдумывая. Он сцепил лапы на брюхе, силясь унять дрожь в непослушных когтях, но вскоре не выдержал и принялся крутить пуговицу мундира; всё это время он беспрерывно смотрел в стену, не обращая внимания на терпеливо ожидающего Ласта.
— Уходи сегодня.
И не дожидаясь, пока пони задаст новые вопросы, Карл бросил перед ним лист. Капитан взглянул на него и обомлел; от ужаса у него даже шерсть зашевелилась на загривке; лишь чудом Ласт не лишился самоконтроля.
Но он быстро справился с собой и смог тихо выдавить:
— Совершенно секретно… на погрузку… война?
— Война, — быстро кивнул грифон, вновь уставившись в стену. — Я дам тебе маршрут, — проговорил Карл, будто в пустоту; взгляд его потускнел.
— Какой ещё маршрут? — возразил Ласт. — Я здесь транзитом, я возвращаюсь в Эквестрию.
— Дурак! — раздосадованно хлопнул по столу полковник. — Ты попадёшь прямо под Статлихмарине! Под флагом враждебного государства!
Ласт весь обмяк, вспомнив о дурной славе грифоньего флота и робко попросил налить выпить ещё. Карл плеснул щедро, и только осушив рюмку до дна и слизнув с губ горечь крепкой выпивки, капитан сказал:
— Какой маршрут?
Полковник извлёк из стола будто заранее приготовленную карту и карандаш и принялся быстро и увлечённо шептать, прокладывая путь:
— Смотри… пойдёшь на юг, держась берега. Огибаешь мыс Императора и вот здесь, — тут он так сильно надавил на карту, что карандаш переломился в его лапах. Карл отшвырнул его в сторону:
— Так вот, здесь, не раньше, берёшь курс на Козлостан. Там сам разберёшься.
— Разберусь, — понурился Ласт, прикидывая свои шансы.
— Дуй, — проворчал Карл. — Дуй и попутного тебе ветра. Я обязан под любым предлогом задержать тебя сейчас для интернирования. Так что сматывай удочки и отчаливай как можно скорее, — грифон вновь пощелкал клювом и сочувственно посмотрел на Ласта. — Друг.
— Прощай, Карл, — собравшись, кивнул Ласт. Он почти уже выскользнул из комнаты, как вдруг замер в дверях и обернулся:
— Но посыльный же видел…
— Я разберусь, — отмахнулся Карл.
Ласт умчался. Полковник остался один. Он бросил взгляд на фоторамку: та показалась ему блеклой; даже золото каймы будто бы потускнело и больше не блистало игриво в лучах заходящего Солнца. Стены комнаты медленно багровели. Полковнику чудилось, будто бы это кровь медленно поднимается к потолку, затопляя комнату и вместе с нею что-то медленно поднималось по его горлу, мешая дышать спокойно и легко; что-то душило его.
Его одиночество прервал тихий скрип двери. Полковник поднял голову: в кабинет без стука вошел посыльный. Чёрный, как душная тьма мавзолея мундир лейтенанта курьерской службы сидел на нём идеально, словно на манекене. Но он и был подобен манекену: вчера — шинель разведчика, сегодня — костюм курьера, завтра… кто знал, что потребуется ему завтра?
— Явился, — обессиленно процедил старик.
— Явился, — молодцевато гаркнул «лейтенант» и наигранно козырнул.
— Почему именно сегодня? — вырвалось у полковника.
— Просто этот вам доверяет, — грифон без спросу развалился на стуле. — Доверяет и доверился. Всё просто, дружище.
От последнего слова полковника покоробило, но он сдержался, молча буря взглядом ненавистного нахала, который бесцеремонно схватил бутылку и изучал содержимое.
— Ну и гадость же вы пьёте, господин полковник, — воротя клюв, жеманно проговорил молодой и тут же извлёк из внутреннего кармана небольшую фляжку. — Хотите немного доброго коньяку из запасов Императора? За успех операции.
— Я. С вами. Пить… — начал было цедить полковник, но его грубо перебили:
— А вот теперь вы встаёте в позу, да? — «лейтенант» подмигнул.
— Да вы кретин! — не выдержал полковник, ударив по столу. — Вы хоть представляете себе жертвы! Тысячи юных птенцов, а всё ради чего? Наступления? Зачем?
— Вот из-за таких речей, — всё так же жеманно отозвался оппонент, не глядя на полковника; он увлечённо сбивал со своего мундира незримые пылинки, — вы, дружище, всё ещё не генерал.
Полковник только тяжело сопел. Он понимал, что сорвался совершенно зря, но момент был упущен — оставалось только душить свою гордость и терпеть. Чтоб их всех побрал, почему он не догадался спрятать фотографию!..
— Простая мудрость, — наконец медленно выдавил Карл, — простая мудрость говорит, что война — дело бессмысленное.
— Мудрость, — грифон оживился и поднял взгляд на полковника, — есть отступление мысли! Вы потому и проигрываете всякий раз, что отступаете. Потому вы и не генерал, что отступаете. Вы отступаете к уже известному, вместо того, чтобы на известное опереться и наступать! — он вновь вернулся к своему занятию. — Берите пример с Императора.
Карл промолчал. Его мутило от этой милитаристской философии, но поделать он ничего не мог. Нужно было молчать.
— Мои гарантии в силе? — тяжело выдохнул он.
— Да, — безо всякого интереса отозвался молодой. — Ваши птенчики признаны негодными к службе. И не жаль вам? У них могло быть большое будущее…
— Нет. Не жаль.
Разведчик вскочил и оправил мундир:
— Что ж! Тем лучше для нас. Поздравляю, господин генерал!
У полковника перехватило дыхание:
— Как… генерал?
— Ну это же очевидно, дружище, — расшаркался тот. — За разоблачение вражеского шпиона! За находчивость и смекалку! Уже завтра, — он опять подмигнул полковнику, отчего того всё-таки передёрнуло, — вы будете на передовицах газет, как герой! Ну, не унывайте, дружище! Вы станете известны далеко за пределами нашей державы.
«Лейтенант» коротко и сухо посмеялся и ушел прочь, не попрощавшись. У него были дела, много дел! Ловить шпионское судно, получать новые лычки… а полковник остался.
Остался один в комнате, залитой кровавым светом. Разбитая, старая рухлядь с разбитой, вмиг состарившейся душой.
Герой нации и предатель.

Благодарю МехЛитовцев за помощь в написании рассказа.

28 комментариев

Вновь спасибо doppelganny за доведение дела до конца.
Kayoteyy
0
Рановато ты его из Мехлита достал :\
RonStoppable
0
В мехлите было озвучено условие извлечения. Оно было исключительно временное.
Думаете, плохо?
Kayoteyy
0
Да нет, не так уж и плохо. Бывает хуже.

Но всё же тут ещё много над чем стоит поработать. В первую очередь — над темпом повествования и над перегрузом предложений.
RonStoppable
0
Бывает хуже с оттенком предложения творческого суицида. Интересно.
Но, увы, я отработал и рассмотрел все имевшиеся предложения мехлита.
Можно больше, но как же?
Kayoteyy
0
Бывает хуже с оттенком предложения творческого суицида.
Слишком сложна, я не понял.

Ты отработал. Годно. Мехлит просит не удалять свои посты, но ты ж уже отработал. А если б не рубил с плеча, мог бы собрать ещё пару рецензий.
RonStoppable
0
Не делайте так. Будем взаимовежливы; это единственный путь к продолжению диалога.
Kayoteyy
0
Кажется, мой упрёк завёрнут в довольно вежливую упаковку, разве нет? В конце-концов ты в самом деле потерял одну-две рецензии, из-за собственной импульсивности. А вот и цитата из правил блога:
Убедительно просим не удалять свои посты помощи. С временем мы создадим архив. Это поможет нам при выборе актуальных для сообщества тем для статей.

Тем временем, мне всё ещё интересно, что там про творческий сюицид?
RonStoppable
0
Да нет, не так уж и плохо. Бывает хуже.

Оцените свою формулировку самостоятельно, беспристрастно.
За цитату спасибо, верну пост на место.
Kayoteyy
0
Это объективная истина. Твой текст в самом деле не плох. Бывало много хуже, а тут твёрдый середняк.

Почему вообще я должен извиняться, когда на вопрос «всё плохо», я отвечаю «да не то, что бы»?
RonStoppable
0
От вас не требуется извинений.
Kayoteyy
0
Переформулирую — почему в таком случае я должен чувствовать себя виноватым?
RonStoppable
0
Но от вас не требуется и этого.
Kayoteyy
0
Тогда в чём и зачем ты меня обвиняешь?
RonStoppable
0
Ни в чём.
Расставим точки над I.
Не делайте так. Будем взаимовежливы; это единственный путь к продолжению диалога.

Вы в чём-то были обвинены?
Kayoteyy
0
Если я ни в чём не обвинён то как тогда мне нужно не делать? Факта невежливости же, получается, не было?
RonStoppable
0
Просьба не равна обвинению, вы не находите?
Kayoteyy
0
Если я не делал ничего предосудительного, почему я не должен делать этого больше? Или невежливость не предосудительна?
RonStoppable
0
Это просьба, не приказ. Призыв с условием. Вы же до сих пор удовлетворяете этому условию, разве нет?
А невежливость предосудительна.
Kayoteyy
0
Так всё-таки я услышу ответ на первоначально заданный вопрос?
RonStoppable
0
С вашей стороны это была плохо прикрытая издёвка, только и всего.
Kayoteyy
0
Ох, я просмотрел один знак. Я имел ввиду этот вопрос:
Тем временем, мне всё ещё интересно, что там про творческий сюицид?
RonStoppable
0
Воспринял как первую издёвку.
Kayoteyy
0
Я даже не могу определиться, кто здесь над кем издевается…

Бывает хуже с оттенком предложения творческого суицида. Интересно.
Просто объясни мне, что ты хотел этим сказать, ок?
RonStoppable
0
«Бывает хуже» с оттенком предложения творческого суицида. Интересно.

Забыл кавычки. Стало ясней?
Kayoteyy
0
Стало.
RonStoppable
0
Вообще-то ты тут не только кавычки забыл, ну да ладно. Зато мы получили прекрасный пример того, как нарушенная структура предложения полностью меняет контекст и всё дальнейшее повествование. Объясняет, почему стоит искоренить в тексте перегруз.

Имеет ли смысл говорить сейчас, что ничего подобного я не имел ввиду?
RonStoppable
0
Перестройте по вашему вкусу, раз наконец поняли смысл. Будет интересно посмотреть ваш вариант.
Kayoteyy
0
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Скрыто Показать