"Поня: Военное дело" Глава 8-я: Зебрика после Эквин - Война с Гате Кусини
Оглавление и глоссарий
Продолжение. Начало на: http://tabun.everypony.ru/blog/stories/97768.html
Война с Гате Кусини
(продолжение)
Вопрос южных земель и налетчиков-луи остро стоял перед Зебрикой все послевоенные годы. В 2423 году до Э.Г. зебрийскому императору все таки удалось наскрести битов на его решение. Так что поздней весной три закаленных в боях легиона под предводительством Уамузи Сахихи выступили для борьбы с недостойными отпрысками Легиона.
В этот раз племена Сесото не мешали движению экспедиционных сил: местные поняшки уже успели вволю настрадаться от разбойников-луи, так что решили забыть о своих прежних претензиях к зебрийцам ради защиты. Более того, этот племенной союз вызвался помогать хранительнице тиары в войне с Гате Кусини, отрядив для этого кое-какие силы и обеспечив бесперебойное снабжение зебрийской армии. Остальные племена зебр, чьи земли лежали в пределах досягаемости луи, поступили точно так же: избавиться от гате-кусинских разбойников мечтали многие.
К середине лета Уамузи собрала внушительный союз из «облагодетельствованных» последователями Лоуиса полосатых племен и подошла с объединенными силами к Гате Кусини. То, что она увидела, одновременно и обнадеживало зебрийскую полководицу, и пугало.
Город за время правления луи существенно разросся, неправильной кляксой расползшись по всей округе. Его пригороды были построены без какого-либо плана и вообще не имели ни каких видимых укреплений, а потому не могли быть защищены даже вдесятеро большей армией, чем та, что, как рассчитывала хранительница тиары, есть в распоряжении у противника. Более того, разведчики Сахихи смогли совершенно беспрепятственно войти в Гате Кусини и хорошенько расспросить местных: городские зебры были обозлены свинским отношением хозяев города к себе и с радостью помогли бы любому, кто попытается избавить их от луи.
Но были и неприятные новости. Так в городе, как выяснили лазутчики, проживает большое число единорогов, многие из которых уже «приросли» к Гате Кусини и считали его своим домом. Они так же не слишком жаловали луи, относящихся к местным рогатым лошадкам немногим лучше, чем к зебрам. Но Легиону они не доверяли, боялись его и считали своим врагом. К тому же многие из единорожек были профессиональными наемницами и замарали себя участием в походах за рабынями, так что не без основания опасались мести со стороны полосатых. В общем, это были многочисленные, сильные и достаточно надежные союзники хозяев города, склонить которых на свою сторону было бы весьма проблематично для Сахихи.
Другой безрадостной вестью было то, что за пригородами укрепления у Гате Кусини все таки имелись, причем единорожьего типа. Первый вал стен окружал Старый город и был относительно слаб — новые осадные средства ковенов вполне могли пробить брешь в нем. А вот Цитадель, защищавшая Черный порт с невольничьим рынком и загонами для рабов, кварталы луи и отрожских торговиц, была построена по новейшим эрским фортификационным технологиям, и как ее брать без помощи эрских магесс было совершенно непонятно.
Получив эти сведения, хранительница зебрийской тиары смело двинула войска прямо на Гате Кусини. Узнав о приближении армии, полосатые пригородов подняли бунт, а луи и единороги сбежали за городские стены.
Начались грабежи единорожьих кварталов и издевательства со стороны полосатых над теми единорожками, кто не успел укрыться в Старом городе. Это крайне не понравилось легионерами, еще помнившим недавнюю историю с декорнификацие пленниц ковенными чародеями. Беспорядки гате-кусинских пони были решительно прекращены, а рогатые отбиты у опьяневших от легкого успеха местных двутонных. Уамузи Сахихи сама выступила перед горожанками, объявив им о том, что, хотят они того или нет, в эти места пришел Легион со своими законами, и он не позволит зебрам уподобляться различным отбросам, таким как луи. Жесткий тон зебрийской командующей и уверенные действия ее солдат остудили пыл горожанок, заставив оставить единорогов в покое. Впрочем, хранительница тиары уже успела за время войны с отрожцами научиться у своего соправителя недоверчивости, так что кварталам рогатых была придана охрана из зебрийских легионеров, а движение пони в и из них на время боевых действий оказалось ограничено.
Заняв пригород зебрийцы не стали спешить — время работало на них. Ведь луи теперь были одни. Ныне отрожские торговки не осмеливались даже испортить воздух без разрешения эрской императрицы, а сама Сулуза Секунда, нажившая себе целый легион непримиримых врагов, более лишний раз ссориться с южным соседом не хотела. В общем, у Сахихи и ее офицеров было время все осмотреть, тщательно обмозговать и не спеша выработать план дальнейших действий.
Через два четырехночия бойцы союзных войск развернули довольно интересную деятельность у стен Старого города. На нескольких участках зебры разобрали прилегающие к укреплениям кварталы и соорудили к стенам крытые галереи, под прикрытием которых могли безнаказанно что-то делать у самого их основания. Защитникам это не нравилось, и луи несколько раз выгоняли единорогов на вылазки против этих сооружений, несомненно, осадного толка. Каждый раз единорожки натыкались на закаленных в боях ветеранов Уамузи, получали по ушам и убегали обратно за городские стены, а их раненные товарки перекочевывали в импровизированный госпиталь в контролируемом зебрийцами пригороде.
Тайна странных сооружений раскрылась через три дня, когда солдаты Сахихи подпалили их. Как оказалось, полосатые все это время складывали под стенами различные горючие материалы, включая кувшины с какими-то ковенными составами. Ревущее пламя, взметнувшееся от наваленной груды топлива, выгнало защитников со стен, а жар от него был столь нестерпим, что начал крошиться кирпич укреплений — на нескольких участках обороны стены рухнули под собственной тяжестью. После чего завалы были расчищены ковенной магией, и зебры пошли на приступ. Но тут неожиданный отпор им дали единороги, сражавшиеся с отчаянной храбростью. Союзные войска были отброшены, а проломы заделаны чем придется. Легиону пришлось взять паузу на зализывание ран и обдумывание сложившейся ситуации.
Пока Уамузи Сахихи и ее офицеры ломали голову, разбирая свои ошибки и продумывая план дальнейших действий, интереснейшие события происходили внутри городских стен.
Во-первых, наплевав и на союзников, и на сородичей, и на упущенные прибыли, из Гате Кусини спешно сбежали отрожские единороги. Представительства торговых домов опустели, а луи лишились успокаивающей иллюзии поддержки со стороны Миста и Экв.
Во-вторых, перетрусили сами луи. Имевшие психологию земных уголовников последователи учения Мфалме Лоуиса были готовы грабить и угонять в рабство беззащитных поселенок, но воевать с профессиональной армией… Нервы «лучших из двутонных» не выдержали, и они, бросив единорогов, заперлись в Цитадели.
В-третьих, в очень непростом положении теперь оказались гате-кусинские единорожки. Луи не пустили их в Цитадель, оставив зажатыми между ее стенами и войском собранного зебрийцами союза. При этом зебры Старого города так же не жаловали рогатых, которых считали прихвостнями луи, и симпатизировали Легиону. В добавок к этому, продуктовые склады были изрядно вычищены сбежавшими в Цитадель, и запасы продовольствия в скором времени обещали закончиться.
На следующий день после бегства луи в Цитадель с Уамузи Сахихи связались представители богатых горожанок, живущих в Старом городе. Зебрийской полководице было предложено тайно открыть ворота и впустить ее солдат за стены. Хранительница тиары была не против, но, будучи впечатлена самоотверженностью единорожек во время предыдущего штурма, спешить с ответом не стала. Вместо этого она отправила парламентария к главам рогатых защитниц города с предложением вступить в переговоры.
Встреча прошла перед Скорбными воротами Гате Кусини, через которые обычно гнали в город рабынь. С каждой стороны присутствовало по три представителя без охраны. На этих переговорах Уамузи выяснила причины столь необычной храбрости рогатых противниц, смогших оттеснить от проломов ее ветеранов. Все оказалось довольно просто. Вести о декорнификации четырех тысяч отрожских пленниц ковенными чародеями уже давно дошла до Гате Кусини, а потому местные единорожки до ужаса боялись Легиона, будучи уверенны в том, что зебрийцы прочат такую же судьбу и им. Тут же, к великому позору Зебрики, хранительница тиары открыла и то, что лишение рога для единорога вещь куда более страшная, чем принято считать среди безрогих. А потому в глазах рогатого племени полосатые пони теперь выглядят настоящими чудовищами.
Смысла что-то отрицать или оправдываться не было, так что Сахихи пришлось признать перед рогатыми переговорщицами, что, да, факт такого невообразимого злодеяния со стороны зебр был. Но командующая союзными войсками заверила рогатых пони в том, что ни чего подобного делать с ними или с их родственницами Легион не собирается — декорнификация пленниц была уже признана безэквинной и запрещена для ковенов, а исключение из этого нового закона делается лишь для крайне тяжелых преступлений. И тут же Уамузи пришлось давать перепуганным единорожкам, боящимся, что числящиеся за многими из них проступки будут признаны зебрами «исключительно тяжелыми», клятву в том, что если они сложат оружие, то ни против кого из них эта кара применена не будет, даже если понька ее заслуживает. Во время этих нелегких переговоров хранительница тиары решила быть с рогатыми оппонентками до конца честной. Она рассказала им о том, что и у самих зебр накопилось немало претензий к рогатому племени. А потому в случае сдачи Легион гарантирует единорожкам свободу и неприкосновенность, а так же готов принять их под свое крыло, как и прочих жителей Зебрики, но, увы, повлиять на паршивое отношение полосатых к обладательницам рога он не в силах, да и не желает.
В то время особого выбора у гате-кусинских единорогов не было, так что они согласились добровольно сложить оружие и сдать город союзным войскам, предварительно выторговав гарантии того, что зебры не отберут у них их собственность и не выгонят из города. Хранительница тиары была рада пойти на эту уступку — Зебрике были нужны биты, а отличные ремесленники, которых было полно среди городских единорожек, превосходно умели их генерировать. Впрочем, не обошлось и без эксцессов. Во время сдачи оружия кто-то из зебр стал выкрикивать угрозы в отношении рогатых пони. Не выдержав, одна из обладательниц рога подошла к Уамузи и на полном серьезе заявила той, что, если она изменит своему слову и покалечит хотя бы оду рогатую лошадку, единороги ее проклянут. Как можно судить из этих слов, мировосприятие гате-кусинских единорогов к тому времени уже сильно отличалось от эрского, став «полосатым».
В результате заключенного с гате-кусинскими единорогами договора Старый город был бескровно занят, а Цитадель взята в плотную осаду. Официально война продолжалась, но в городе теперь налаживалась обычная мирная жизнь: шли караваны с товарами, принимал и отправлял корабли Белый порт, работали знаменитые базары, ремесленники изготовляли и выставляли на продажу свои изделия,… не было единорожьих погромов. Последнее заставляло тихо исходить желчью некоторые слишком озабоченные личности — получить по морде тяжелыми легионерскими копытами и потом несколько дней до седьмого пота вкалывать на благо города было немного великоватой ценой за то, чтобы просто чуть-чуть потаскать за хвост рогатую тварь. Охрану единорожьих кварталов, понятное дело, Сахихи не снимала.
Через две недели бессмысленного сидения в осаде Цитадель была взята. Хотя большой заслуги Уамузи и ее солдат в этом не было: они не то что не ходили на штурм, а даже не смогли придумать хоть сколько-либо жизнеспособного плана взятия крепости! Враги Легиона просто оставили свой город. Как потом выяснилось, запертые за мощными стенами владыки Гате Кусини до жидкого стула боялись Легиона, от которого не единожды получали по ушам. Просиживая крупы в своей твердыне, они накручивали себя предположениями о том, какими изощренными путями их будет выкуривать хранительница тиары и какое наказание выдумают для них легионеры, отнюдь не забывшие ни давнего предательства Мфалме Лоуиса, ни тех «подвигов», что в избытке совершили сами его последователи. На ожидание неминуемого возмездия еще наложилось впечатление от бегства отрожских торговиц — ощущение покинутости и страх перед местью остальных зебр, которым они причинили немало зла, довели луи до того, что они решили сбежать из осажденной Цитадели. Решившись на это, они в тайне погрузились на корабли и отбыли из Черного порта в неизвестном направлении, оставив своих рабов и слуг одних в крепости. Последние и открыли ворота союзной армии.
Записи современницы о луи
«Приветствую тебя, читающая. Эта запись сделана полнорогой волшебницей Таксидиотис Кринос дабы ты знала что за мерзкое место зебрский город Гате Кусини и не делала тех ошибок, что сделала в своей миссии я.
Не буду вдаваться в подробности, их ты наверняка прочитала в моем докладе Совету цензурных граждан. Скажу лишь то, что не верь первому впечатлению о Гате Кусини! Цитадель блистательна и красива, но только издали. Когда твой корабль войдет в Черный порт, ты сразу уловишь Это. Весь порт смердит как честное слово Дискорда. Гниющие кучи водорослей, что пытаются продать нищегривкам торговки на рынке моих родных Экв, и те просто благоухающие кувшины с цветочной водой по сравнению с этим зловонием! И не трать биты на духи — запах ты будешь чуять не носом, но рогом. Его источают души живущих тут.
Когда сойдешь с корабля, не доверяй ни кому, кроме волшебниц. Луи, что встретят тебя первыми, не имеют ни чести, ни совести. Но об этих шакалах в понячьем обличии я еще скажу ниже.
О наших торговках ты и сама знаешь. Тут их низкий нрав выпирает еще сильнее — живя на Юге, я не единожды пожалела о том, что Эр больше не имеет власти над нами. И это я, всею душою желающая свободы моих светлых Экв от власти предавших единорожий род пегасьих грелок!
Не доверяй и просторожкам. Тут уже очень многие наши жидкокровые родичи пропитались безрогим духом, так что от зебр их отличает только рог. Некоторых из этих бедняжек уже и полосками покрылись. В этом, созданном самим Дискордом, городе лучше всего становится видно то, что Создательница творила нас и наших слабых магией и душою родственниц из разного эфира. Не вини их — они слабы. А потому и не раскрывайся просторогим сородичам сразу же — сначала убедись, что перед тобою не рогатая зебра.
Зебрам низкого происхождения не верь вдвойне. Если ты из Миста, то ты знаешь почему. Если же нет, то забудь о соратницах-марциатках. Местные зебры это не наши полосатые почтипросторожки. Любая двутонная в Гате Кусини обманет тебя, обкрадет и выставит на посмешище. И наказать ее по закону ты не сможешь: трусливая тварь спрячется от правосудия в том крысятнике, что зовется Внешним городом. Если заметишь, что разлинованная крыса пытается забраться в твои седельные сумки — бей! Почувствовав на своей шкуре даже самые слабые чары, эта ничтожная пародия на пони тут же начнет молить тебя о прощении и давать клятвы Создательницей, Молестией и Светилом. Не верь ей! Она лжет. Хватай грязную зебру за ее полосатый хвост и тащи к луи — с гате-кусинскими подлецами лучше всех умеют разговаривать самые мерзкие порождения этого города.
…
Когда будешь устраиваться в городе, не соблазняйся ни Цитаделью, ни богатыми кварталами, ни приглашениями торговых представителей.
В Цитадели среди луи ты постоянно будешь ощущать зловоние этих шакалов и видеть их мерзкие морды. К тому же, тебе придется принимать все многочисленные приглашения на гульбища этих подонков и отбиваться от постоянных попыток луи задрать твой хвост. У этих мерзавцев есть обычай заключать пари на то, кто первый покроет приезжую единорожку. Меня защитило лишь то, что я волшебница: зебры, как и пегасы, очень горячи, напористы и умеют обмануть кобылу, а потому не поддаться на мужское обаяние этих подхвостников я смогла только благодаря запрету жеребиться от не одобренных семьей поней. Но лгать тебе я не буду, сломать пари мерзавцев я не смогла — биты получила одна местная кобыла (ненавижу ее!), которая об этом наутро мне нагло заявила прямо в лицо. Если ты, читающая, просторожка, не осуждай меня. Ты вряд ли поверишь как я, магесса, завидую подаренной вам Молестией свободе. Но такова цена нашего высокого происхождения.
Что касается богатых кварталов, то там ты не сможешь жить. Зебры не питают к нам ни каких добрых чувств, а коварства изводить тебя и днем, и ночью у полосатых кобыл хватит. Впрочем, даже если ты завоюешь доверие двутонных, то покоя среди них не найдешь. Они хвастливы и похотливы как пегасы, которые в споре богинь отдали первенство Молестии, а обиженной Светилу — свои мозги. А потому местные будут всячески стараться тебя соблазнить, и, если ты поддашься, растрезвонят об этом на всю округу.
Ну, про наших торговок ты мне, наверняка, сама немало рассказать сможешь. Только тут они еще наглее, горластее и меньше придерживаются правил приличия. Большинство ведет себя совершенно как зебры, даже за дверьми своих домов. Их оправданиям, что, де, это вся для лучшей торговли, не верь — насколько счастливее их рожи выглядят в Гате Кусини я видела собственными глазами.
Мой тебе совет, подайся в квартал просторожек. Я много плохого сказала и еще скажу о них, но честь у большинства из жидкокровых осталась. Так что ты всегда сможешь найти семью, что будет готова сдать тебе комнату. При этом не смотри на их внешность и не брезгуй полосатыми сородичами. Как я заметила, принадлежность пони к нашему славному роду в Гате Кусини определяется не столько кровью, сколько духом. Я сама долго жила в доме полузебры Ньяти, коя в этом позабытом Создательницей городе была мне ближе, чем многие местные однотонные кобылы.
..........
Но хватит о наших бедных, поддавшихся тлетворному южному духу, младших сестрах. Пора рассказать тебе, читающая, о тех, к кому ты приехала.
Ты наверняка думаешь, что знаешь пони как свое правое копыто. Я тоже так думала до приезда в Гате Кусини. Что может узнать нового о поньском роде та, что истоптала в окте магика половину Империи, та, что спала бок-о-бок с эрскими зебрами, та, что на привалах слушала пониедские шуточки грифонов? Я тебе скажу: эта пони узнала то, до каких глубин может опуститься отказавшийся от совести.
Первое, что бросится тебе в глаза по приезду в Гате Кусини это тщеславие хозяев города. Они всегда ходят укутанные в яркие одежды, гремя множеством украшений и отравляя воздух резкими духами. Даже простые городские стражи надевают на себя столько тканей, что хватило бы на парус для торгового корабля. Те же, у кого водятся биты, появляются на пони только в окружении рабынь, и выводят их за раз столько, сколько даже пегасьим подушкам из Эр было неприлично в прислуге держать. Иногда невольниц в свите у какого-нибудь луи столь много, что приходится ждать, пока они пройдут по улице. Этот их кич неприятен до роговой боли, так что вскоре тебе будет в тягость появляться в Цитадели.
Но и в Старом городе не спастись от их тщеславия: луи достаточно увидеть знак волшебницы, чтобы он тут же подскочил к тебе и попытался завязать разговор. И все только ради того, чтобы потом хвастаться перед знакомыми, что „колдунья из отрожского ковена говорила со мной и выразила мне свое уважение“! Это можно было бы стерпеть, если бы с луи о чем-то можно было поговорить. Но единственное, что ты услышишь от этих подхвостников так это то, какой он богатый и влиятельный, кто из вождей ему внимание уделил, в скольких походах был, сколько рабынь пригнал и сколько кобылок покрыл или сколько ее жеребцов покрыло. Говорить с этими самовлюбленными ничтожествами совершенно не о чем. Даже с пегасом беседа будет интереснее — крылатый хоть расскажет о том, каково это витать в облаках и думать крупом.
Теперь же, читающая, попытайся поверить и понять то, что ты имеешь дело не с пони. Луи презирают зебр. И не ищи слова оправдания для этих полосатых шакалов. Да, мы тоже часто расстраиваем Создательницу, пренебрежением к жидкокровым родичам и тем, кто слабее или беднее нас. Но помимо недостойных чувств в это время в нашем сердце живет еще и жалость. Луи же жалость незнакома. Эти дискордовы дети ни когда не пожалеют сородича. Даже наоборот, жестоко обидят потехи ради. Так однажды мне довелось наблюдать на рынке то, как троица богато одетых воительниц ни с того ни с сего разгромила лоток торговки посудой, разметала и растоптала товар, а самой полосатой изрядно проредила гриву. Когда я спросила у местных, что происходит и почему они не зовут стражу, они мне ответили, что это стражи и есть, а побили они торговку потому, что головы после попойки болят, да и на рынке стоять скучно. Разве это нам завещала Создательница? Даже в грифонах больше поняшности, чем в луи! Грифон с легким сердцем убьет или покалечит сородича, но ни когда не сделает это лишь ради развлечения. Луи же просто со скуки разорили соплеменницу. Это куролиски в понячьей шкуре, а не младшие дети богинь!
Нет в луи и любви к жеребятам. Среди этих лицемерных подлецов есть обычай „смотра“, на котором я, как официальное лицо Союза, имела несчастье несколько раз присутствовать. Пусть тебя не обманывает кажущаяся красота происходящего. Это всего лишь жалкая попытка спрятать от Молестии надругательство над ее даром.
Смотр всегда проходит в Цитаделе на Площади Избранных. Тебе, как отрожице, обязательно пришлют официальное приглашение и бутыль с ковенным варевом, чтобы ты не смогла под предлогом роговой лихорадки увильнуть. Мой тебе совет, если сможешь, вывихни ногу и не ходи.
Если же твое любопытство поведет тебя на это омерзительное собрание, то знай, что в полдень на площади соберутся приглашенные, представляемые и немногие из вожаков луи, но пони там будет столько, что пегасу негде будет заснуть. Не удивляйся, эти тщеславные подхвостники притащат на церемонию половину своих рабов, чтобы похвастаться друг перед другом и перед нашими торгашками. Так что и тебе лучше заранее купить себе невольницу, дабы тебя не приняли за простую мерценару и не оттеснили к стене (с церемонии тебя не выгонят, и не надейся). В Гате Кусини вообще считается дурным тоном иметь биты, но не иметь собственной рабыни.
После того, как все эти шакалы соберутся и вдоволь нахвастаются своими богатствами, главный из их стаи выступит с гнусной богохульственной речью, и начнется сам смотр. Представляемые луи будут выводить и демонстрировать главарям своих детей, нахваливая их стати, будто это не собственная кровинка, а невольница на продажу. И тут тебе очень пригодится рабыня, дабы было кому поднести флакон со зловонной солью. Ведь эту гнусность ты увидишь не только от крупоголовых жеребцов, но и от кобыл-луи, недостойных даров Молестии.
Часть жеребят тут же признают достаточно испорченными и примут в стаю. Насчет же другой части будут спорить: главари будут всячески унижать их, называя слабыми, глупыми и трусливыми, а их родители будут предлагать им биты, дабы те заменили оскорбления на похвалы. Тех, кого похвалят достаточно раз, тоже примут в луи. Потом начнется торг. Тех жеребят, что шакалы не захотят принять к себе, отгонять к помосту у западной стены и будут продавать как невольниц, а их матерей выгонит с площади стража. И это, пожалуй, единственная часть сего гнусного празднества, ради которой можно его вынести. Оставшиеся жеребята сильны, сообразительны и невинны, а просят за них дешево. Там я и купила свою Киангу, коя теперь для меня просто незаменима.
При таком отношении к собственным детям не стоит ожидать от луи добра к нашему племени. Нас, волшебниц, они боятся, приписывая нам дискордовы силы и собственную подлость. Есть у них страх и перед торговицами, что давно держат их за кошель. Просторожкам же, особенно местным, в присутствии хозяев города приходится несладко. Я сама не единожды видела как жеребец-луи потехи ради насильно покрывал совершенно невинную кобылку, даже не взглянув на то, есть у нее рог или нет. А уж незаметно подкрасться и со всей силы лягнуть по светящемуся рогу так это для этих извергов просто веселое состязание, в котором они меряются числом побитых пони! Мне самой пришлось три дня ухаживать за полузеброй Ньяти, в доме которой я снимала комнату. Одна из кобыл-луи подошла к ней на базаре и потребовала показать грамоту подмастерья, когда же та ее достала, со всей силы ударила Ньяти по рогу, а потом глядела, как полосатая корчится в пыли от боли. Не носи я постоянно с собою знак своей семьи, то, наверное, и мне пришлось бы испытать в этом проклятом городе каково это, чувствовать боль собственного естества.
И последний их порок, о каковом следует помнить и посланнице, и торговке. Читающая, ты могла уже подумать, что я пишу тебе о каких-то испорченных Югом бескрылых грифонах. Но это не так. Когтистое племя жестоко по отношению к пони и сурово к своему потомству, но слово клювастого крепче проклятия куролиска и ты всегда можешь положиться на него. Луи же бесчестны. Для этих полосатых шакалов договор это всего лишь случайное сотрясение воздуха, о котором можно забыть коли оно не подкреплено силой. Я знаю, о чем говорю, мне не единожды приходилось вступаться за охотниц за рабынями обманутых луи. Нередко полосатый шакал сначала нанимает пони в поход, а по возвращению с добычей делает вид, что видит их впервые. И уповать на закон обманутые просторожки не могут, ибо судьи-луи всегда стоят на стороне своего дружка. Так что они идут ко мне и рассказывают свою историю. Я же часто бессильна помочь им как посланница Союза, ибо в Гате Кусини закона нет. А потому, читающая, перед тобой исповедь преступницы: я много раз переступала то, что тут с насмешкой называют законом, и угрозами заставляла бесчестных подхвостников выполнять свои обязательства. Можешь осудить меня, я не буду оправдываться.
Надеюсь, мой рассказ будет полезен тебе, читающая, а твое презрение к написавшей не заставит тебя отбросить мои предостережения. На прощание же я, волшебница Таксидиотис Кринос, дам тебе один совет, которого очень не хватало мне самой. Забудь о своих прежних привычках и опыте. Душа Юга иная, чем душа нашей милой Родины.»
Гате-кусинка о единорогах
«Как и уговаривались, в последнем письме я пишу о том, как в Гате Кусини относятся к единорогам.
Сразу скажу тебе, зебриец, это сложный вопрос: и единороги разные, и мы не едины.
Начну с первого. Тебе, наверное, кажется, что все однотонные одинаковы и нет между ними различий. Но это не так. По крайней мере, это не так у нас, в Гате Кусини.
Есть заморские торговицы, которые покупают у нас самый разный товар, да и продают не меньше. Тот товар, о коем ты подумал, тоже. Уж я-то об этом знаю: сама пригнала немало пленниц им на торг. Может быть, среди них был кто-то, кто дорог тебе. Но ты сам знал, кого сманивать на свою сторону, и знаешь до сих пор, почему я тебя не предам.
К северным торговицам у нас относятся точно так же, как и к нашим купчихам: как к мешкам с битами или коробам с товарами. Друг за друга торгашки всегда держались, но если успех будет не на их стороне, а паче того, запахнет топором — разбегутся как крольчихи. Заступаться ни кто из наших за них не станет, но и помогать вам бить однотонных торговок не будет. Проще их вам пощадить, да обложить дополнительной податью: и нашего рода горожанки вам благодарны будут, что вы единорогов проучили, и заморские торгашки не обидятся — они хоть перед Дискордом залибезят, лишь бы товар купил. В общем, пустые это поньки, кои ради прибыли еще большей зеброй, чем ты сама, станут.
Другое дело рогатые, которые теперь у нас живут. Не знаю как у вас, но у нас их много, и разные они.
Первые из них, мгени, те которые или недавно приплыли, или просто любят нос задрать. Они всюду со своими обычаями лезут, за что их и не любят. Их среди тонких мастеров много, которые своими рогами светят, чтобы всякую роскошь да диковинки делать.
Очень мгени гордые и глупые: любят разглагольствовать о том, что рогатый род, мол, любимее Создавшей, чем все остальное поньское племя вместе взятое. Обычаи они наши не соблюдают, всячески над ними насмехаются, а живут отдельно даже от собственных сородичей-ньяти, которых презирают даже больше, чем ихних мифических „пагасов“ (рогатые брешут, что, якобы, есть среди них такие пони, которые добровольно варят себя в особом колдовском зелье, после которого рог сам отваливается, а из боков крылья растут, пернатые, как у голубя). Даже сплетнями делиться вместе с другими кобылми мгени не желают — как с такой только заговоришь, так она сразу нос вздергивает и смотрит на тебя так, что второй раз ты к ней и подходить не захочешь. При этом коли беда какая стрясется, помощи они пони не из их круга не оказывают, но принимают ее сами с охотой, ни какой благодарности в сердце не сохраняя, будто так и должно. Да еще и все время себя обиженными считают и плачутся на свою долю, что, мол, тяжело им среди нас жить.
Так что, если вы против мгени выступите, то ни кто в Гате Кусини вам препятствий чинить не будет, наоборот, многие пособлять вызовутся. Даже, пожалуй, и из купчих помощников сыщется немало: настолько мгени своим чванством всем опротивели.
Ньяти же совсем иные. Эти пони часто из полукровок, а потому от рождения наделены полосатым духом, а свою рогатость высасывают из материнского вымени.
Ньяти тоже живут отдельно, по краям кварталов рогатых: не могут они к роду ни одного из своих родителей склониться. А потому вечно этакой смешной раскорякой для других пони выглядят: и обычая они наши соблюдают, но по-единорожьи, и богиням они северным молятся, но по-нашему, и живут, вроде бы, как надо, но не как надо. Потому ни в ковены их не берут, ни в луи. А если глупый родитель приведет своего жеребенка-ньяти на Смотр, да вскроется это дело, то, будь он достоин или нет, его без условий и оговоров освобождают. А крупоголового родителя перед всем Смотром порют, дабы впредь головой думал, а не тем, что между ног.
Много ньяти среди мастеровых и охотников за рабами. Но зла на этих единорогов ни кто не держит, кроме совсем уж дурных и желчных. Так что ежели вы наказывать их решите вместе с нами, то ни кто в Гате Кусини вас в этом не поддержит, а многие и мешать будут да прятать ньяти от расправы. Все же горожане понимают, что не от сытой жизни своими хвостами рогатые в походах рискуют. Да и обманываем мы их часто, что у многих жалость вызывает.
Есть в нашем городе и четвертый сорт единорогов: колдуньи их заморских ковенов. Этих ни кто не понимает, да и они ни кого, даже собратьев-мгени, не разумеют. Зато все их боятся. Честно скажу, особо они своими силами не хвастают, но всегда их при себе носят, спрятав кто в роге, а кто и просто в глазах. Да такие это силы, что топор по сравнению с ними как волосина супротив полена. Что уж они ритуалом сделать могут, я даже и представить боюсь. Так что ни кто им не перечит, а все уступают да поддакивают.
Благо, делать это несложно. В отличии от наших колдуний, рогатые чародейки не от мира сего: как попадают на пони, так сразу чучелами безъязыкими и становятся — ни дорогу найти, ни спросить, ни сделать. Если бы не рабыни, которых они всюду с собою таскают, то терялись бы, наверное, и на Фонтанном дворе… Кто над ними только не потешается! Особенно это те, кто в городские патрули ходит, любят: как увидят рогатую с ковенным знаком, так сразу — прыг к ней и давай колдунье в уши байки про себя травить. Та глазами вращает, ушами хлопает, да слова вставить не может. А потому и стоит как дура пока патрульному над ней потешаться не надоест. А потом вся такая из себя обиженная идет да зебр на чем Эквестрия стоит ругает.
Зато гордые они, что твой павлин, и всегда себя правыми считают. Особенно если в то дело лезут, где как кузнец в гончарстве. У самой, еще до вашей с северянами войны, случай был. Тогда ремесленные рынки патрулировала часто — искала всяких лжемастеров да прочих прохиндеек. И вот в один день на Горшечном базаре поймали одну засранку, которая на ученическую посуду фальшивое клеймо ставило и как мастерскую продавала. Намяли ей тогда бока да за хвост потаскали, как и следует, а потом стали ее барахло бить, чтобы еще кому эти черепки под видом хорошего товара не всучила. И тут на нас одна из этих рогатых колдуний набросилась: я чуть там же на месте не опозорилась, когда земля из-под ног улетела. Эта на солнце перегревшаяся нас своим колдовством по воздуху тягать стала, да визжать, что мы „не пони и хуже Дискорда“. Хорошо хоть с ней рабыня была — как-то смогли объясниться, чтобы ее хозяйка нас обратно на землю поставила. Ну, пока мы так в воздухе рынок веселили, поганка наша ноги сделала, а это чудо с рогом только громче орать стало: мол, мы шакалы, гиены и прочие нехорошести, раз преступницу обижаем. Так она тогда со своим противным голоском надоела! И ведь просто по рогу ей не дашь, чтобы общественный порядок возмущать перестала — неприятностей потом не оберешься. Пришлось вести эту не от мира понячьего к судье, да еще один скандал слушать: у судьи она разорятся стала, что, мол, мы, луи, все в сговоре и ни чем иным не занимаемся, кроме как пакости какие другим пони учиняем. В общем, дура эта рогатая за один только день мошенницу спасла, нас на посмешище выставила, весь Горшечный базар переполошила, у судьи время попусту отняла, да еще и при этом правой себя считать осталась и ни капельки вины за собой не почувствовала! Да куда там, она еще и нас после прокляла: два четырехночия всему нашему патрулю слепни ни какого покоя не давали! В общем, вздорная и упрямая кобыла.
И, что обидно, все они, северные чародеи, такие. Да еще и высокомерны сверх всякого разума: перед всеми нос задирают — мол, мы самые лучшие и любимые дети Создавшей. При том шастают по кобылам что твои жеребцы — таких шаловливок еще поискать. Хоть ни красотою, ни умом не обижены: на них половина наших дурней не раздумывая прыгнет — только хвостом помани. Даже и не знаю, что за извращенные порядки в их ковенах, коли ведут себя северные чародейки вот так. Хоть бы стеснялись, что ли, для приличия! раз уж им заветы Создавшей противны.
В общем, большинству горожанок до северных волшебниц и дела нет, а те, кто с ними дела ведет, особой любви к чародейкам не питают: не ради только одной торговли рабами они тут. А ради чего еще мы не знаем, но оно нас всех пугает. Так что, ежели вы против колдуний выступите, а вы против них выступать и собираетесь, то помехи со стороны пони Гате Кусини вы в этом не встретите. Но и помощи не ждите — все их колдовства боятся, а потому во время вашего боя по домам сидеть будут. Ну а коли вы проиграете, то всячески от вас горожанки откажутся и скажут, что слыхом не слыхивали ни о каком Легионе.
Я все рассказала об отношении Гате Кусини к единорогам, что знала.
Надеюсь, что вы не обманете глупую кобылу, что по материнской слепости своей собственную дочь на Смотр обещала. Вы же знаете, что у слабого на Смотре нет надежды на освобождение, а Фьюлиси моя не столь вынослива и терпима к боли, как я себе мечтала. Я же, дура крупоголовая, по запальчивости решила, что дочка моя непременно должна стать луи. И зачем я ее на Смотр заявила?! Лучше бы оставаться ей простой зеброй да растить персики, что ей по сердцу было…
Но слово уже не воротишь. Так что одна надежда теперь у меня на вас, враги наши. Ибо после того, что я сделала, просить кого-то взять Фьюлиси на испытание я не могу. Скоро вскроется то, что я была одной из тех, кто давал свою кровь на оборотное зелье рогатому чудищу, что вызвали ковенные колдуны для нас. А то, что мы свершили правосудие над Мачафу Бвеха и отомстили за брошенных им вам на расправу наших детей и товарищей, ни сам трусливый мерин, ни какие другие наши вожаки нам не простят.
Молю вас, спасите мою дочь!
Ясири-предательница»
«Ясири-луи, Легион ознакомился с твоими донесениями. Нам отрадно осознавать, что даже среди наших блудных отпрысков все еще остались хорошие пони, могущие сделать правильный выбор. Мы благодарны тебе и не нарушим свое слово: одна из нас будет ждать твою дочь через три ночи в чайной „Три лепестка“. Ей будет предложено убежище и право вступить в нашу семью как кандидата в легионеры. И пусть Фьюлиси сама решит, что любо ее сердцу.
Что же касается тебя, Ясири, то мы не можем бросить ищущую правильный путь полосатую сестру. Мы знаем, что причиной твоего предательства служат материнские чувства, а сама ты считаешь себя луи и готовишься понести от своих „товарищей“ тяжелое наказание. Но мы готовы рискнуть и поверить тебе. Откажись от рабской петли по приговору вашего „правосудия“, и явись вместе с дочерью в „Три лепестка“. Мы предлагаем тебе присоединиться к нам как кандидату в легионеры. Сделай этот выбор, стань частью Легиона, и увидишь, что слова Лоуиса об избранности немногих пусты.
Слово Наше писал таящийся в тенях.»
Примечание:
Смотр — обряд отбора молодых пони в луи.
Согласно обычаям последователей Мфалме Лоуиса, каждый из луи имел полное право продолжать свой род с любым числом партнеров, не учитывая их происхождение и не спрашивая согласия (в том числе принуждая силой). Но потомки луи отнюдь не получают от рождения право присоединиться к обществу своего родителя: этой привилегией его могут наделить только сборище из вожаков луи и уважаемых воинов. Для этого, собственно, Смотр и проводился. Давайте перенесемся в то время, и взглянем на это явление попристальнее.
В Гате Кусини у обзаведшегося потомством последователя Лоуиса есть два пути: Он может просто ни чего не делать (что, собственно, в большинстве случаев и происходит), тогда его жеребята остаются простородными зебрами без права претендовать на статус своего родителя. Но если же луи хочет ввести своего отпрыска в общество владык Гате Кусини, то он обязан заявить его на Смотр. И тут стоит вспомнить то, что луи сами являются детьми Легиона (нежеланными, но...), провозгласившими себя лучшими из зебр, избранными богами. Так что часть обычаев Легиона была ими унаследована и перестроена под свои представления и мироощущение.
С точки зрения учения Мфалме Лоуиса, представленный на Смотр жеребенок попадал в рабство, которое в свое время прошли основатели Легиона.
Во время собственно Смотра те жеребята, к каковым не было ни каких претензий со стороны вожаков луи, присоединялись к своим старшим товарищам как полноправные члены класса воинов, что символизировало их избранность и подобие Модже Эр и ее соратникам, самостоятельно освободившихся бегством с единорожьих плантаций.
Другая часть, так называемые «стремящиеся», чем-то не удовлетворяли вожаков луи, но благодаря собственным качествам или заступничеству родителей могли быть взяты на поруки влиятельными воинами. Таких жеребят обычно ждали военные походы под опекой своего поручителя, в которых они должны были показать себя и усвоить то, что избранность луи и ничтожность остальных полосатых не пустой звук. Только так они могли сменить свой статус рабов на статус свободных и полноправных воинов, тем символизируя тех зебр, что позже присоединились к Большому Полосатому восстанию. Среди луи подобная практика называлась «испытанием», и была действительно настоящим испытанием для молодого пони. Дело в том, что от его успешного прохождения зависело все дальнейшее будущее молодого «стремящегося»: если поручившийся за него луи или его боевые товарищи были довольны, то он вновь получал свободу и становился луи, а если же нет — превращался в «низкого», то есть в настоящего раба. Впрочем, подобный поворот дела был трагичен не только для лишившегося воли жеребенка, но и для поручившегося за него — «ошибиться в стремящемся» было мощнейшим ударом по авторитету любого последователя Лоуиса. А потому давший за кого-то слово воин отстаивал право своего подопечного присоединиться к луи до последнего, даже если ему приходилось идти против авторитетов Гате Кусини и собственных братьев по оружию.
Но были на смотре и те жеребята, поручаться за которых ни кто не хотел. Эти бедолаги сразу же получали звание «низких», и продавались с помоста прямо на Смотре. Это символизировало тех зебр, что побоялись присоединиться к бунту Моджи Эр и Мкали Шока, а потому продолжили влачить существование единорожьих рабов. Стоит отметить, что последнее играло немалую роль в этом ритуальном торге, и луи при продаже «низких» отдавали предпочтение торговкам-единорожкам, даже если они давали меньшую цену. Это делало Смотр крайне популярным среди рогатых работорговиц, что еще раз добавляло к ним неприязни полосатых (включая и самих луи, которые отнюдь не были рады тому, что им приходилось отдавать в рабство собственных детей).
Таким образом, при помощи Смотра осуществлялась евгеническая программа луи, подобная тем, что другими методами практиковали эрские волшебницы и клановые пегасы.
Овладев Гате Кусини, Уамузи Сахихи завершила одну из эпох в истории Юга. Город и окружающие земли были присоединены к империи, работорговля прекращена, а среди защищаемых Легионом племен появились единороги. Впрочем, последние, сохранив свою свободу и право жить в Зебрике, полноправными ее подданными, по сути, не были: рогатые не могли претендовать на право вступать в Легион или ковены, а так же платили несколько большие, чем зебры, налоги. Полосатые не забыли и не простили единорогам тот период истории, когда рогатые тысячами гнали их на эрские плантации. Впрочем, из зебрской памяти не исчез и собственный позор полосатых, глупо и жестоко искалечивших множество единорожек. Так что ни каких запретов на волшебство, в отличии от Эр, для рогатых пони на территории страны не устанавливалось.
Это еще не конец этой статьи, а только ее пятая часть.
Если вам хочется прочитать продолжение моей графоманской писанины, то вот ссылка на следующую часть этой статьи и, по совместительству, главы.
Продолжение. Начало на: http://tabun.everypony.ru/blog/stories/97768.html
Война с Гате Кусини
(продолжение)
Война с Гате Кусини
Вопрос южных земель и налетчиков-луи остро стоял перед Зебрикой все послевоенные годы. В 2423 году до Э.Г. зебрийскому императору все таки удалось наскрести битов на его решение. Так что поздней весной три закаленных в боях легиона под предводительством Уамузи Сахихи выступили для борьбы с недостойными отпрысками Легиона.
В этот раз племена Сесото не мешали движению экспедиционных сил: местные поняшки уже успели вволю настрадаться от разбойников-луи, так что решили забыть о своих прежних претензиях к зебрийцам ради защиты. Более того, этот племенной союз вызвался помогать хранительнице тиары в войне с Гате Кусини, отрядив для этого кое-какие силы и обеспечив бесперебойное снабжение зебрийской армии. Остальные племена зебр, чьи земли лежали в пределах досягаемости луи, поступили точно так же: избавиться от гате-кусинских разбойников мечтали многие.
К середине лета Уамузи собрала внушительный союз из «облагодетельствованных» последователями Лоуиса полосатых племен и подошла с объединенными силами к Гате Кусини. То, что она увидела, одновременно и обнадеживало зебрийскую полководицу, и пугало.
Город за время правления луи существенно разросся, неправильной кляксой расползшись по всей округе. Его пригороды были построены без какого-либо плана и вообще не имели ни каких видимых укреплений, а потому не могли быть защищены даже вдесятеро большей армией, чем та, что, как рассчитывала хранительница тиары, есть в распоряжении у противника. Более того, разведчики Сахихи смогли совершенно беспрепятственно войти в Гате Кусини и хорошенько расспросить местных: городские зебры были обозлены свинским отношением хозяев города к себе и с радостью помогли бы любому, кто попытается избавить их от луи.
Но были и неприятные новости. Так в городе, как выяснили лазутчики, проживает большое число единорогов, многие из которых уже «приросли» к Гате Кусини и считали его своим домом. Они так же не слишком жаловали луи, относящихся к местным рогатым лошадкам немногим лучше, чем к зебрам. Но Легиону они не доверяли, боялись его и считали своим врагом. К тому же многие из единорожек были профессиональными наемницами и замарали себя участием в походах за рабынями, так что не без основания опасались мести со стороны полосатых. В общем, это были многочисленные, сильные и достаточно надежные союзники хозяев города, склонить которых на свою сторону было бы весьма проблематично для Сахихи.
Другой безрадостной вестью было то, что за пригородами укрепления у Гате Кусини все таки имелись, причем единорожьего типа. Первый вал стен окружал Старый город и был относительно слаб — новые осадные средства ковенов вполне могли пробить брешь в нем. А вот Цитадель, защищавшая Черный порт с невольничьим рынком и загонами для рабов, кварталы луи и отрожских торговиц, была построена по новейшим эрским фортификационным технологиям, и как ее брать без помощи эрских магесс было совершенно непонятно.
Получив эти сведения, хранительница зебрийской тиары смело двинула войска прямо на Гате Кусини. Узнав о приближении армии, полосатые пригородов подняли бунт, а луи и единороги сбежали за городские стены.
Начались грабежи единорожьих кварталов и издевательства со стороны полосатых над теми единорожками, кто не успел укрыться в Старом городе. Это крайне не понравилось легионерами, еще помнившим недавнюю историю с декорнификацие пленниц ковенными чародеями. Беспорядки гате-кусинских пони были решительно прекращены, а рогатые отбиты у опьяневших от легкого успеха местных двутонных. Уамузи Сахихи сама выступила перед горожанками, объявив им о том, что, хотят они того или нет, в эти места пришел Легион со своими законами, и он не позволит зебрам уподобляться различным отбросам, таким как луи. Жесткий тон зебрийской командующей и уверенные действия ее солдат остудили пыл горожанок, заставив оставить единорогов в покое. Впрочем, хранительница тиары уже успела за время войны с отрожцами научиться у своего соправителя недоверчивости, так что кварталам рогатых была придана охрана из зебрийских легионеров, а движение пони в и из них на время боевых действий оказалось ограничено.
Заняв пригород зебрийцы не стали спешить — время работало на них. Ведь луи теперь были одни. Ныне отрожские торговки не осмеливались даже испортить воздух без разрешения эрской императрицы, а сама Сулуза Секунда, нажившая себе целый легион непримиримых врагов, более лишний раз ссориться с южным соседом не хотела. В общем, у Сахихи и ее офицеров было время все осмотреть, тщательно обмозговать и не спеша выработать план дальнейших действий.
Через два четырехночия бойцы союзных войск развернули довольно интересную деятельность у стен Старого города. На нескольких участках зебры разобрали прилегающие к укреплениям кварталы и соорудили к стенам крытые галереи, под прикрытием которых могли безнаказанно что-то делать у самого их основания. Защитникам это не нравилось, и луи несколько раз выгоняли единорогов на вылазки против этих сооружений, несомненно, осадного толка. Каждый раз единорожки натыкались на закаленных в боях ветеранов Уамузи, получали по ушам и убегали обратно за городские стены, а их раненные товарки перекочевывали в импровизированный госпиталь в контролируемом зебрийцами пригороде.
Тайна странных сооружений раскрылась через три дня, когда солдаты Сахихи подпалили их. Как оказалось, полосатые все это время складывали под стенами различные горючие материалы, включая кувшины с какими-то ковенными составами. Ревущее пламя, взметнувшееся от наваленной груды топлива, выгнало защитников со стен, а жар от него был столь нестерпим, что начал крошиться кирпич укреплений — на нескольких участках обороны стены рухнули под собственной тяжестью. После чего завалы были расчищены ковенной магией, и зебры пошли на приступ. Но тут неожиданный отпор им дали единороги, сражавшиеся с отчаянной храбростью. Союзные войска были отброшены, а проломы заделаны чем придется. Легиону пришлось взять паузу на зализывание ран и обдумывание сложившейся ситуации.
Пока Уамузи Сахихи и ее офицеры ломали голову, разбирая свои ошибки и продумывая план дальнейших действий, интереснейшие события происходили внутри городских стен.
Во-первых, наплевав и на союзников, и на сородичей, и на упущенные прибыли, из Гате Кусини спешно сбежали отрожские единороги. Представительства торговых домов опустели, а луи лишились успокаивающей иллюзии поддержки со стороны Миста и Экв.
Во-вторых, перетрусили сами луи. Имевшие психологию земных уголовников последователи учения Мфалме Лоуиса были готовы грабить и угонять в рабство беззащитных поселенок, но воевать с профессиональной армией… Нервы «лучших из двутонных» не выдержали, и они, бросив единорогов, заперлись в Цитадели.
В-третьих, в очень непростом положении теперь оказались гате-кусинские единорожки. Луи не пустили их в Цитадель, оставив зажатыми между ее стенами и войском собранного зебрийцами союза. При этом зебры Старого города так же не жаловали рогатых, которых считали прихвостнями луи, и симпатизировали Легиону. В добавок к этому, продуктовые склады были изрядно вычищены сбежавшими в Цитадель, и запасы продовольствия в скором времени обещали закончиться.
На следующий день после бегства луи в Цитадель с Уамузи Сахихи связались представители богатых горожанок, живущих в Старом городе. Зебрийской полководице было предложено тайно открыть ворота и впустить ее солдат за стены. Хранительница тиары была не против, но, будучи впечатлена самоотверженностью единорожек во время предыдущего штурма, спешить с ответом не стала. Вместо этого она отправила парламентария к главам рогатых защитниц города с предложением вступить в переговоры.
Встреча прошла перед Скорбными воротами Гате Кусини, через которые обычно гнали в город рабынь. С каждой стороны присутствовало по три представителя без охраны. На этих переговорах Уамузи выяснила причины столь необычной храбрости рогатых противниц, смогших оттеснить от проломов ее ветеранов. Все оказалось довольно просто. Вести о декорнификации четырех тысяч отрожских пленниц ковенными чародеями уже давно дошла до Гате Кусини, а потому местные единорожки до ужаса боялись Легиона, будучи уверенны в том, что зебрийцы прочат такую же судьбу и им. Тут же, к великому позору Зебрики, хранительница тиары открыла и то, что лишение рога для единорога вещь куда более страшная, чем принято считать среди безрогих. А потому в глазах рогатого племени полосатые пони теперь выглядят настоящими чудовищами.
Смысла что-то отрицать или оправдываться не было, так что Сахихи пришлось признать перед рогатыми переговорщицами, что, да, факт такого невообразимого злодеяния со стороны зебр был. Но командующая союзными войсками заверила рогатых пони в том, что ни чего подобного делать с ними или с их родственницами Легион не собирается — декорнификация пленниц была уже признана безэквинной и запрещена для ковенов, а исключение из этого нового закона делается лишь для крайне тяжелых преступлений. И тут же Уамузи пришлось давать перепуганным единорожкам, боящимся, что числящиеся за многими из них проступки будут признаны зебрами «исключительно тяжелыми», клятву в том, что если они сложат оружие, то ни против кого из них эта кара применена не будет, даже если понька ее заслуживает. Во время этих нелегких переговоров хранительница тиары решила быть с рогатыми оппонентками до конца честной. Она рассказала им о том, что и у самих зебр накопилось немало претензий к рогатому племени. А потому в случае сдачи Легион гарантирует единорожкам свободу и неприкосновенность, а так же готов принять их под свое крыло, как и прочих жителей Зебрики, но, увы, повлиять на паршивое отношение полосатых к обладательницам рога он не в силах, да и не желает.
В то время особого выбора у гате-кусинских единорогов не было, так что они согласились добровольно сложить оружие и сдать город союзным войскам, предварительно выторговав гарантии того, что зебры не отберут у них их собственность и не выгонят из города. Хранительница тиары была рада пойти на эту уступку — Зебрике были нужны биты, а отличные ремесленники, которых было полно среди городских единорожек, превосходно умели их генерировать. Впрочем, не обошлось и без эксцессов. Во время сдачи оружия кто-то из зебр стал выкрикивать угрозы в отношении рогатых пони. Не выдержав, одна из обладательниц рога подошла к Уамузи и на полном серьезе заявила той, что, если она изменит своему слову и покалечит хотя бы оду рогатую лошадку, единороги ее проклянут. Как можно судить из этих слов, мировосприятие гате-кусинских единорогов к тому времени уже сильно отличалось от эрского, став «полосатым».
В результате заключенного с гате-кусинскими единорогами договора Старый город был бескровно занят, а Цитадель взята в плотную осаду. Официально война продолжалась, но в городе теперь налаживалась обычная мирная жизнь: шли караваны с товарами, принимал и отправлял корабли Белый порт, работали знаменитые базары, ремесленники изготовляли и выставляли на продажу свои изделия,… не было единорожьих погромов. Последнее заставляло тихо исходить желчью некоторые слишком озабоченные личности — получить по морде тяжелыми легионерскими копытами и потом несколько дней до седьмого пота вкалывать на благо города было немного великоватой ценой за то, чтобы просто чуть-чуть потаскать за хвост рогатую тварь. Охрану единорожьих кварталов, понятное дело, Сахихи не снимала.
Через две недели бессмысленного сидения в осаде Цитадель была взята. Хотя большой заслуги Уамузи и ее солдат в этом не было: они не то что не ходили на штурм, а даже не смогли придумать хоть сколько-либо жизнеспособного плана взятия крепости! Враги Легиона просто оставили свой город. Как потом выяснилось, запертые за мощными стенами владыки Гате Кусини до жидкого стула боялись Легиона, от которого не единожды получали по ушам. Просиживая крупы в своей твердыне, они накручивали себя предположениями о том, какими изощренными путями их будет выкуривать хранительница тиары и какое наказание выдумают для них легионеры, отнюдь не забывшие ни давнего предательства Мфалме Лоуиса, ни тех «подвигов», что в избытке совершили сами его последователи. На ожидание неминуемого возмездия еще наложилось впечатление от бегства отрожских торговиц — ощущение покинутости и страх перед местью остальных зебр, которым они причинили немало зла, довели луи до того, что они решили сбежать из осажденной Цитадели. Решившись на это, они в тайне погрузились на корабли и отбыли из Черного порта в неизвестном направлении, оставив своих рабов и слуг одних в крепости. Последние и открыли ворота союзной армии.
Записи современницы о луи
«Приветствую тебя, читающая. Эта запись сделана полнорогой волшебницей Таксидиотис Кринос дабы ты знала что за мерзкое место зебрский город Гате Кусини и не делала тех ошибок, что сделала в своей миссии я.
Не буду вдаваться в подробности, их ты наверняка прочитала в моем докладе Совету цензурных граждан. Скажу лишь то, что не верь первому впечатлению о Гате Кусини! Цитадель блистательна и красива, но только издали. Когда твой корабль войдет в Черный порт, ты сразу уловишь Это. Весь порт смердит как честное слово Дискорда. Гниющие кучи водорослей, что пытаются продать нищегривкам торговки на рынке моих родных Экв, и те просто благоухающие кувшины с цветочной водой по сравнению с этим зловонием! И не трать биты на духи — запах ты будешь чуять не носом, но рогом. Его источают души живущих тут.
Когда сойдешь с корабля, не доверяй ни кому, кроме волшебниц. Луи, что встретят тебя первыми, не имеют ни чести, ни совести. Но об этих шакалах в понячьем обличии я еще скажу ниже.
О наших торговках ты и сама знаешь. Тут их низкий нрав выпирает еще сильнее — живя на Юге, я не единожды пожалела о том, что Эр больше не имеет власти над нами. И это я, всею душою желающая свободы моих светлых Экв от власти предавших единорожий род пегасьих грелок!
Не доверяй и просторожкам. Тут уже очень многие наши жидкокровые родичи пропитались безрогим духом, так что от зебр их отличает только рог. Некоторых из этих бедняжек уже и полосками покрылись. В этом, созданном самим Дискордом, городе лучше всего становится видно то, что Создательница творила нас и наших слабых магией и душою родственниц из разного эфира. Не вини их — они слабы. А потому и не раскрывайся просторогим сородичам сразу же — сначала убедись, что перед тобою не рогатая зебра.
Зебрам низкого происхождения не верь вдвойне. Если ты из Миста, то ты знаешь почему. Если же нет, то забудь о соратницах-марциатках. Местные зебры это не наши полосатые почтипросторожки. Любая двутонная в Гате Кусини обманет тебя, обкрадет и выставит на посмешище. И наказать ее по закону ты не сможешь: трусливая тварь спрячется от правосудия в том крысятнике, что зовется Внешним городом. Если заметишь, что разлинованная крыса пытается забраться в твои седельные сумки — бей! Почувствовав на своей шкуре даже самые слабые чары, эта ничтожная пародия на пони тут же начнет молить тебя о прощении и давать клятвы Создательницей, Молестией и Светилом. Не верь ей! Она лжет. Хватай грязную зебру за ее полосатый хвост и тащи к луи — с гате-кусинскими подлецами лучше всех умеют разговаривать самые мерзкие порождения этого города.
…
Когда будешь устраиваться в городе, не соблазняйся ни Цитаделью, ни богатыми кварталами, ни приглашениями торговых представителей.
В Цитадели среди луи ты постоянно будешь ощущать зловоние этих шакалов и видеть их мерзкие морды. К тому же, тебе придется принимать все многочисленные приглашения на гульбища этих подонков и отбиваться от постоянных попыток луи задрать твой хвост. У этих мерзавцев есть обычай заключать пари на то, кто первый покроет приезжую единорожку. Меня защитило лишь то, что я волшебница: зебры, как и пегасы, очень горячи, напористы и умеют обмануть кобылу, а потому не поддаться на мужское обаяние этих подхвостников я смогла только благодаря запрету жеребиться от не одобренных семьей поней. Но лгать тебе я не буду, сломать пари мерзавцев я не смогла — биты получила одна местная кобыла (ненавижу ее!), которая об этом наутро мне нагло заявила прямо в лицо. Если ты, читающая, просторожка, не осуждай меня. Ты вряд ли поверишь как я, магесса, завидую подаренной вам Молестией свободе. Но такова цена нашего высокого происхождения.
Что касается богатых кварталов, то там ты не сможешь жить. Зебры не питают к нам ни каких добрых чувств, а коварства изводить тебя и днем, и ночью у полосатых кобыл хватит. Впрочем, даже если ты завоюешь доверие двутонных, то покоя среди них не найдешь. Они хвастливы и похотливы как пегасы, которые в споре богинь отдали первенство Молестии, а обиженной Светилу — свои мозги. А потому местные будут всячески стараться тебя соблазнить, и, если ты поддашься, растрезвонят об этом на всю округу.
Ну, про наших торговок ты мне, наверняка, сама немало рассказать сможешь. Только тут они еще наглее, горластее и меньше придерживаются правил приличия. Большинство ведет себя совершенно как зебры, даже за дверьми своих домов. Их оправданиям, что, де, это вся для лучшей торговли, не верь — насколько счастливее их рожи выглядят в Гате Кусини я видела собственными глазами.
Мой тебе совет, подайся в квартал просторожек. Я много плохого сказала и еще скажу о них, но честь у большинства из жидкокровых осталась. Так что ты всегда сможешь найти семью, что будет готова сдать тебе комнату. При этом не смотри на их внешность и не брезгуй полосатыми сородичами. Как я заметила, принадлежность пони к нашему славному роду в Гате Кусини определяется не столько кровью, сколько духом. Я сама долго жила в доме полузебры Ньяти, коя в этом позабытом Создательницей городе была мне ближе, чем многие местные однотонные кобылы.
..........
Но хватит о наших бедных, поддавшихся тлетворному южному духу, младших сестрах. Пора рассказать тебе, читающая, о тех, к кому ты приехала.
Ты наверняка думаешь, что знаешь пони как свое правое копыто. Я тоже так думала до приезда в Гате Кусини. Что может узнать нового о поньском роде та, что истоптала в окте магика половину Империи, та, что спала бок-о-бок с эрскими зебрами, та, что на привалах слушала пониедские шуточки грифонов? Я тебе скажу: эта пони узнала то, до каких глубин может опуститься отказавшийся от совести.
Первое, что бросится тебе в глаза по приезду в Гате Кусини это тщеславие хозяев города. Они всегда ходят укутанные в яркие одежды, гремя множеством украшений и отравляя воздух резкими духами. Даже простые городские стражи надевают на себя столько тканей, что хватило бы на парус для торгового корабля. Те же, у кого водятся биты, появляются на пони только в окружении рабынь, и выводят их за раз столько, сколько даже пегасьим подушкам из Эр было неприлично в прислуге держать. Иногда невольниц в свите у какого-нибудь луи столь много, что приходится ждать, пока они пройдут по улице. Этот их кич неприятен до роговой боли, так что вскоре тебе будет в тягость появляться в Цитадели.
Но и в Старом городе не спастись от их тщеславия: луи достаточно увидеть знак волшебницы, чтобы он тут же подскочил к тебе и попытался завязать разговор. И все только ради того, чтобы потом хвастаться перед знакомыми, что „колдунья из отрожского ковена говорила со мной и выразила мне свое уважение“! Это можно было бы стерпеть, если бы с луи о чем-то можно было поговорить. Но единственное, что ты услышишь от этих подхвостников так это то, какой он богатый и влиятельный, кто из вождей ему внимание уделил, в скольких походах был, сколько рабынь пригнал и сколько кобылок покрыл или сколько ее жеребцов покрыло. Говорить с этими самовлюбленными ничтожествами совершенно не о чем. Даже с пегасом беседа будет интереснее — крылатый хоть расскажет о том, каково это витать в облаках и думать крупом.
Теперь же, читающая, попытайся поверить и понять то, что ты имеешь дело не с пони. Луи презирают зебр. И не ищи слова оправдания для этих полосатых шакалов. Да, мы тоже часто расстраиваем Создательницу, пренебрежением к жидкокровым родичам и тем, кто слабее или беднее нас. Но помимо недостойных чувств в это время в нашем сердце живет еще и жалость. Луи же жалость незнакома. Эти дискордовы дети ни когда не пожалеют сородича. Даже наоборот, жестоко обидят потехи ради. Так однажды мне довелось наблюдать на рынке то, как троица богато одетых воительниц ни с того ни с сего разгромила лоток торговки посудой, разметала и растоптала товар, а самой полосатой изрядно проредила гриву. Когда я спросила у местных, что происходит и почему они не зовут стражу, они мне ответили, что это стражи и есть, а побили они торговку потому, что головы после попойки болят, да и на рынке стоять скучно. Разве это нам завещала Создательница? Даже в грифонах больше поняшности, чем в луи! Грифон с легким сердцем убьет или покалечит сородича, но ни когда не сделает это лишь ради развлечения. Луи же просто со скуки разорили соплеменницу. Это куролиски в понячьей шкуре, а не младшие дети богинь!
Нет в луи и любви к жеребятам. Среди этих лицемерных подлецов есть обычай „смотра“, на котором я, как официальное лицо Союза, имела несчастье несколько раз присутствовать. Пусть тебя не обманывает кажущаяся красота происходящего. Это всего лишь жалкая попытка спрятать от Молестии надругательство над ее даром.
Смотр всегда проходит в Цитаделе на Площади Избранных. Тебе, как отрожице, обязательно пришлют официальное приглашение и бутыль с ковенным варевом, чтобы ты не смогла под предлогом роговой лихорадки увильнуть. Мой тебе совет, если сможешь, вывихни ногу и не ходи.
Если же твое любопытство поведет тебя на это омерзительное собрание, то знай, что в полдень на площади соберутся приглашенные, представляемые и немногие из вожаков луи, но пони там будет столько, что пегасу негде будет заснуть. Не удивляйся, эти тщеславные подхвостники притащат на церемонию половину своих рабов, чтобы похвастаться друг перед другом и перед нашими торгашками. Так что и тебе лучше заранее купить себе невольницу, дабы тебя не приняли за простую мерценару и не оттеснили к стене (с церемонии тебя не выгонят, и не надейся). В Гате Кусини вообще считается дурным тоном иметь биты, но не иметь собственной рабыни.
После того, как все эти шакалы соберутся и вдоволь нахвастаются своими богатствами, главный из их стаи выступит с гнусной богохульственной речью, и начнется сам смотр. Представляемые луи будут выводить и демонстрировать главарям своих детей, нахваливая их стати, будто это не собственная кровинка, а невольница на продажу. И тут тебе очень пригодится рабыня, дабы было кому поднести флакон со зловонной солью. Ведь эту гнусность ты увидишь не только от крупоголовых жеребцов, но и от кобыл-луи, недостойных даров Молестии.
Часть жеребят тут же признают достаточно испорченными и примут в стаю. Насчет же другой части будут спорить: главари будут всячески унижать их, называя слабыми, глупыми и трусливыми, а их родители будут предлагать им биты, дабы те заменили оскорбления на похвалы. Тех, кого похвалят достаточно раз, тоже примут в луи. Потом начнется торг. Тех жеребят, что шакалы не захотят принять к себе, отгонять к помосту у западной стены и будут продавать как невольниц, а их матерей выгонит с площади стража. И это, пожалуй, единственная часть сего гнусного празднества, ради которой можно его вынести. Оставшиеся жеребята сильны, сообразительны и невинны, а просят за них дешево. Там я и купила свою Киангу, коя теперь для меня просто незаменима.
При таком отношении к собственным детям не стоит ожидать от луи добра к нашему племени. Нас, волшебниц, они боятся, приписывая нам дискордовы силы и собственную подлость. Есть у них страх и перед торговицами, что давно держат их за кошель. Просторожкам же, особенно местным, в присутствии хозяев города приходится несладко. Я сама не единожды видела как жеребец-луи потехи ради насильно покрывал совершенно невинную кобылку, даже не взглянув на то, есть у нее рог или нет. А уж незаметно подкрасться и со всей силы лягнуть по светящемуся рогу так это для этих извергов просто веселое состязание, в котором они меряются числом побитых пони! Мне самой пришлось три дня ухаживать за полузеброй Ньяти, в доме которой я снимала комнату. Одна из кобыл-луи подошла к ней на базаре и потребовала показать грамоту подмастерья, когда же та ее достала, со всей силы ударила Ньяти по рогу, а потом глядела, как полосатая корчится в пыли от боли. Не носи я постоянно с собою знак своей семьи, то, наверное, и мне пришлось бы испытать в этом проклятом городе каково это, чувствовать боль собственного естества.
И последний их порок, о каковом следует помнить и посланнице, и торговке. Читающая, ты могла уже подумать, что я пишу тебе о каких-то испорченных Югом бескрылых грифонах. Но это не так. Когтистое племя жестоко по отношению к пони и сурово к своему потомству, но слово клювастого крепче проклятия куролиска и ты всегда можешь положиться на него. Луи же бесчестны. Для этих полосатых шакалов договор это всего лишь случайное сотрясение воздуха, о котором можно забыть коли оно не подкреплено силой. Я знаю, о чем говорю, мне не единожды приходилось вступаться за охотниц за рабынями обманутых луи. Нередко полосатый шакал сначала нанимает пони в поход, а по возвращению с добычей делает вид, что видит их впервые. И уповать на закон обманутые просторожки не могут, ибо судьи-луи всегда стоят на стороне своего дружка. Так что они идут ко мне и рассказывают свою историю. Я же часто бессильна помочь им как посланница Союза, ибо в Гате Кусини закона нет. А потому, читающая, перед тобой исповедь преступницы: я много раз переступала то, что тут с насмешкой называют законом, и угрозами заставляла бесчестных подхвостников выполнять свои обязательства. Можешь осудить меня, я не буду оправдываться.
Надеюсь, мой рассказ будет полезен тебе, читающая, а твое презрение к написавшей не заставит тебя отбросить мои предостережения. На прощание же я, волшебница Таксидиотис Кринос, дам тебе один совет, которого очень не хватало мне самой. Забудь о своих прежних привычках и опыте. Душа Юга иная, чем душа нашей милой Родины.»
Гате-кусинка о единорогах
«Как и уговаривались, в последнем письме я пишу о том, как в Гате Кусини относятся к единорогам.
Сразу скажу тебе, зебриец, это сложный вопрос: и единороги разные, и мы не едины.
Начну с первого. Тебе, наверное, кажется, что все однотонные одинаковы и нет между ними различий. Но это не так. По крайней мере, это не так у нас, в Гате Кусини.
Есть заморские торговицы, которые покупают у нас самый разный товар, да и продают не меньше. Тот товар, о коем ты подумал, тоже. Уж я-то об этом знаю: сама пригнала немало пленниц им на торг. Может быть, среди них был кто-то, кто дорог тебе. Но ты сам знал, кого сманивать на свою сторону, и знаешь до сих пор, почему я тебя не предам.
К северным торговицам у нас относятся точно так же, как и к нашим купчихам: как к мешкам с битами или коробам с товарами. Друг за друга торгашки всегда держались, но если успех будет не на их стороне, а паче того, запахнет топором — разбегутся как крольчихи. Заступаться ни кто из наших за них не станет, но и помогать вам бить однотонных торговок не будет. Проще их вам пощадить, да обложить дополнительной податью: и нашего рода горожанки вам благодарны будут, что вы единорогов проучили, и заморские торгашки не обидятся — они хоть перед Дискордом залибезят, лишь бы товар купил. В общем, пустые это поньки, кои ради прибыли еще большей зеброй, чем ты сама, станут.
Другое дело рогатые, которые теперь у нас живут. Не знаю как у вас, но у нас их много, и разные они.
Первые из них, мгени, те которые или недавно приплыли, или просто любят нос задрать. Они всюду со своими обычаями лезут, за что их и не любят. Их среди тонких мастеров много, которые своими рогами светят, чтобы всякую роскошь да диковинки делать.
Очень мгени гордые и глупые: любят разглагольствовать о том, что рогатый род, мол, любимее Создавшей, чем все остальное поньское племя вместе взятое. Обычаи они наши не соблюдают, всячески над ними насмехаются, а живут отдельно даже от собственных сородичей-ньяти, которых презирают даже больше, чем ихних мифических „пагасов“ (рогатые брешут, что, якобы, есть среди них такие пони, которые добровольно варят себя в особом колдовском зелье, после которого рог сам отваливается, а из боков крылья растут, пернатые, как у голубя). Даже сплетнями делиться вместе с другими кобылми мгени не желают — как с такой только заговоришь, так она сразу нос вздергивает и смотрит на тебя так, что второй раз ты к ней и подходить не захочешь. При этом коли беда какая стрясется, помощи они пони не из их круга не оказывают, но принимают ее сами с охотой, ни какой благодарности в сердце не сохраняя, будто так и должно. Да еще и все время себя обиженными считают и плачутся на свою долю, что, мол, тяжело им среди нас жить.
Так что, если вы против мгени выступите, то ни кто в Гате Кусини вам препятствий чинить не будет, наоборот, многие пособлять вызовутся. Даже, пожалуй, и из купчих помощников сыщется немало: настолько мгени своим чванством всем опротивели.
Ньяти же совсем иные. Эти пони часто из полукровок, а потому от рождения наделены полосатым духом, а свою рогатость высасывают из материнского вымени.
Ньяти тоже живут отдельно, по краям кварталов рогатых: не могут они к роду ни одного из своих родителей склониться. А потому вечно этакой смешной раскорякой для других пони выглядят: и обычая они наши соблюдают, но по-единорожьи, и богиням они северным молятся, но по-нашему, и живут, вроде бы, как надо, но не как надо. Потому ни в ковены их не берут, ни в луи. А если глупый родитель приведет своего жеребенка-ньяти на Смотр, да вскроется это дело, то, будь он достоин или нет, его без условий и оговоров освобождают. А крупоголового родителя перед всем Смотром порют, дабы впредь головой думал, а не тем, что между ног.
Много ньяти среди мастеровых и охотников за рабами. Но зла на этих единорогов ни кто не держит, кроме совсем уж дурных и желчных. Так что ежели вы наказывать их решите вместе с нами, то ни кто в Гате Кусини вас в этом не поддержит, а многие и мешать будут да прятать ньяти от расправы. Все же горожане понимают, что не от сытой жизни своими хвостами рогатые в походах рискуют. Да и обманываем мы их часто, что у многих жалость вызывает.
Есть в нашем городе и четвертый сорт единорогов: колдуньи их заморских ковенов. Этих ни кто не понимает, да и они ни кого, даже собратьев-мгени, не разумеют. Зато все их боятся. Честно скажу, особо они своими силами не хвастают, но всегда их при себе носят, спрятав кто в роге, а кто и просто в глазах. Да такие это силы, что топор по сравнению с ними как волосина супротив полена. Что уж они ритуалом сделать могут, я даже и представить боюсь. Так что ни кто им не перечит, а все уступают да поддакивают.
Благо, делать это несложно. В отличии от наших колдуний, рогатые чародейки не от мира сего: как попадают на пони, так сразу чучелами безъязыкими и становятся — ни дорогу найти, ни спросить, ни сделать. Если бы не рабыни, которых они всюду с собою таскают, то терялись бы, наверное, и на Фонтанном дворе… Кто над ними только не потешается! Особенно это те, кто в городские патрули ходит, любят: как увидят рогатую с ковенным знаком, так сразу — прыг к ней и давай колдунье в уши байки про себя травить. Та глазами вращает, ушами хлопает, да слова вставить не может. А потому и стоит как дура пока патрульному над ней потешаться не надоест. А потом вся такая из себя обиженная идет да зебр на чем Эквестрия стоит ругает.
Зато гордые они, что твой павлин, и всегда себя правыми считают. Особенно если в то дело лезут, где как кузнец в гончарстве. У самой, еще до вашей с северянами войны, случай был. Тогда ремесленные рынки патрулировала часто — искала всяких лжемастеров да прочих прохиндеек. И вот в один день на Горшечном базаре поймали одну засранку, которая на ученическую посуду фальшивое клеймо ставило и как мастерскую продавала. Намяли ей тогда бока да за хвост потаскали, как и следует, а потом стали ее барахло бить, чтобы еще кому эти черепки под видом хорошего товара не всучила. И тут на нас одна из этих рогатых колдуний набросилась: я чуть там же на месте не опозорилась, когда земля из-под ног улетела. Эта на солнце перегревшаяся нас своим колдовством по воздуху тягать стала, да визжать, что мы „не пони и хуже Дискорда“. Хорошо хоть с ней рабыня была — как-то смогли объясниться, чтобы ее хозяйка нас обратно на землю поставила. Ну, пока мы так в воздухе рынок веселили, поганка наша ноги сделала, а это чудо с рогом только громче орать стало: мол, мы шакалы, гиены и прочие нехорошести, раз преступницу обижаем. Так она тогда со своим противным голоском надоела! И ведь просто по рогу ей не дашь, чтобы общественный порядок возмущать перестала — неприятностей потом не оберешься. Пришлось вести эту не от мира понячьего к судье, да еще один скандал слушать: у судьи она разорятся стала, что, мол, мы, луи, все в сговоре и ни чем иным не занимаемся, кроме как пакости какие другим пони учиняем. В общем, дура эта рогатая за один только день мошенницу спасла, нас на посмешище выставила, весь Горшечный базар переполошила, у судьи время попусту отняла, да еще и при этом правой себя считать осталась и ни капельки вины за собой не почувствовала! Да куда там, она еще и нас после прокляла: два четырехночия всему нашему патрулю слепни ни какого покоя не давали! В общем, вздорная и упрямая кобыла.
И, что обидно, все они, северные чародеи, такие. Да еще и высокомерны сверх всякого разума: перед всеми нос задирают — мол, мы самые лучшие и любимые дети Создавшей. При том шастают по кобылам что твои жеребцы — таких шаловливок еще поискать. Хоть ни красотою, ни умом не обижены: на них половина наших дурней не раздумывая прыгнет — только хвостом помани. Даже и не знаю, что за извращенные порядки в их ковенах, коли ведут себя северные чародейки вот так. Хоть бы стеснялись, что ли, для приличия! раз уж им заветы Создавшей противны.
В общем, большинству горожанок до северных волшебниц и дела нет, а те, кто с ними дела ведет, особой любви к чародейкам не питают: не ради только одной торговли рабами они тут. А ради чего еще мы не знаем, но оно нас всех пугает. Так что, ежели вы против колдуний выступите, а вы против них выступать и собираетесь, то помехи со стороны пони Гате Кусини вы в этом не встретите. Но и помощи не ждите — все их колдовства боятся, а потому во время вашего боя по домам сидеть будут. Ну а коли вы проиграете, то всячески от вас горожанки откажутся и скажут, что слыхом не слыхивали ни о каком Легионе.
Я все рассказала об отношении Гате Кусини к единорогам, что знала.
Надеюсь, что вы не обманете глупую кобылу, что по материнской слепости своей собственную дочь на Смотр обещала. Вы же знаете, что у слабого на Смотре нет надежды на освобождение, а Фьюлиси моя не столь вынослива и терпима к боли, как я себе мечтала. Я же, дура крупоголовая, по запальчивости решила, что дочка моя непременно должна стать луи. И зачем я ее на Смотр заявила?! Лучше бы оставаться ей простой зеброй да растить персики, что ей по сердцу было…
Но слово уже не воротишь. Так что одна надежда теперь у меня на вас, враги наши. Ибо после того, что я сделала, просить кого-то взять Фьюлиси на испытание я не могу. Скоро вскроется то, что я была одной из тех, кто давал свою кровь на оборотное зелье рогатому чудищу, что вызвали ковенные колдуны для нас. А то, что мы свершили правосудие над Мачафу Бвеха и отомстили за брошенных им вам на расправу наших детей и товарищей, ни сам трусливый мерин, ни какие другие наши вожаки нам не простят.
Молю вас, спасите мою дочь!
Ясири-предательница»
«Ясири-луи, Легион ознакомился с твоими донесениями. Нам отрадно осознавать, что даже среди наших блудных отпрысков все еще остались хорошие пони, могущие сделать правильный выбор. Мы благодарны тебе и не нарушим свое слово: одна из нас будет ждать твою дочь через три ночи в чайной „Три лепестка“. Ей будет предложено убежище и право вступить в нашу семью как кандидата в легионеры. И пусть Фьюлиси сама решит, что любо ее сердцу.
Что же касается тебя, Ясири, то мы не можем бросить ищущую правильный путь полосатую сестру. Мы знаем, что причиной твоего предательства служат материнские чувства, а сама ты считаешь себя луи и готовишься понести от своих „товарищей“ тяжелое наказание. Но мы готовы рискнуть и поверить тебе. Откажись от рабской петли по приговору вашего „правосудия“, и явись вместе с дочерью в „Три лепестка“. Мы предлагаем тебе присоединиться к нам как кандидату в легионеры. Сделай этот выбор, стань частью Легиона, и увидишь, что слова Лоуиса об избранности немногих пусты.
Слово Наше писал таящийся в тенях.»
Примечание:
Смотр — обряд отбора молодых пони в луи.
Согласно обычаям последователей Мфалме Лоуиса, каждый из луи имел полное право продолжать свой род с любым числом партнеров, не учитывая их происхождение и не спрашивая согласия (в том числе принуждая силой). Но потомки луи отнюдь не получают от рождения право присоединиться к обществу своего родителя: этой привилегией его могут наделить только сборище из вожаков луи и уважаемых воинов. Для этого, собственно, Смотр и проводился. Давайте перенесемся в то время, и взглянем на это явление попристальнее.
В Гате Кусини у обзаведшегося потомством последователя Лоуиса есть два пути: Он может просто ни чего не делать (что, собственно, в большинстве случаев и происходит), тогда его жеребята остаются простородными зебрами без права претендовать на статус своего родителя. Но если же луи хочет ввести своего отпрыска в общество владык Гате Кусини, то он обязан заявить его на Смотр. И тут стоит вспомнить то, что луи сами являются детьми Легиона (нежеланными, но...), провозгласившими себя лучшими из зебр, избранными богами. Так что часть обычаев Легиона была ими унаследована и перестроена под свои представления и мироощущение.
С точки зрения учения Мфалме Лоуиса, представленный на Смотр жеребенок попадал в рабство, которое в свое время прошли основатели Легиона.
Во время собственно Смотра те жеребята, к каковым не было ни каких претензий со стороны вожаков луи, присоединялись к своим старшим товарищам как полноправные члены класса воинов, что символизировало их избранность и подобие Модже Эр и ее соратникам, самостоятельно освободившихся бегством с единорожьих плантаций.
Другая часть, так называемые «стремящиеся», чем-то не удовлетворяли вожаков луи, но благодаря собственным качествам или заступничеству родителей могли быть взяты на поруки влиятельными воинами. Таких жеребят обычно ждали военные походы под опекой своего поручителя, в которых они должны были показать себя и усвоить то, что избранность луи и ничтожность остальных полосатых не пустой звук. Только так они могли сменить свой статус рабов на статус свободных и полноправных воинов, тем символизируя тех зебр, что позже присоединились к Большому Полосатому восстанию. Среди луи подобная практика называлась «испытанием», и была действительно настоящим испытанием для молодого пони. Дело в том, что от его успешного прохождения зависело все дальнейшее будущее молодого «стремящегося»: если поручившийся за него луи или его боевые товарищи были довольны, то он вновь получал свободу и становился луи, а если же нет — превращался в «низкого», то есть в настоящего раба. Впрочем, подобный поворот дела был трагичен не только для лишившегося воли жеребенка, но и для поручившегося за него — «ошибиться в стремящемся» было мощнейшим ударом по авторитету любого последователя Лоуиса. А потому давший за кого-то слово воин отстаивал право своего подопечного присоединиться к луи до последнего, даже если ему приходилось идти против авторитетов Гате Кусини и собственных братьев по оружию.
Но были на смотре и те жеребята, поручаться за которых ни кто не хотел. Эти бедолаги сразу же получали звание «низких», и продавались с помоста прямо на Смотре. Это символизировало тех зебр, что побоялись присоединиться к бунту Моджи Эр и Мкали Шока, а потому продолжили влачить существование единорожьих рабов. Стоит отметить, что последнее играло немалую роль в этом ритуальном торге, и луи при продаже «низких» отдавали предпочтение торговкам-единорожкам, даже если они давали меньшую цену. Это делало Смотр крайне популярным среди рогатых работорговиц, что еще раз добавляло к ним неприязни полосатых (включая и самих луи, которые отнюдь не были рады тому, что им приходилось отдавать в рабство собственных детей).
Таким образом, при помощи Смотра осуществлялась евгеническая программа луи, подобная тем, что другими методами практиковали эрские волшебницы и клановые пегасы.
Овладев Гате Кусини, Уамузи Сахихи завершила одну из эпох в истории Юга. Город и окружающие земли были присоединены к империи, работорговля прекращена, а среди защищаемых Легионом племен появились единороги. Впрочем, последние, сохранив свою свободу и право жить в Зебрике, полноправными ее подданными, по сути, не были: рогатые не могли претендовать на право вступать в Легион или ковены, а так же платили несколько большие, чем зебры, налоги. Полосатые не забыли и не простили единорогам тот период истории, когда рогатые тысячами гнали их на эрские плантации. Впрочем, из зебрской памяти не исчез и собственный позор полосатых, глупо и жестоко искалечивших множество единорожек. Так что ни каких запретов на волшебство, в отличии от Эр, для рогатых пони на территории страны не устанавливалось.
Это еще не конец этой статьи, а только ее пятая часть.
Если вам хочется прочитать продолжение моей графоманской писанины, то вот ссылка на следующую часть этой статьи и, по совместительству, главы.
6 комментариев