Единорог, который хотел летать.

Плыли б внизу реки, поля бы,
У всех бы пап падали шляпы —
Вот красота, только бы папа
Не увидал!
— В. Егоров, «Детская воздухоплавательная».

Так получилось, что я единорог. Казалось бы, грех жаловаться — доступность магии, интеллектуальная работа, и все прочие причитающиеся регалии… Но одна маленькая деталь портит идиллию. Я хочу летать. Так уж вышло. С детства завидовал пегасам. Хотелось точно так же взмывать в синь неба, закладывать фигуры пилотажа, задевая крыльями облака, и наслаждаться скоростью, упругим набегающим потоком воздуха и пьянящим ощущением свободы. Частенько бывало, что я просил кого-нибудь из пегасов меня покатать. Обычно мне не отказывали, и я визжал от восторга, стараясь не свалиться со спины крылатого собрата…

Тогда же я придумал парашют. Увидел зонтик, который унесло ветром. Увидел парус у корабля. Созрела идея. Модель из ниток и тряпицы показала состоятельность таковой. После некоторго количества экспериментов было принято решение — строить полноразмерное устройство. Сработало и оно. Я уговорил пегасочку поднять меня в воздух вместе с изобретением и отпустить, а в случае неудачи — обратно поймать. Приземлился я успешно, только чуток копыта отбил. Но дома вместо того, чтобы похвалить за изобретение, меня нещадно отшлёпали за испорченные простыни и за то, что мог убиться. Родители есть родители, поди втолкуй им, что пегасы ловкие, сопровождали меня постоянно, и в случае чего перехватили бы на лету. Изобретение, впрочем, не пропало — теперь им оснащают воздушные шары и дирижабли…

Но это не решало главной проблемы. Я хотел летать! А также я рос, и пегасы соглашались покатать меня всё реже и реже, пока не отказали совсем. Я стал слишком тяжёлым, да и, по всеобщему разумению, мне следовало завязать с баловством, коим все считали мою страсть к полётам. Я грустил. Я впадал в чёрную меланхолию. Я плакал. Я хотел крылья. Мне объясняли, что ничего не поделаешь — каким родился, таким и придётся быть. Я спорил, я говорил, что найду способ заполучить их. Надо мной посмеивались, говорили, что я раскатал губу, что превращение в аликорна — высшая ступень магии, и даже Селестия этого сделать не может, а если и может — то не захочет.

Я выпросил у Пинки мускулолёт. Четыре педали, два несущих винта. Раз-два, раз-два… Летим. уфф, дыхание сбивается, не могу больше крутить… Приземляться пришлось на парашюте. И опять мне всыпали за эксперименты. Да как же вы не поймёте, я не могу без неба!

Я пытался решить проблему при помощи магии. Телекинезом я мог поднять себя — я видел, как это делает Твай. Но при всём желании я не мог сильно разогнаться, а также очень быстро уставал. Я мог неуклюже взлететь на крышу дома — не не более того.

Пора было определяться с профессией. Я ждал кьютимарки… Я её получил. Две сцепленных шестерёнки. Родители радовались — я буду инженером на вагонной фабрике… Ага, как же. Стиснув зубы, я закончил школу и колледж. Не оставляя своей мечты. Разумеется, я не пошёл ни на какую фабрику — я напросился в пилоты дирижаблей. Меня взяли, хоть и очень удивились. Управлять дирижаблем было легко — с помощью телекинеза я мог заменить практически весь экипаж. На меня смотрели, как на чудака, надо мной смеялись, но я стал лучшим пилотом, и получал зарплату за весь экипаж, который и заменял. И опять это было не то… Пегасы, сквозящие мимо неповоротливой сигары, не давали покоя.

Я проштудировал массу инженерной литературы. Я получил доступ к ремонтной базе аэродрома. Я начал собирать персональное лётное шасси… С моей эксцентричностью уже смирились. Схема на несущих винтах подняла меня в воздух, но и тут скорость и маневренность были малы, а из фигур пилотажа было не сделать ни бочку, ни петлю… После очередного падения в испытательном полёте, когда капризный двигатель отказал на слишком малой высоте, купол парашюта не успел до конца наполниться, и я изрядно приложился об землю-матушку, делегация пегасов отправилась к Селестии. Они говорили, что не могут больше смотреть на мои мучения. Они просили сделать хоть что-нибудь. Селестия ответила, что поделать ничего не может, что крылья мне не положены, и что мне следует обратиться к доктору Каучу Пси.

Нет, вы ещё не знаете, на что способен единорог, если ему бросить вызов. Если не получается повысить эффективность существующего решения, нужно менять принцип. Что, если в качестве двигателей применить ракеты по типу тех, которые несут фейерверки? Надо обмозговать, как управлять тягой и подавать топливо…

НЕБО. ВСЁ РАВНО. БУДЕТ. МОИМ.

В качестве послесловия, или «Детская воздухоплавательная»… А на написание фанфа сподвигла вот эта старая юморная бардовская песня, которая немало веселила в детстве.

Вадим Егоров, «Монолог сына, или детская воздухоплавательная».

Нам с сестренкой каюк:
наша мама на юг
улетела недавно.
Это ж каждый поймет:
жизнь без мамы — не мед,
а с отцом — и подавно!
В доме трам-тарарам,
папа нас по утрам
кормит жженою кашей.
Он в делах, как в дыму,
и ему потому
не до шалостей наших.

А пошалить хочется очень,
мы ведь не так много и хочем, — каждый отец и даже отчим
это поймет.

Вот вчера, например,
я такое имел!
Полетать захотелось,
и — была не была — два бумажных крыла
мы приделали к телу.
И пошли на балкон — пусть на нас из окон
поглядят домочадцы,
как с балкона мы — ах! — сиганем на крылах,
чтоб по воздуху мчаться!

Плыли б внизу реки, поля бы,
у всех бы пап падали шляпы — вот красота! Только бы папа
не увидал.

Я уже улетал,
но отец увидал — представляете, жалость!
Он расширил глаза
и схватил меня за
то, что ближе лежало.
Папы страшен оскал,
я от папы скакал,
как лошадка в галопе,
и, как будто коня,
папа шлепал меня
по гарцующей попе.

У всех отцов богатый опыт
по мастерству шлепанья попы.
Вот подрасту и буду шлепать
папу я сам!

Мы отца не виним,
мы помиримся с ним
и забудем о ссорах.
Есть такой порошок,
с ним взлетать хорошо,
называется — порох.
Мне б достать порошка,
пол посыпать слегка,
кинуть спичечку на пол…
Как взлететь я хотел!
Что ж, коль сам не взлетел…
так взлечу вместе с папой!

Плыли б внизу реки, поля бы,
у всех бы пап падали шляпы — вот красота! Только бы папа
не увидал.