[Перевод фанфика] Порядок и спа. Главы 2—3

+86
в блоге Пони-писатели

(Контуры — Энди Прайс, цвета — NadnerbD)

Вот следующие две главы фанфика (и это пока что всё, что написал автор).
Первая глава

Пребывание принцессы Кейдэнс на дипломатической должности в Городе-государстве Клаудсдейл начинается не лучшим образом: ей приходится разбираться с загадочной неподатливостью предыдущего посла, проклятыми вездесущими пегарацци и ненасытным аликорньим обменом веществ. Но даже в самом холодном городе местами могут скрываться тепло и дружба, которые помогут встать на ноги после падения, и одной холодной ночью Кейдэнс находит такое место, называющееся «У Пози».

(На всякий случай: вторая глава была написана до того, как в сериале появились родители Флаттершай.)

Рейтинг: PG-13
Оригинал: Spa and Order
Автор: Skywriter (Jeffrey C. Wells, www.scrivnarium.net)
Вычитка: Smikey, Athlete



Глава 2 на GDocs
Глава 3 на GDocs

Глава 2. ФригидарийВ том мире, в котором я намеревалась жить, я успешно добыла ещё одну буханку хлеба в gradus, перед тем как он закрылся на ночь. Проявив недюжинную силу воли, я не стала есть её на улице, а дотерпела до дома министра-резидента. Там, чувствуя себя немного виноватой из-за варварского обращения с хлебом до этого, я нарезала буханку на ровные, цивилизованные ломтики, съела их все, потом устроила себе ещё более умопомрачительный душ, чем перед этим, и наконец забылась беспокойным сном.

Всё бы ровно так и произошло, если бы я не запнулась в очень неудачное время о подол моего маскировочного плаща, один фотограф не оказался бы в очень неудачном месте и результатом не стал бы снимок, в котором публика неизбежно увидит первый шаг на длинном пути к саморазрушению. Высокомерная бесполезная племянница Селестии, самое лицо Гегемонии, пала так низко, что стоит в очереди за бесплатным хлебом? Золотая находка для журналиста.

Если бы меня спросили о пегарацци всего неделю назад, я была бы полна великодушия. Немного помявшись, я бы сказала, что во всей сложившейся ситуации виноваты не только они. Ведь если бы никто из пони не желал того, что они продают, то они бы сменили профессию на какую-нибудь другую, вроде плетения корзин. Но процветающие общества всегда скучают, им не хватает сенсаций и скандалов, а всюду, где есть нехватка, найдутся пони, готовые её восполнить.

Вот что я сказала бы о пегарацци неделю назад. Прямо сейчас, в этот самый момент, они вдруг стали ужасно другими. Разница как между тем, когда изучаешь пчеловодство по книгам и когда на тебя набросится разъярённый рой.

Собственно, это точь-в-точь как с пчёлами, как если наступишь на улей. Немного промахнёшься ногой, и вдруг самый воздух вокруг тебя жив и враждебен и жаждет твоей крови. Тебя охватывает паника, и ты бросаешься прочь очертя голову, лишь бы убраться подальше. Но что бы ты ни делала, они не отстают.

Поэтому я бегу. И бегу. И бегу. Я бегу, пока моя выносливость земной пони, в норме неисчерпаемая, не начинает подходить к концу, пока я не оказываюсь среди незнакомых облаков, не имея ни малейшего понятия, где очутилась. Я заблудилась в этом городе и отчаянно хватаюсь за последние жалкие лоскуты личного пространства. Но по-прежнему бегу.

Я бегу, пока шорох крыльев не начинает стихать, а я не начинаю буквально падать с ног от усталости. Сердце у меня готово выпрыгнуть из груди, колени распухли и болят, а в боку словно копьём колет на каждом вдохе. Я с резким криком ныряю в переулок из старых, истёртых облаков и валюсь без сил к его расплывчатой стене. Я натянута, как гитарная струна, и готова сорваться. Окажись в переулке фотограф, совершенно не исключено, что в слепой животной панике я бы его укусила или лягнула. К счастью для моей репутации, я здесь одна. Я дышу и всхлипываю в равных пропорциях, пока сердце не перестаёт колотиться как бешеное, а с глаз не отступает красная пелена.

Когда ко мне возвращается способность мыслить, я поднимаюсь на ноги и выглядываю из переулка. Район, в котором я очутилась, мне незнаком. Окружающие меня здания – не чистые белые амальгамные постройки Акрополя. Эти облака – старые и плотные, вырезанные крыльями мастеров из сердцевин древних грозовых фронтов. Они настолько прочны, что могут удерживать на себе строения из дерева, кирпича и даже мрамора. Отсюда исходит чувство чего-то земляного и крепкого, но лишь местами, фрагментами. Этот район города – одеяло из словно бы ватных островков, тянущийся к горизонту. С верхушек соединяющих острова изящных мостиков поблескивают белые магические огоньки. «Новая Венейция, — думаю я. — Квартал земных пони. Вот где я». Простая способность назвать то место, где я нахожусь, зажигает во мне искру надежды, даёт мне скалу, на которой я могу начать заново отстраивать самообладание.

Когда я готовилась к назначению, то была сильно удивлена, узнав о живущих в городе пони из наземных племён. Клаудсдейл, разумеется, населён не одними пегасами. Взять, например, грифонов – обычным зрелищем здесь их не назовёшь, но их всё же набралось на свой собственный квартал. Но земные пони? Настоящее безумие – ведь среди составляющих основу города облаков лишь небольшая доля достаточно плотна, чтобы выдержать наземных жителей. И тем не менее они здесь живут и ежедневно посвящают каждую крупицу своих легендарных координации и чувства равновесия тому, чтобы не упасть и не разбиться насмерть. Кто-то из них приехал сюда строить и обслуживать воздушные корабли Корпорации погоды. Другие явились, чтобы воспользоваться возможностями для торговли: Клаудсдейл доставляет погоду во все уголки Эквестрии и закупается товарами всюду, где проходит. Здесь можно купить практически что угодно, если иметь деньги и знать, где искать. А когда я прибыла сюда, то узнала и о третьем источнике пони из наземных племён, о котором до этого даже не задумывалась:

— Они… рождаются здесь? Земные пони у родителей-пегасов?

— А почему бы и нет? — сказал Уэзер Ай, враждебно уставившись поверх крошечных очков на утренний выпуск «Акта» и потягивая из чашечки густо-чёрный кофе. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, – я уже много времени провёл вдали от Горы, – но, насколько я помню, когда время от времени у какой-нибудь пары единорогов дают знать о себе предки и рождается жеребёнок-пегас, на первые страницы газет это не попадает, правильно?

— Ну да, но…

— Никаких «но». Тот же самый механизм в действии. В Сенате вы никого из них не найдёте, но они помогают городу жить своей жизнью. Все они – часть великой гармонии Клаудсдейла. Их здесь больше, чем вы думаете.

— Просто… я их почти не вижу.

— Неудивительно, они обычно селятся вместе с себе подобными. Из соображений удобства и близости к своим. В старых, запущенных частях города. Я бы на вашем месте держался оттуда подальше. Там… всякое бывает.

До этого момента я следовала совету Уэзер Ая, но теперь, оглядывая изящную мерцающую паутину из переплетающихся дерева, камня и облака, я начинаю об этом жалеть. Возможно, дело в моих корнях: я родилась в посёлке земных пони и провела детство под опекой местного сестринства, поэтому от эстетики земных пони всегда веяло для меня домом. Или, может быть, дело в том, что, будучи аликорном, я в прямом смысле земная пони на целую треть, и Новая Венейция обращается к этой моей части, давно остававшейся без внимания. Может быть, мне стоит проводить здесь побольше времени…

…и снова шум крыльев. Проклятые крылья. Я втягиваю голову в те́ни переулка, успев заметить кружащую пару фотографов-пегасов. Они до сих пор помешаны на том, чтобы посрамить и унизить меня. Нет. Даже не так. Они помешаны на деньгах, которые заработают на том, что посрамят и унизят меня. Они уже не думают обо мне как о пони. Меня вдруг поражает, какие тусклые у них глаза – я видела более живое выражение лица даже у акул. Такова жизнь под лупой общественного внимания – как выясняется, совершенно ужасная. Тётушка Селестия защищала меня от столь многого.

Что ж. Тётушки Селестии здесь нет. Малышка Кейдэнс и сама способна прокормиться и позаботиться о себе, спасибо большое. Я пячусь от входа в переулок и продвигаюсь вглубь темноты в надежде, что там что угодно, только не тупик.

Там оказывается… нечто близкое к тупику. После нескольких извивов переулок обрывается в узкий канал открытого ночного неба. Глядя в пустоту канала, вниз, я вижу простирающуюся подо мной освещённую лунным светом Эквестрию, невообразимо огромную и невообразимо далёкую. С другой стороны бреши ещё один переулок изгибается и уходит во тьму. Воздух в канале дрожит, картинка искажается, словно от тепла, но никакого тепла я не чувствую. Скорее наоборот, воздух канала чуть холоднее окружающего.

Я озадаченно хмыкаю. Не знаю, что вызывает эти возмущения в атмосфере, но выглядят они довольно невинно. Прыг-скок на другую сторону, и между мной и рыскающими фотографами окажется целая лишняя улица. Выбор ясен. Я подбираю копыта под крупом, на всякий случай расправляю свои аликорньи крылья с причудливой окантовкой и прыгаю через канал…

…я застыла. Раз – и всё. Не просто замёрзла, как ото льда, хотя и это было бы плохо. Сто́ит моему телу коснуться странного газоподобного вещества, заполняющего канал, как меня наполняет ноющее металлическое онемение. Оно устремляется в крылья, копыта и рог, как река холодного свинца, и я теряю всю чувствительность. Короткий вскрик паники. Я отчаянно пытаюсь ухватиться за противоположный край облака, но мои онемевшие копыта не находят опоры. Ещё не успев по-настоящему понять, что происходит, я падаю прочь от города к далёкой земле, мои крылья бесполезно колотятся о воздух, и…

…появляется размазанная опускающаяся тень. Что-то твёрдое как рог и острое хватает меня за бабку и тащит обратно на облако, где я валюсь, тяжело дыша, на перистую мостовую.

«Шайнинг Армор, — невнятно сообщает мой разум. Потом добавляет: — Ой, нет, нет, только не это. Я не могу сейчас встретиться с сокрушительным неодобрением лейтенанта. Только не вдобавок ко всему…»

— Осторожно, обрыв, — произносит надо мной быстрый переливчатый тенор. — Серьёзно, будьте осторожнее. А то и с жизнью можете расстаться.

— Чта… — говорю я, моргая и всматриваясь в тени в попытке разглядеть моего спасителя. Язык у меня еле шевелится. Не знаю, что в этом канале такое, но меня будто молнией ударило.

Возвышающаяся надо мной фигура передвигается в столб лунного света. Я вижу бледно-серые перья, угольно-чёрную шерсть, поблёскивающие жёлтые глаза и сильный, массивный клюв. У меня перехватывает дыхание.

— В… — пытаюсь сказать я, но даже эта буква даётся мне с трудом.

— Да, — говорит грифон, быстро оглядывая небо и оба конца переулка на предмет, как я надеюсь, пегарацци. — Поверьте, я чувствую себя ещё более неловко, чем вы. Я рассчитывал устроить нашу встречу в более благоприятных обстоятельствах – скажем, за ужином, – но в этом городе так трудно заказать столик в приличном ресторане. Казалось бы, тысяча лет знакомств среди рестораторов должна давать какое-никакое преимущество, но вот что бывает, когда запускаешь личную жизнь: уедешь по своим делам на считанные десятилетия, а когда вернёшься, то кто умер, кто ушёл на покой или передал дела сыну или дочери, а у тех, представляете, никогда ничего не получается так же хорошо, как у предыдущего поколения, хотя они вроде бы и следуют тем же самым рецептам. Я скорблю по ушедшим рататуям, ваше высочество. Бессчётные рататуи обратились в прах, и подобных им я уже не увижу. У меня душа разрывается.

— В… — делаю ещё одну попытку я.

— Ай-ай-ай, — продолжает грифон этим своим странным рафинированным стаккато. — Похоже, что мне придётся говорить за нас обоих. Хвала Гору, что это я умею. Сейчас будет ваша реплика, — он прокашливается и переходит на режущий уши фальцет: — Да вы же тот самый красавец-грифон с дирижабля, про которого мне рассказывал мой ужасный телохранитель!

Я справляюсь с онемением хотя бы просто для того, чтобы он вернулся в свой нормальный голосовой диапазон, а то его больно слушать:

— Он говорил… говорил, что вы сказали, будто знали мою мать. Что… что вы или совсем старый, или совсем чокнутый.

— Он меня недооценивает – почему не то и другое сразу? Ну да я забегаю вперёд. Аурик Перебежчик. Я бы протянул вам лапу, но вы, похоже, слегка парализованы и не сможете её пожать. Ещё я сказал бы, что рад с вами встретиться, но абсолютно никакой радости я сейчас не испытываю. Скорее смесь панической ярости и раздражения.

Я кое-как поднимаюсь на ноги, вся дрожа, как новорождённый жеребёнок. Прокашливаюсь разок-другой.

— Х… хотела поговорить с вами. Вы исчезли после прилёта. Больше вас не видела.

— Да. Я тоже хотел с вами поговорить. Забавно, как неотвратимые обстоятельства порой не дают нам достичь желаемого – в том смысле, что было неотвратимо, что я свернусь в клубок ненависти к себе сразу по прибытии, а потом попытаюсь залить это чувство бесконечным потоком «Чёрных коров» в довольно неплохом молочном баре в Иностранном квартале. Надо нам будет там как-нибудь побывать. Я слышал, «Апельсиновую плеть» там делают попросту необычайную.

В мою челюсть и кончики крыльев постепенно возвращается тепло. Я встряхиваюсь.

— Простите, мистер Перебежчик, — говорю я, с настороженным удивлением глядя на поток непонятного вещества, из-за которого я чуть не рухнула до самой земной тверди. — Я даже не поблагодарила вас за то, что вы спасли мне жизнь. Я сейчас далеко не в лучшей форме. Что это вообще такое?

— Это, моя дорогая, архоний. Такой забавный элементик, обладающий многими интересными свойствами, и главное среди них – это то, что ему не полагается здесь существовать, строго говоря.

— Он… не существует?

— Следите за разговором внимательнее, ваше высочество, — говорит эксцентричный грифон и указывает лапой. — Разумеется, он существует. Вот же он. Ему просто не полагается быть здесь. Архоний обитает в коронах древних звёзд, очень-очень далеко. Он настолько фантастически инертен, что временно нейтрализует магическую энергию, с которой вступает в контакт. В том числе и магию, которую вы направляете через эти ваши крылья, чтобы удерживаться в воздухе. Я уже говорил, как восхищаюсь пегасьей магией ветра? Дивная штука. Не то что грубая сила крыльев, на которую полагаемся мы, грифоны. Только вот такая мелочь: хотя вы, пони, и можете своими крыльями устраивать смерчи и нарезать облака на снег, чего вы не можете – так это нырнуть сквозь реку поглощающей магию жижи и удержаться в воздухе. А теперь спросите меня, что река поглощающей магию жижи делает в Клаудсдейле.

— Что… что ре…

— Понятия не имею! — говорит он, широко раскинув лапы. — Ни малейшего. Это одна из многих загадок этого города. По большому счёту я надеюсь, что именно вы её и решите. Это похоже на задачу для аликорна, и, к тому же, если у вас получится, то ко мне вернётся малая толика давно утраченной веры в судьбу и высшее предназначение. Но, конечно, всё это нужно пока что отставить в сторону. Сначала вам нужно кое-что съесть.

Я абсолютно не поспеваю мыслью за Ауриком Перебежчиком, у меня получается лишь тупо повторять его последние слова:

— Мне нужно кое-что…

— Не беспокойтесь. Будет вкусно. Ему, правда, тысяча лет, ну да выбросьте этот тревожащий факт из головы. Нам нужно всего лишь…

Аурик обеспокоенно вскидывает голову. Он наклоняет её налево и направо, его зрачки расширяются и сужаются.

— Что такое? — шепчу я.

— Опять они, — трагическим голосом негромко отвечает он.

Шелестя крыльями, он выталкивает меня из переулка. Я настолько ошарашенная и онемевшая, что почти не оказываю сопротивления, когда он выгоняет меня на улицы Новой Венейции, практически таща на себе.

— Кто? — кричу я. — Кто там…

— Пегарацци! Серьёзно, можно подумать, что сегодня в городе больше ничего не происходит! Мне придётся подняться в воздух, чтобы проложить наилучший путь к вашему дому! А заодно научить уму-разуму эти недоразумения с куриными мозгами. Но сначала нам нужно найти, куда бы вас спрятать. По счастью, я знаю как раз подходящее местечко тут неподалёку.

— Там есть охранники?

— Ещё лучше. Заведение Пози находится под защитой самой яростной кобылки без метки, какую только можно встретить. Ну да вы её не встретите, если будете хорошо себя вести.

— Кобылка. Вы шутите.

— Никаких шуток, даю слово. Если вы обидите кого-то из её подопечных, она этак делает глазами и вы чувствуете, как воля покидает вас, — на этих словах Аурик немного кривится лицом, как будто трогает языком больной зуб, хотя, конечно, этого конкретного недомогания ему никогда не испытать.

Если задавать вопросы Аурику, то это лишь порождает новые вопросы. Я послушно и молча следую за за ним, влекомая его торопливой походкой, через один древний мост за другим, вдоль каналов с открытым небом и сквозь тени на краях широких площадей. Я задумываюсь было, так ли уж мудро настолько полно доверять этому сумасшедшему незнакомцу, но вскоре оставляю эту мысль. В этот момент я бы отправилась даже за Тиреком прямиком в Тартар, пообещай он избавить меня от фотографов.

А потом мы наконец прибываем к месту назначения – длинному приземистому зданию из дерева орехового цвета, примыкающему к узкому переулку. Со всех сторон его окружают вытянутые ввысь разукрашенные постройки из смеси облака и земли, немного облазящие по краям – они уже старые и к ним, похоже, давно не притрагивались пегасы-ремонтники. А это здание, наоборот, скромное, неброское и прочное. Следы, которые оставило на нём время, – как на вытертой древесине: гладкие, поблескивающие, тёмные. Маленькая табличка возле двери гласит попросту: «Балиней Пози». В Клаудсдейле, при всей его космополитичности, до сих пор хватает вывесок и указателей на одном пегасопольском, и это к тому же мой родной язык, поэтому слово я узнаю – оно означает купальню. Её вид наполняет моё сердце радостью. Она выглядит совсем как здания у меня дома. В Редуте. В моём первом доме.

— Аурик, — говорю я хрипловатым от облегчения голосом, — спасибо вам за…

Я поворачиваюсь, но грифон уже исчез, испарился быстро и беззвучно, как кошачья тень. Я качаю головой. Что за странное, странное создание. Пожав плечами и набравшись решимости, я толкаю дверь и захожу внутрь. Звон колокольчика возвещает о моём появлении.

— Здравствуйте? — окликаю я, оглядывая маленькую приёмную, отделанную таким же тёмным деревом, что и лицевая часть здания.

Вдоль стен выстроились скамьи, перемежающиеся группами пустых шкафчиков. Со вкусом подобранные занавески из бархата приглушённых тёмно-красных тонов придают колорит строгой в остальном обстановке. Откуда-то доносится журчание воды, словно от фонтанчика, но у меня не получается определить, откуда именно.

В комнате никого нет и, если не считать журчания, стоит глубокая тишина. Я осторожно пробираюсь вглубь приёмной, слегка пригнув голову, чтобы не задевать потолок, явно рассчитанный на пони поменьше, не таких долговязых и не аликорнов.

— Здесь есть пони-нибудь?

Еле различимый за тихим журчанием воды намек на голос доносится до меня из-за занавески, ведущей вглубь здания. Голос, судя по интонациям, сбивчиво проговаривает затверженные слова, как будто его владелица отчаянно пытается убедить себя в чём-то. Я прищуриваюсь и навостряю изящные розовые ушки в попытке разобрать словечко-другое.

— Всё хорошо, Пози, — говорит голос. — Это просто новая посетительница. Новые посетители – ровно то, что нужно твоему заведению. Сейчас ты выйдешь к ней со своей самой лучшей улыбкой и поздороваешься. Улыбки – для победителей, а ты у нас победитель, Пози. У тебя всё получится.

Слышен глубокий вдох, и ярко-жёлтое копыто отодвигает занавеску в сторону.

— Здравствуйте! — говорит стоящая в проходе земная пони. — Добро пожаловать в балиней По…

Взгляд молодой кобылицы устремляется на мой рог, потом на мои крылья, потом на моё общее телосложение. Её глаза распахиваются до размера блюдец, она издаёт негромкий звук, подозрительно похожий на «иип», и тут же прячется обратно за занавеску.

Я моргаю.

— Здравствуйте? — делаю я новую попытку. — У вас открыто?

Писк.

— Извините, — говорю я – надеюсь, что мягко и ободрительно, — я не вполне расслышала.

Писк.

— Ещё раз, пожалуйста, — я добавляю к словам свою самую яркую и фотогеничную улыбку.

— Да, — слышен тихий голосок из-за занавески.

— Отлично! — жизнерадостно говорю я. — Я прочитала на вашей вывеске, что это купальня?

— Да, — повторяет голос, на этот раз чуть более уверенно.

После, насколько я могу себе представить, немалой внутренней борьбы копыто снова отодвигает занавеску в сторону. В проходе показывается маленькая жёлтая земная пони с длинной розовой гривой – перед этим она едва высунула в комнату нос, но теперь видна целиком. На боку у пони метка в виде трёх розовых с белым цветков – судя по ним, это и есть Пози[1].

— Здравствуйте. Я… Извините, просто… Я не привыкла принимать принцесс. Вы ведь недавно прилетевшая к нам принцесса Эквестрии? То есть, кем же ещё вы можете быть.

— Да, правильно, — говорю я, распушив крылья и продолжая дружелюбно демонстрировать зубы.

— Извините. Про вас постоянно пишут такие ужасные истории в газетах, — пони смотрит вправо и вниз, не встречаясь со мной взглядом.

«Завтра утром появится ещё одна», — думаю я про себя, но вслух не говорю.

— Боюсь, правдивых из них не наберётся и половины, — отвечаю я, стремясь звучать беззаботно и ободряюще.

— Ой, нет, — говорит Пози. — Нет, что вы, нет. Я не хотела сказать, что это вы ужасная. Это истории ужасные. Например, та, в которой они смеялись над вами из-за нестриженых щёток. Я тогда подумала, что это было совсем уж нехорошо с их стороны.

Моя идеальная принцессья улыбка становится менее уверенной.

— Должна признать, что эта история по крайней мере правдива. Я тогда действительно несколько дней не брила щётки. Думала, что в эквийских туфлях-колокольчиках это всё равно не будет заметно, но потом совершила ошибку и примерила гиппосандалии. В их оправдание…

— Этому нет оправдания, — твёрдо возражает Пози. — Они обошлись с вами нехорошо. По их словам можно было подумать, что у вас нет права появляться на публике в таком виде. Просто потому, что вы принцесса. Как будто ваша внешность принадлежит им.

— Как будто им причитается какая-то определённая версия меня, — продолжаю я, моргая.

— Да, — твёрдо говорит Пози. Потом её лицо вытягивается. — То есть… может быть. С моей стороны, наверное, очень самонадеянно так с вами разговаривать.

— Нет! — восклицаю я. — Нет, это… мне было очень приятно, Пози. Спасибо вам.

— Ладно, — говорит она, смущённо потирая пясть копытом противоположной ноги.

Какое-то время мы стоим в неловком молчании.

— Так вот! — в конце концов заговариваю я. — Аурик Перебежчик проводил меня сюда и порекомендовал ваше заведение как надёжное.

— Простите, — переспрашивает Пози, — кто?

«Да что же такое, — думаю я про себя, — этот грифон, что, призрак? Самозащитная галлюцинация?»

— Аурик Перебежчик. Большой серый грифон. С колоссальным клювом.

— А, да, — говорит Пози, просветлев лицом. — Это вы про Густава.

Я поднимаю бровь.

— Густав?

— Да. Он прилетал сюда, в Новую Венейцию, чтобы я могла попрактиковаться ухаживать за крыльями грифонов. Они совсем не такие, как у пегасов. Я его уже несколько месяцев не видела. Моей дочери он не очень нравится, но за этой пугающей внешностью он настоящий джентльпони. Джентлькочет. Не знаю, как правильно.

— Он многослойная личность, — говорю я. — Но я не думаю, что вашей дочери есть чего бояться. Если верить ему, то он сам её боится.

— Она иногда может быть грозной, — кивает Пози, не отрывая взгляда от пола. — Как её отец.

— Наверняка она замечательная кобылка. Я хотела бы с ней когда-нибудь встретиться.

— О, она здесь.

— Здесь… в этой комнате?

Я бросаю взгляд по сторонам.

— Да, — практически шёпотом отвечает Пози. — Она спряталась. Она может быть грозной, но она ещё и ужасно застенчивая.

Я снова оглядываюсь вокруг – вдруг в первый раз я что-то пропустила. Но нет, в комнате не видно ни единого местечка, где мог бы укрываться жеребёнок. Невидимая кобылка превзошла простую застенчивость. Она возвысила её до уровня настоящего искусства.

— Тогда не будем её беспокоить, — говорю я, оставаясь в глубоком недоумении. — А в целом, извините за беспокойство. Я намеревалась всего лишь отсидеться здесь за закрытыми дверями, пока Аурик, или Густав, не скажет, что путь чист.

— А, — отвечает Пози с непроницаемым выражением лица. — Хорошо.

Мы неловко смотрим друг на друга несколько секунд.

Мы обе набираем воздух в лёгкие.

— Возможно… — начинаю я.

— Не хотите ли вы… — одновременно со мной заговаривает Пози. Мы обе захлопываем рот и непроизвольно хихикаем.

— Говорите вы, — предлагаю я.

— Ну… Мы в купальне.

— Да.

— А вам сейчас купание не помешает. Вы уж не обижайтесь.

— Никаких обид.

— И у меня сейчас нет никаких других посетителей…

— Пози, — говорю я, — я с удовольствием.

— За счёт заведения, разумеется.

— Я не могу вам не заплатить, — с этими словами я немного увядаю внутренне оттого, что придётся нарушить данное себе обещание.

— И не вздумайте, — на её лице появляется умилительно суровое выражение. — Ваши деньги здесь не примут, ваше высочество, — потом она снова уходит в себя: — Если вы не против.

— Вы оказываете мне честь своей щедростью, — говорю я, склонив голову.

Пози откидывает занавеску в сторону и жестом приглашает меня проходить.

* * *

— Так когда вы в последний раз были в купальне? — спрашивает Пози.

Я хмурюсь. Я и не догадывалась, что вспотела настолько сильно.

— Я только недавно принимала душ, сегодня вечером.

— Нет-нет-нет. Не когда вы в последний раз мылись. Когда вы в последний раз ходили в купальню?

— А, правильно! Общественное купание. У пегасов это традиционное времяпровождение.

— О да!

— Ну, понимаете, — уклончиво начинаю я. — Я только недавно в Клаудсдейле, и… — нахмурившись, я признаюсь: — Собственно, никогда.

— Ох, надо же, — в смятении говорит Пози. — В городе есть очень хорошие купальни. Жаль, что первый опыт вы получите в таком скромном заведении.

— Я уверена, что всё будет просто идеально, Пози.

Она застенчиво улыбается в ответ, но в то же время ее улыбка полна тихой гордостью. Как чудесно распространять свет и любовь, даже таким вот пустяковым и немагическим образом.

— Ну так что, с чего начнём? — продолжаю я.

— Ну-у, — серьёзно говорит она. — Для начала вам нужно полностью раздеться.

Я рассеянно тяну за свой формальный королевский нагрудник, охваченная внезапными колебаниями. Какая нелепость! Вот вам пони, которая недавно швырнула одно из эквестрийских сокровищ короны с мыса Кумулюс в приступе анти-принцессьего настроя, а теперь она не решается снять другой символ статуса перед простой работницей купальни. Последние несколько недель были ужасными. Я теперь другая – загнанная пони, всё более и более полагающаяся на внешние символы в попытке убедить себя, что я любима, что я не пустое место.

Теперь, когда я сформулировала причину своего беспокойства, мне легче его переварить, и я избавляюсь от остальных принцессьих регалий. Это не страшно. У аликорнов есть и неотъемлемые биологические регалии – эти наши показушные гривы и лишние выступающие части тела. Вскоре я стою перед Пози голой. Я кротко улыбаюсь маленькой земной пони.

— Что теперь?

— Теперь, — говорит она. — У правильного пегасопольского купания есть строго определённый порядок. Мы занимались этим тысячи лун, и мне бы очень хотелось, чтобы вы положились на то, что я сейчас скажу. Не, эм, доверитесь ли вы мне? Пожалуйста?

— Я вам доверяю.

— Хорошо, — говорит Пози. — Потому что первым делом нам нужно вас охладить.

По мне пробегает дрожь, но потом я собираюсь с решимостью.

— Хорошо. Как я сказала, я вам доверяю. Вы эксперт, и вам не требуется ничего объяснять.

— О, но я хочу объяснить. От бега ли, от полёта, но пегасьи суставы сильно натираются и распухают от перенапряжения, и тогда короткий прыжок в ледяную воду творит чудеса. Я смотрю, ваши колени сейчас как раз побаливают?

— Что есть, то есть, — соглашаюсь я, слегка поморщившись и переступая на месте.

— Я так и думала. Но не беспокойтесь, мэм. Фригидарий вас быстро приведёт в норму. Туфли и украшения можете оставить здесь. Моя дочь проследит, чтобы с ними ничего ни случилось.

Пони цвета одуванчиков проводит меня сквозь еще одну арку в круглую комнату, по всей окружности выложенную тёмно-синим камнем. Мои копыта цокают по плитке, дыхание вырывается облачками пара. Перед нами лежит бассейн с холодной водой, выложенный такой же тёмно-синей каменной плиткой, что и остальная комната. Край бассейна украшен простой мозаикой в виде бело-синих волн, но поверхность воды в самой купели абсолютно ровная. От неё идёт пар, совсем как от меня. Вода словно бы угрожающе притаилась в тусклом освещении фригидария.

— Терапия холодным соляным раствором, — мягко говорит Пози. — Растворённая в бассейне соль позволяет поддерживать его при куда более низкой температуре, чем обычную воду.

— И это считается достоинством?

— Не беспокойтесь, мэм. Долго это не займёт. Только чтобы немного успокоить суставы. Вы почувствуете себя гораздо лучше.

— Ну хорошо, — говорю я и нерешительно тянусь копытом к воде.

— Эм, ладно, — говорит Пози. — Если вы предпочитаете так, то это, э-э, хорошо.

Я оглядываюсь. Пози не встречается со мной взглядом.

— А есть способ лучше? — спрашиваю я.

Несколько секунд она думает, явно охваченная внутренней борьбой.

— Если уж куда-то стоит прыгать, — говорит она, — то прыгать всеми четырьмя копытами.

— Пози, — отвечаю я с улыбкой, — вы совершенно правы. Это самое лучшее, что я за сегодня слышала.

Она сияет от радости.

Я делаю глубокий вдох, раскидываю крылья и прыгаю.



[1] Имя Posey созвучно слову posy, означающему «букетик» – Прим. перев.


Глава 3. Тепидарий— Больше никогда, — сообщаю я, стуча зубами. — Я понимаю и признаю, что это, вероятно, было мне полезно, но я больше ни за что не пройду сквозь это никогда в жизни.

— Эм, — говорит Пози. — Как скажете.

Повисает неуютная пауза.

— Мне полагается пройти сквозь это ещё раз. Так ведь.

— Просто для здоровья ваших пор будет чудесно, если из калдария вы вернётесь во фригидарий, когда закончите там, — серьёзно говорит Пози. Потом её лицо вытягивается. — Но клиент всегда прав.

Какое-то время я разрываюсь на части. Потом беспомощно жму плечами.

— Кто я такая, чтобы спорить с мудростью древних пегасов?

— Нет, что вы. Если вам не хочется, то и не переживайте. Это не то чтобы мудрость, а просто, э-э, должный порядок вещей.

Это я поняла ещё в Кантерлоте. Даже в самом сердце общества единорогов пегасы встречаются повсюду, особенно в рядах Королевской стражи, и я отлично знала, с каким почтением они относятся к порядку. Точно так же, как единороги превозносят эрудицию и культуру, как земные пони ценят семью и традиции, пегасы обожают иерархию и процедуру.

— Здесь, в Клаудсдейле, системе придают большое значение, — говорю я.

— О да, очень, — отвечает Пози, вытирая меня полотенцем. Потом на секунду застывает. — По крайней мере… так было раньше.

— Что вы хотите сказать?

Какие-то слова рвутся у неё наружу, и она почти озвучивает их, но потом прогоняет, встряхнув головой.

— Давайте лучше устроим вас в тепидарии. Как вам такое?

— Что угодно, лишь бы убраться подальше от этого бассейна, — говорю я. — Слово «тепидарий» говорит мне, что там ничего из ряда вон выходящего не бывает[1].

— Нет, ничего такого. Просто приятная тёплая комната и приятный тёплый массаж.

— Тогда показывайте, куда идти, — говорю я, пытаясь сдерживать пыл голоса, чтобы маленькая пони не решила, что ей грозит опасность быть съеденной.

Пози направляет меня во второй зал своей маленькой купальни, выдержанный в земляных тонах. После ледяного фригидария в нём восхитительно тепло, и я чувствую, как напряжение в мышцах начинает мало-помалу отпускать.

— Сюда, — говорит Пози и подталкивает меня носом к изящному лежачему массажному креслу из вишнёвого дерева с толстым слоем обивки цвета яичной скорлупы. Я на него практически запрыгиваю, и оно слегка поскрипывает под моим впечатляющей аликорньей тяжестью. Я пони немаленькая.

Пози тихо, почти беззвучно хихикает.

— Значит, вы готовы?

— Как никогда! — говорю я, а Пози тем временем опускает пластинку на стоящий рядом граммофон, несколько раз осторожно крутит ручку зубами, а потом передвигается к небольшому алькову и начинает там с чем-то возиться. Пока она работает, я продолжаю болтать: — Моя милая Пози, вся сегодняшняя ночь была сущим кошмаром, и я чувствую, что все мои мышцы сведены вы не поверите как. Я, конечно, оставляю финальное решение за вами, потому что вы профессионал, но…

Я замолкаю, как громом поражённая. Что-то – резкая, чистая, минеральная острота – щекочет мне ноздри. В одно мгновение это становится важнее всего на свете. Я поднимаю голову с подушки и выгибаю шею, пытаясь определить источник… запаха, скажем так. Это слово не вполне описывает мои ощущения, но ничего лучшего я подобрать не могу.

— Что… что это такое?

Пози издаёт тихонький «ип».

— Извините. Сейчас всё уберу. Это ничего, это неважно, нам не обязательно…

— Нет, всё хорошо! Даже замечательно. Мне просто любопытно.

— О, — Пози поспешно отходит в сторону и открывает моему взгляду цилиндр из закатно-оранжевого камня, светящегося изнутри чистым светом, который танцует и мерцает от потоков воздуха в комнате. — Это соляная лампа. У них такой чудесный цвет. Плюс, когда свеча у неё внутри нагревает камень, он заряжает воздух крошечным количеством электричества, и это чудесно сказывается на настроении пони, — её солнечная улыбка держится лишь секунду, а потом гаснет под напором неуверенности и сомнений в себе. — По крайней мере, эмм, я так читала. Это просто кое-что, чтобы моя купальня выделялась на фоне других, в которых могли бывать посетители. Немного земли.

Она постукивает копытом по тяжёлому минеральному блоку.

— По той же причине я заказываю свежие цветы и травы для ванн и припарок. Доставка обходится дороговато, но, по-моему, оно того…

Она замолкает.

— Ваше высочество, — говорит она голосом лишь самую малость громче шёпота, — вы… вы плачете?

Ответ – да, но я никак не реагирую. Я даже не понимаю, что со мной творится.

— Простите, — ошеломлённо выдаёт Пози и тянется губами к колпачку для свечи.

— Нет! — мой голос звучит резче, чем я намеревалась, и Пози пугается ещё сильнее. Справившись с собой, я заговариваю тише, сбавив тон: — Нет. Я… я не знаю, что со мной такое, но для меня сейчас очень важно, чтобы вы оставили эту свечу зажжённой. Пожалуйста, Пози.

Она делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Немного погодя она уже не выглядит так, будто вот-вот сорвётся с места и убежит прочь из купальни.

— Ладно, — пищит она. — Вот поэтому никто ко мне и не ходит, да? Даже когда я пытаюсь сделать всё как надо, что-нибудь да выходит не так.

— Всё нормально, — говорю я, хлюпая носом и стараясь восстановить самообладание. — Извините, это я тут устроила сцену.

— Нет, не нормально! Это ужасно! — Пози уже почти плачет.

Она реагирует сильнее, чем должна бы. Сильнее, чем пони угодно должна… если только за этим не скрывается какая-то недосказанная история. И только с этой мыслью я наконец понимаю, что мне нужно делать. Пока что вся эта ночь была про меня. Мой голод, моё недоумение, моё унижение. Настолько концентрироваться на собственных потребностях, когда боль и страдания других маленьких пони смотрят прямо в лицо, – попросту не в природе принцессы Эквестрии.

Я расслабляюсь, дышу глубже, мысленно перемещаюсь в другое место, и, во мгновение ока, любовь Пози озаряет комнату.

Наблюдать за любовью – захватывающее занятие. Трудно описать его понятно на языке пони. Все слова для этого вроде бы и есть, но в моём вознесённом состоянии они означают совсем другое. Разница – как между тем, когда мы с вами нюхаем шерсть домашнего кролика и когда спасательная ищейка выслеживает того же самого кролика через поля. Мы испытываем одно и то же ощущение, но наша гипотетическая ищейка способна воспринимать, анализировать и перерабатывать ту же самую информацию так, как нам, пони, и не снилось. Не хочу хвастаться, но в том, что касается любви и меня, дело обстоит так же.

Любовь Пози – за неимением лучших слов, солнце-трава-оранжевый-уголь. Она яркая, мерцающая, идущая волнами, прочная, но жаждущая, и в основном сосредоточена на ярком одуванчик-сосулька-чай-головоломка её дочери, которую я теперь ясно вижу в аподитерии, и плевать на стены. Завитки и изгибы любви Пози с электрическим возбуждением плавают вокруг её тела, немного напоминая мои волосы, как они иногда выглядят по утрам. Сила её беспокойства добавляет в картину спутанные и перевитые места, и, хотя Пози отважно не даёт им перейти в общую у них с дочерью связь, сопутствующее напряжение возвращается к ней и запутывает её любовь только сильнее.

Извините, я, наверное, неудачно выражаюсь. Честное слово, я делаю всё, что в моих силах. Объяснить, что́ я делаю, не всегда легко. Тётушка Селестия говорит, что, будучи аликорном, я обладаю талантами, которые выходят за рамки нашего общепринятого понимания магии, а поэтому они обычно выходят и за рамки языка. Вот главное, что вам нужно понять: распространять любовь – это не то же самое, что создавать её, вызывать чувства из ниоткуда и навязывать никогда раньше не испытывавшим их пони. Если бы я так делала, это было бы чудовищно с моей стороны, но я, по счастью, могу заверить вас, что ничем похожим не занимаюсь. Равным образом, я и не выращиваю любовь, как садовник, ухаживающий за семенами. Этот образ куда менее ужасен, но столь же неверен.

Истина в конечном счёте заключается в том, что я очень маленькая пони, стоящая на берегу широкой, ясной, могучей реки и тычущая палкой в её бурные глубины. Любовью невозможно овладеть. Это нечто слишком большое, слишком чистое, слишком сильное, чтобы одна пони могла объявить её своей или управлять ей. Что я могу – это… чуть-чуть её подталкивать. Я умею находить места, где беспокойство или страх набросали камней на путь течения любви, а найдя их, я могу их выровнять, чтобы любви было легче струиться. Я могу помочь пони вспомнить любовь, которую, как им казалось, они утратили, или заново раздуть огонь любви, который всегда был в их сердцах, пусть его и притушили возраст и время. Оставим в стороне мои устремления к дипломатической карьере – вот это и есть моя работа. Моя судьба. Для этого я и создана.

Мой рог зажигается неярким светом. Я устремляюсь магией к самым запутанным и слежавшимся местам и начинаю их расчёсывать. Картина боли Пози начинает выкристаллизовываться.

— Успех вашей купальни многое значит для вас, — говорю я.

Потом я замолкаю и жду, чтобы она поддержала разговор, потому что так будет вежливо с моей стороны. По правде говоря, я уже вижу картину полнее, чем можно решить по моим словам. Я прочитала её в узорах любви Пози, как цыганка-гадалка, изучающая чаинки.

— Ну да, — робко говорит она, хлюпая носом и смаргивая слёзы.

Мои мысли скачут, упиваясь выматывающей насыщенностью видения. Пози – мать-одиночка, это уже ясно. Отец её маленькой дочери-пегаски напрочь отсутствует в её любви, кроме как, возможно, в одном истончённом пятне цвета синяка на краю – его я ещё не опознала. Дочь Пози для неё всё…

— И ваша дочь тоже, — вырывается у меня. — Ясно, что вы её очень любите.

— Она очень особенная маленькая кобылка, — улыбается Пози.

«Да-да-да, — думаю я паникующим стаккато. — Для тебя она явно особенная. Пути попросту светятся». Но там есть какая-то рана, зубная боль в центре её любви, что-то тёмное-усохшее-сломанное, и прощупывать его – как жевать шарик фольги.

Плохо владея собой от зарождающегося отчаяния, я продолжаю болтать:

— Пози, извините, если я слишком много говорю или, может быть, спрашиваю о чём-то таком, о чём вы не хотите говорить, но вы мне сегодня очень помогли. Если я могу вам отплатить, если вы хотите выговориться или выплакаться, то я буду счастлива помочь.

Получилось хорошо. Прозвучало очень правильно, очень по-принцессьи. Надеюсь, что я смогу сберечь достоинство, что она не услышала подтекст, где я молчаливо умоляла её рассказать мне про больное место. Если честно, дело уже даже не в сострадании, боль начинает перебираться и ко мне во внутренности. Я позволила себе чересчур приблизиться. Осторожнее, осторожнее…

Пози морщит нос.

— Я просто хочу…

— Да? — практически кричу я.

— Эм, — говорит она. — Я просто… иногда я думаю, что я самая ужасная мать, какая может быть у маленькой кобылки-пегаски.

Я делаю резкий вдох. Да. Вот оно.

— Пози, я уверена, что вы отличная мать.

— Я не отличная, — настаивает Пози. — Моей дочери уже пора летать, но у меня нет ни малейшего понятия, как мне начать её учить. Она каждый день проводит со мной в купальне, почти не выходит наружу, и для неё это очень вредно, но что мне делать? Если я позволю ей отойти слишком далеко, она споткнётся и провалится сквозь дыру в облаках, а я не смогу её спасти, у меня же нет ни единого пера!

— О Пози, — выдыхаю я.

— Я знаю, это ужасно. Знаю, что закладываю в ней семена страха высоты. Но что я могу сделать? Есть лагеря, в которых жеребят-пегасов учат летать быстро и хорошо, но меня съедает страх от мысли о том, чтобы отправить её туда. Вдруг… вдруг какой-нибудь другой жеребёнок, свободно держащийся в воздухе, собьёт её с облака и никто не заметит, пока не станет слишком поздно?

— Не знаю, — говорю я. — Я читала про лётные лагеря, но сама там никогда не была. Можно ведь надеяться, что у них есть меры предосторожности на такие случаи?

— Надеяться можно, — Пози понурила голову и водит кончиком копыта по полу. — В любом случае, об этом мне пока что рано беспокоиться. Лётный лагерь мне сейчас не по карману. Но чтобы она выросла хорошей сильной пегаской, ей в конце концов понадобится опыт, который я не могу ей передать. И этот опыт нужен ей скорее раньше, чем позже.

Она пожимает плечами и снова поднимает на меня взгляд.

— Так что да. Купальня многое для меня значит. Я надеюсь, что со временем она станет… ну, не то чтобы сенсацией – тогда толпы пони будут требовать моего внимания, а мысль об этом меня тоже пугает, – но, может быть, эмм, умеренно успешной. Может быть. Как раз настолько, чтобы помочь моей маленькой кобылке стать хорошей, сильной, любящей небо пегаской. Не как её мать.

Эмоции Пози накатывают волнами, и для меня в моём и так чувствительном состоянии это немного чересчур. Я дрожу, не справляясь с собой. Если честно, мне хочется свернуться в робкий клубочек при мысли о жизни, наполненной пустяковыми принцессьими проблемами, против которых у меня не набиралось даже десятой доли храбрости Пози. Потом я расслабляюсь, и свечение исчезает.

— Пози, я знаю, что прямо сейчас это вряд ли покажется большим утешением, но я абсолютно уверена: всё сложится отличнейшим образом. Вы мне верите?

— Я хочу верить, — говорит она, не встречаясь со мной глазами. — Очень хочу.

— Что ж, — киваю я. — Мои искренние извинения за то, что я вас отвлекла. Мы можем продолжать, если и когда вам угодно.

Пока Пози набирается духу, я снова устраиваюсь поудобнее на кресле, укладываюсь носом и чёлкой на обивку. Наступает короткая пауза, наполненная неуютным ожиданием, – не слишком ли хозяйка выбита из колеи, чтобы продолжать? Но прикосновение копыт Пози к моей спине отгоняет опасения. В один момент это моё напряжение утекает вместе с целой толпой других.

Не могу сказать вам, когда мне в последний раз делали настоящий массаж. Тётушка, хотя и склонна время от времени потакать своим необычным слабостям, своего собственного массажиста не держит, а предпочитает вместо этого навещать странный, эксклюзивный, скрытный маленький салон где-то в городе, когда на неё находит такое желание. Сама я там не была – она делает из этого такой секрет, и я решила, что спрашивать будет моветоном. И, хотя я и не могу вам сказать, давно ли был последний раз, как только тёплые сильные копыта Пози прикасаются к моей спине, мне становится совершенно ясно – слишком давно.

Сначала мне больно. Я шиплю сквозь сжатые зубы каждый раз, когда ее методичные движения нащупывают одну зажатую мышцу за другой. Но Пози не пугается моей реакции, и её копыта ни разу не отрываются от моей шёрстки. Острая боль притупляется, а потом и вовсе уходит, по мере того как копыта снова и снова возвращаются к перетруженным местам.

— Ох, — говорит Пози. — Это, наверное, уже давно накапливалось.

— С тех самых пор, как я уехала из Редута, — отвечаю я, хотя и не собиралась.

— Я даже не знаю, где это, — говорит Пози, разминая плотные, тяжёлые мышцы, поддерживающие мои крылья. Будто бы помимо моего желания мои крылья расправляются и опускаются, убаюканные касаниями массажистки. Мои глаза полуприкрыты в довольстве. — Это там вы родились?

— Угу, — неспособная в этот момент на членораздельную речь, я лишь мычу. — Маленький… ммм. Маленький посёлок земных пони на берегу Северного Лунного Океана.

Мои глаза закрываются до конца.

И тут же снова распахиваются от прикосновения зубов к моей шее.

Пози пощипывает меня зубами, медленно двигаясь вдоль шеи туда-сюда. Это очень волнительное ощущение, и в то же время глубоко успокаивающее. Оно вызывает в памяти потоки воспоминаний о моём жеребячестве. Не об аббатстве – сёстры в жизни не осмелились бы на такое по отношению к их маленькой принцессе-богине. Но в моей жизни были и другие пони, и они иногда ложились со мной бок о бок, когда уроки немного затягивались…

— Это… очень приятно, — говорю я.

Пози отрывается от моей шеи, осторожно выуживая губами выпавший розовый волосок. По правде говоря, это выглядит просто умилительно.

— О, хорошо. Рада, что вам нравится. Я подумала, что раз вы выросли среди земных пони, то вам, наверное, придётся по вкусу традиционное расчёсывание зубами.

— Знаете, что самое интересное? Это не из-за земных пони, с которыми я выросла. Это из-за единорога, моей учительницы. Она говорила, что хочет взращивать во мне все три части, не только единорога, и поэтому купила книгу про общественные ритуалы земных пони у бродячего торговца. Мы влюбились в этот обычай сразу, как только попробовали.

— Интересная, должно быть, пони.

— Без сомнения. Она учила меня философии, естественным наукам, истории, и у неё были самые разные байки и притчи, а ещё сумасшедшие предсказания о том, на что будет похожа моя жизнь. Однажды она с полной серьезностью известила меня, что когда я найду того, кто сможет ответить на вопрос о том, что такое любовь, то это и будет пони… за…

Мои глаза распахиваются. То, что казалось мне само собой разумеющимся… Я в тайне надеялась, что частью моего безоговорочного триумфа тут, в Клаудсдейле, станет и то, что я обрету наконец свою Истинную Любовь. Его образ уже сложился у меня в голове: тёплый, чувствительный, мягкий, возможно, немного робкий; пони, который будет воодушевлять меня в неудачные дни и поможет мне открыть в себе новые глубины эмоций. И я мечтала о том, где и как я его встречу.

Мне даже не приходило в голову, что это может быть вовсе и не «он»…

Мой мир во мгновение сужается до одной-единственной мысли. Голова идёт кругом. Возможно ли?

Ну надо же…

То есть я знаю, что сапфирическая любовь существует, примерно так же, как знаю, что у диких волков есть поразительно сложная социальная организация. Я обожаю тот факт, что она есть, за ней увлекательно наблюдать и изучать её, но это что-то такое, что происходит в совершенно другой плоскости. И да, я, бывало, восхищалась внешностью других кобылиц, но…

Неужели же я?..

У меня к голове приливает кровь. Я не замечаю, чтобы напрягалась, но это замечает Пози. Она наклоняется ко мне.

— У вас там всё в порядке?

— Да! Всё… хорошо, Пози, всё прекрасно, — я делаю глубокий вдох. — Такой странный вопрос, Пози: если бы я спросила вас о том, что такое любовь, то что бы вы ответили?

Пози моргает.

— Я… прошу прощения, мэм? Какого рода ответ вы ищете?

— Просто ответьте что-нибудь. Мне просто хочется услышать, что́ вы скажете, — я говорю деланно лёгким тоном, который даётся мне нелегко, потому что я практически затаила дыхание.

Пози хмурится с умилительным видом. Потом её копыта снова приходят в движение, медленно и успокаивающе. Выйдя из раздумий, она заговаривает:

— Я не думаю, что любовь – это что-то одно. Мэм. Если вам так будет угодно.

— Более всего мне угоден ваш честный ответ, Пози, — я вся напряжена в предвкушении.

— Ну хорошо, — говорит Пози. — У меня были любовники, но я не уверена, что речь хотя бы в одном случае и вправду шла о любви. Если подумать о… эм, жеребцах в моей жизни, то я постоянно находила опасных пони. Я не… не знаю, почему так. Опасность мне вовсе не нравится. Вы, может быть, не заметили, но я вообще-то довольно робкая. А опасные пегасы, хотя с ними сначала и интересно, в конце концов они обязательно уходят от тебя, и ты никогда не знаешь, когда это случится, — она пожимает плечами. — Пегасов так трудно удержать на месте, добиться, чтобы они проявили немного верности. Так что если представить пони, которого я могла бы по-настоящему полюбить, то это был бы кто-то милый, предсказуемый, преданный и совсем не страшный.

— Не сделаете ли кое-что для меня? Вы можете выразить это одним словом? Любовь – это?..

— Безопасность, — подумав, говорит Пози.

Я закрываю глаза и выдыхаю.

— Спасибо, Пози. Вы сделали ровно то, чего я хотела.

— Я ответила неправильно, — говорит Пози, снова уходя в себя. — Вы хотели услышать что-то другое.

— Вы ответили не то. Но это не неправильно и не правильно. Иногда я думаю, что учительница сделала это предсказание во многом для того, чтобы я спрашивала всех встречных, что такое любовь, и услышала всё то, что мне скажут. В этом смысле ваши слова были безусловным успехом.

— А если бы я дала ответ, который вы ищете, — спрашивает Пози, — то что бы это означало?

Я колеблюсь и почти говорю ей, но момент уже упущен.

— Неважно. Это так, глупость.

Пози кивает.

— Ну что же, вы как будто слегка разочарованы, но зато определённо расслабились. Будем теперь чистить перья?

— Пози, — говорю я, — это будет просто дивно.



[1] Английское слово tepid, происходящее из латинского, означает «чуть тёплый» – Прим. перев.

10 комментариев

Над месивом дождей, фонарей, кутерьмы –
Холодное дыханье наступающей зимы,
И где-то в сыром тумане потерялась я.
— Башня Rowan, «Безумие»
Litho
+1
Спасибо, почитаю!
Randy1974
0
Наконец-то продолжение!
И жаль что это все, надеюсь автор распишется.
MLPMihail
0
Хороший рассказ.
Randy1974
0
Огромное спасибо за перевод! Надеюсь, когда-нибудь я увижу окончание этого цикла :) Алсо, почему этот рассказ недоступен на сторизе?
Brony_rus
0
Пожалуйста! Я тоже надеюсь :) Основания для надежды есть: у этого автора есть история (не про пони), которую он писал шесть лет, выкладывая по кусочкам в блоге, но всё же закончил.
А на сторизе уже давно модераторы бастуют и не пропускают новые рассказы.
Litho
0
Спасибо за ответ. Я не особо в курсе, что там на сторизе происходит, но в любом случае жаль слышать такие новости
Brony_rus
0
А в fb2 будет?
Darkwing_Pon
0
Нет.
Zloy_frag
0
Будет, но когда фанфик будет готов целиком.
Litho
0
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Скрыто Показать