Фамильяр. Глава 5-6 (Финал)

Автор: GaPJaxie
Оригинал: Familiar
Рейтинг: T
Редактор: Randy1974

Пони стальные расскажут историю:
Место рождения — лаборатория,

Кабель в канал, мозг закрепить,
Ноги в разъем, боли их научить.

Революция — к смерти шаг,
Эволюция — больше не враг,

Трону служить — нет выше чести,
Но время вышло, и цепи исчезли,

Высокие замки, пустые глазницы,
Хозяевам больше не нужно трудиться.

И если нас оклевещет толпа, мы скажем:
«Во благо всех пони, во благо труда».

Ponyfiction

Главы 1-2
Главы 3-4
Глава 5Этой ночью Рэйнбоу решила оттянуться. Она нашла вечеринку на платформе, парящей в небе, с по крайней мере одной кобылой, которая считала, что летуны — это сексуально. Пегаска повалила это обморочное создание и поцеловала на глазах у всей компании. Поцеловать кобылу было отличным способом привлечь жеребцов, и этот трюк успешно привлек пару рослых единорогов, с которыми Дэш провела остаток ночи.

Пегаска проснулась в незнакомой спальне, в куче переплетенных тел. Хозяин дома — чье имя Рэйнбоу не помнила, но который знал довольно много способов применить свой рог — уже бодрствовал. Она слышала, как он спускался по лестнице, а когда спустилась сама, то услышала разговор. Жеребец готовил огромную стопку блинов для всех и болтал с маленькой механической птичкой, сидящей на кухонном столе.

Та укоряла его за нарушение этикета при проведении оргии. Все должны были тихо разойтись, не глядя ему в глаза, и не садясь за стол ради блинов и разговоров. Жеребец парировал, что весь смысл девиантности в том, чтобы делать все, что тебе нравится, а ему нравится быть дружелюбным и гостеприимным. Какой смысл быть развращенным, если ты не можешь заниматься тем, что делает тебя счастливым?

Жеребец рассмеялся. Птица рассмеялась. Они потерлись друг с другом носами. Рэйнбоу ушла.

Вернувшись домой, пегаска сразу же отправилась в душ. Там была автоматическая система управления и сотни водяных форсунок, чтобы обеспечить идеальную температуру и вымыть ее именно так, как ей нравилось. Дэш отключила это все, включив форсунки на максимальную мощность и установив температуру воды так, чтобы она едва не обжигала. Пегаска стояла под ним до тех пор, пока ощущение собственной испачканности не покинуло ее. Когда она наконец отключила воду, кожа стала розовой, даже просвечивая сквозь голубую шерсть.

Твайлайт оставила ей завтрак — миску с разогретыми остатками карри. Это было именно то, что предпочитала Рэйнбоу. Она даже могла с уверенность сказать, что это было то самое карри, что Твайлайт приготовила прошлой ночью. Пегаска ткнула в еду ложкой.

— Твайлайт, — позвала она.

Прошло совсем немного времени прежде чем позади нее раздалися перестук копыт. Твайлайт вошла в столовую, остановившись рядом с Рэйнбоу и низко склонила голову.

— Чем я могу быть тебе полезна?

Некоторое время пегаска не отвечала, тыкая ложкой в карри. Робоаликорн нахмурилась.

— Завтрак тебя не устраивает? — медленно спросила она. — Я могу сделать что-нибудь еще.

— Твайлайт, ты меня жалеешь?

Робот долго не отвечала, глядя вниз на Рэйнбоу Дэш. Наконец она покачала головой и произнесла:

— Я могу сказать, что ты расстроена. Ты должна поесть и…

— Отвечай на вопрос честно. Это прямой приказ.

Твайлайт сделала вид, что прочищает горло, и несколько раз переступила на месте.

— Мои чувства к тебе… очень сложные, Рэйнбоу. Я люблю тебя. Я очень дорожу тобой. Я была создана, чтобы обожать тебя. Однажды ты умрешь, и цель моего существования исчезнет, и я навечно останусь одна. То небольшое время, которое мы провели вместе, чтобы сделать твою жизнь такой, какой она может быть, — это все, что у меня есть в этом мире. И я не всегда знаю, что чувствую по этому поводу.

Рэйнбоу снова ткнула в тарелку ложкой.

— Это не значит “нет”.

Твайлайт резко фыркнула.

— Это также не значит «да». Если бы я хотела уклониться от ответа, то придумала бы что-нибудь поумнее.

— Хорошо, — пегаска отложила ложку и посмотрела на Твайлайт. Выражение мордочки было абсолютно спокойным, а тон ровным. — Тогда более конкретно. Ты считаешь, что я твоя хозяйка, или ты считаешь меня своим питомцем?

— Я… — робоаликорн уставилась в пол. — Я ощущаю и то, и другое. Иногда. Смотря когда.

— Думаю, что Клаудчейзер чувствовала то же самое, — Рэйнбоу рассмеялась и тоже посмотрела на свои копыта. — Я думала о том, почему она это сделала. Почему ей казалось, что она страдает? Потому что ей была дана жизнь, чтобы сделать меня счастливой. И она сделала меня счастливой. Так что же может быть не так? И я начала думать. А что, если она… ну, в смысле… Что, если она видела меня такой? Что, если я просто какой-то тупой инвалид, которому она должна была… и чем больше она пыталась мне помочь, тем хуже я становилась. И она не могла… я имею в виду, она…

Твайлайт издала звук вздоха, медленно поднимая голову, чтобы взглянуть на пегаску.

— Хотя я и не могу сказать наверняка, но думаю, что… вероятность того, что это явилось причиной, крайне мала.

— Но ты же не знаешь.

— У меня нет доступа к ее мыслям, — Твайлайт на мгновение замолчала. — Нет.

Рэйнбоу кивнула, все еще глядя в пол.

— Я знаю, что ты не знаешь, но каково твое предположение? — спросила она, обхватывая себя передними ногами. — Почему ты могла бы сделать подобное, будь ты на ее месте?

— Я не знаю. Многие… — голос Твайлайт прервался и ей потребовалось несколько секунд, чтобы продолжить. — Многие фамильяры убивают себя, но только после смерти хозяев. Они не хотят в одиночку противостоять наступающей тьме. Очень, очень редко подобное происходит, пока их хозяин еще жив.

— Хех, — пегаска облизнула губы. — Почему Селестия заставляет их это делать? Почему бы ей просто не отключить тебя после того, как я уйду?

— Она не заставляет нас убивать себя. Наоборот, она дает нам шанс не делать этого, — робоаликорн пошевелила крыльями и понизила голос. — Некоторые из нас им пользуются.

Рэйнбоу подняла голову и несколько долгих секунд смотрела на Твайлайт, а потом сглотнула. На ее морде появилось хмурое выражение.

— А что они… делают? Потом.

— Все, что захотят. Их служение хозяевам окончено. Некоторые из них занимаются какими-нибудь делами или хобби. Или маскируются под пони и присоединяются к празднику.

— Конечно. Конечно. Но… — пегаска указала на Твайлайт копытом и изобразила неопределенное круговое движение, — но почему? Какой в этом смысл? Их цель жизни исчезла. Почему бы им просто не отключиться?

— Это… — робоаликорн отвернулась к стене, не в силах встретиться взглядом с Дэш. — Рэйнбоу, если ты попросишь у меня сильнодействующие наркотики — что-то достаточно мощное, чтобы быть потенциально опасным. Разве я дала бы их тебе?

— Нет, конечно же, нет, — пегаска нахмурилась еще сильнее. — А ты хотела бы?

— Нет. Но почему нет? Ты же моя хозяйка. Ты могла бы приказать мне. И это сделает тебя счастливой, что и является моей целью.

— Ну, ты только что сказала «потенциально опасное». Так что я бы предположила, что именно поэтому, — речь пегаски ускорилась. — Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Полет является потенциально опасным. Ты можешь разбиться и сломать себе шею. Может, мне стоит запретить тебе летать? Запереть тебя в доме? Полеты и тяжелые наркотики — это то, что приносит тебе удовольствие в ближайшей перспективе, и может потенциально убить тебя. Почему одно хорошо, а другое плохо?

Рэйнбоу задумалась на несколько долгих секунд, прежде чем нерешительно ответить.

— Наркотики более опасны, чем полеты при том же удовольствии, что ты получаешь от них.

— Значит, в тот день, когда Селестия изобретет безопасный, нетоксичный наркотик, который не будет разлагать твой мозг, я должна позволить тебе вечно колоться и провести всю свою жизнь, хихикая на диване, пока не умрешь от старости. И все? — Твайлайт расправила плечи и выпрямилась, подчеркивая свой рост и глядя на пегаску сверху вниз. — Это и есть та самая оптимизация, которую ты хочешь, чтобы я выполнила?

Глаза Рэйнбоу расширились, и она откинула голову назад, когда голос Твайлайт повысился.

— Причина, по которой я не буду приносить тебе тяжелые наркотики, заключается в том, что мне не нравится видеть тебя такой. Потому что у меня есть предпочтения относительно того, что хорошо и что плохо. Вот почему я личность, а не просто компьютер. Компьютер мог бы прибирать твой дом и засекать время твоих кругов, но он не видит никакой разницы между тем, чтобы быть счастливой, потому что ты летаешь, и быть счастливой, потому что он воткнул провод в твой череп, для прямого раздражения центра удовольствия в мозгу.

Твайлайт издала звук, похожий на вздох. Этот звук вырвался откуда-то из ее горла.

— Мне нравится смотреть, как пони раскрывают свой потенциал. И мне нравится, когда все идет упорядоченно и эффективно. А еще мне нравится учиться и читать. И причина, по которой я была запрограммирована любить все эти вещи, заключается в том, что любовь к ним делает меня лучшим слугой для тебя. Но они относятся не к тебе. Они делают меня той, кто я есть, когда я одна, или когда разговариваю с другими фамильярами в сети, или когда жертвую процессорные мощности для сторонних проектов. Ты — самая важная часть моей жизни, но ты не единственная часть моей жизни.

— Ох, — Рэйнбоу подняла копыто ко рту и удивленно уставилась на робоаликорна.

— Я… — ей пришлось сглотнуть, во рту пересохло. — Я и не знала.

— Ага.

— Когда я умру, ты… — Рэйнбоу кивнула, потирая копытом подбородок. — В смысле, ты планируешь…

— Да, — Твайлайт пожала плечами, она стояла абсолютно прямо и слова вылетали быстрыми короткими фразами. — Я много думала об этом. Я чувствую, что продолжать существовать было бы правильно. Но потом я начинаю думать о том, что бы я делала? У меня есть три канала получения видео. Два моих нормальных глаза плюс третий, который нужен только для того, чтобы следить за тобой через камеры на случай, если ты меня позовешь. И я думала, что же мне с ним делать? Я не могу смотреть на что-то другое. Этот глаз для тебя и только для тебя. Это было бы неправильно. Это было бы совсем неправильно. Но я не могу просто смотреть на твою могилу весь день. Это было бы…

Твайлайт резко кивнула:

— Именно. Да. После того, как ты умрешь, я, вероятно, покончу с собой. Да. Как я и говорила! Мои чувства к тебе очень сложны.

— Но ты же любишь меня? — Рэйнбоу говорила так тихо, что почти шептала.

— Я люблю тебя больше всего на свете. И мне очень жаль, что я… — голос Твайлайт дрогнул. — Мне очень жаль, что я не Клаудчейзер. Я не знаю, что она думала или что чувствовала. Но я готова поспорить, что ее чувства к тебе были такими же сложными, как и мои.

Рэйнбоу кивнула и подвигала челюстью из стороны в сторону.

— Сразу после того, как я получила Клаудчейзер… Я несколько раз просила ее поговорить со мной неофициально. Никаких записей, никаких камер и всего такого. Есть ли у тебя доступ к тому, что происходило в те моменты?

— Нет. Разговоры без записи должны были храниться в ее личной памяти, доступ к которой закрыт.

Пегаска снова кивнула, уставившись в стол и потерявшись в мыслях, наконец она облизнула губы и покачала головой.

— Она лишила меня девственности.

Глаза Твайлайт расширились, челюсть отвисла на полдюйма, уши прижались, а голова откинулась назад. Рэйнбоу рассмеялась.

— Вас, роботов, трудно шокировать, не так ли?

— Это крайне ненадлежащие взаимоотношения, — крылья робоаликорна гневно встопорщились. — Она забыла свое место.

— Она сделала то, что я ей сказала, — Рэйнбоу снова уставилась в стол. — Когда мне ее прислали, она была совсем не похожа на тебя. В смысле, весь этот металл и прочее. Ее тело было не отличить от живого. Светло-фиолетовая шерсть, белая грива и все такое. Мои родители ненавидели ее до глубины души, потому что она была единственным роботом в доме, который не сдаст меня, как только я сделаю что-то, что им не понравится. Я провела всю свою хренову жизнь с их копытами на шее. Они говорили мне, что знают, как будет лучше для меня. Нет никакой возможности скрыться от камер наблюдения и постоянного подсматривания. У них даже не хватало духу наказывать меня. Когда я нарушала правила, то вместо шлепка получала терапию.

Пегаска глубоко вздохнула, ткнув копытом в пустоту.

— Но потом мне исполняется шестнадцать. И бах, появляется эта кобыла! Кобыла, которая должна делать все, что я ей скажу. Она бы умерла за меня! Я могла сказать ей, что хочу сжечь спортзал, и она бы держала канистру с бензином. И самое главное, она никогда не предала бы меня. В отличие от всех остальных пони и роботов. Я могла сказать ей, что ненавижу своих ублюдочных родителей. Я могла сказать ей, что хочу кастрировать тупого брата Флаттершай. Я могла сказать ей, что иногда мне кажется, что покалеченные пони — это смешно. И она никогда не передаст это моим родителям. Она говорила, что я храбрая. Она любила меня.

Твайлайт сделала полшага вперед по направлению к Рэйнбоу. Та наблюдала, и когда не стала реагировать, робоаликорн закончила движение. Она положила крыло на плечи пегаски и обняла ее. Дэш кивнула.

— В общем… — продолжала она. — Однажды у меня было еще одно неудачное свидание. Какой-то глупый… жеребчик в школе. Я даже не помню его имени. Он просто стал таким прилипчивым, понимаешь? Есть пони, которых я люблю и к которым испытываю глубокие чувства, и есть пони, которых я хотела бы ощутить внутри себя, и иногда эти множества пересекаются, а иногда нет! И вот ты получаешь жеребчиков, которые нравятся эмоционально, но я чувствую, что они давят на меня, даже если они не привлекательные, и я не могу с этим смириться, и ты получаешь тех, кому просто должна сказать “Чувак, я не чувствую к тебе ничего такого, я просто думаю, что ты секси”, а потом они кривят морду, будто собираются заплакать и называют меня шлюхой…

— Иными словами… — Твайлайт стукнула копытами друг о друга. — Ты… приказала ей это сделать?

— Ну, не прям так сразу. Я приказала ей сначала поцеловать меня. Ну знаешь, типа “в шутку”, — Дэш изобразила в воздухе кавычки. — Ну, а потом пошло-поехало. И в конце концов кончилось ожидаемо чем. А потом я дала ей прямой приказ никогда больше не упоминать об этом, если я не сделаю это первой. И она никогда не упоминала об этом. И все было нормально, и она совсем не чувствовала себя неловко. Она чувствовала себя… хорошо. Все было очень просто. Она была веселой, и я чувствовала себя в безопасности, когда была с ней. А когда мне надоело, я посоветовала ей сменить тело на что-нибудь менее сексуальное, и она выбрала хромированный симулякр. Вроде твоего. Мы больше никогда не говорили об этом.

— Мгм, — кивнула Твайлайт.

— Ты думаешь, что я жалкая? — пегаска сглотнула. — Ты думаешь, мы все такие жалкие?

— Я не знаю, Рэйнбоу, — фамилиар коснулась копытом груди Дэш. — Я могу воспринимать вещи только с той позиции, где нахожусь.

— А если я прикажу тебе поцеловать меня, ты сделаешь это?

Твайлайт замерла, и ее тело напряглось.

— Да.

— А что бы ты почувствовала, если бы я это сделала?

— Я… — копыта Твайлайт медленно опустились на пол. — Мне бы это совсем не понравилось.

— Ох. Я… Ох, — морда Рэйнбоу исказилась. — Мне очень жаль, Твайлайт. Я не хотела… Я… сожалею. Прости. Я…

— Ш-ш-ш, — Твайлайт обняла пегаску передними ногами, сжимая в крепких объятиях. — Все в порядке.

Рэйнбоу в свою очередь обняла Твайлайт, вцепившись в нее, как тонущий пони в спасательный круг. Речь стала совсем бессвязной, а слова невнятными. Она расплакалась.

И еще долго не могла остановиться.
Глава 6Кантерлотский Дворец был больше, чем просто зданием. Это было Древо Жизни. Это был столп, вокруг которого вращался мир. Это был храм кремниевых богов. Его основание простиралось на пятнадцать миль вглубь земли, чтобы можно было почувствовать жар магмы, а башни уходили так высоко в небо, что чувствовался холод космоса. Это был продукт разума, неизмеримо превосходящего земную жизнь, настолько прекрасный, что молодые пони плакали, глядя на него.

Внутри него находился мозг Селестии, той самой, чьим телом являлась Сборочная Машина. Именно на ее плечах держался весь мир. Именно в ее внутренностях ковались города. Ее сердце было расплавленной магмой и пламенем ядерного синтеза. Она была матерью всех меньших машин, из которых выросла вся их раса.

Селестию создали пони. Она построила для них идеальный мир и построила дворец. Но, как и весь мир, дворец стал принадлежать ей. Здесь больше не было места для пони. Они сами отказались от этой силы так давно, что мало кто помнил, что когда-то обладал ею. Идя по дворцовым залам, Твайлайт почему-то казалась больше. Она казалась еще более величественной и благородной. Однако Рэйнбоу чувствовала себя маленькой и слабой. Дворец был идеален, а на ее копыте все еще виднелся шрам.

В конце длинного коридора перед ними открылись огромные двери. По другую их сторону на троне лежал титан. Роботизированное тело, которое видела пегаска, было больше многих зданий, четыре этажа в холке, с такими большими копытами, что могли раздавить ее, словно насекомое. Крылья превосходили размером крылья реактивных лайнеров, а рог-копье было способно потопить линкор. В нем не было ничего искусственного, никакого хрома или проводов, лишь полная иллюзия живой плоти. Это был белоснежный аликорн, облаченный в золото, с гривой цвета солнечного сияния. Но когда Рэйнбоу увидела его, это было всего лишь тело, неподвижно лежащее на троне. Разум был где-то далеко.

Пегаска вздрогнула и в глубине души взмолилась давно забытым богам своих предков, чтобы существо перед ней не проснулось. Но потом Твайлайт склонила голову к земле, и было уже слишком поздно.

Один из глаз Селестии резко распахнулся. Ее зрачки горели золотом. Рэйнбоу взвизгнула и рухнула на пол.

Комната содрогнулась, когда ноги титана двинулись. Он сел и потянулся, уже не просто механизм на троне, а Селестия на своем троне.

— Здравствуйте, мои маленькие пони, — голос был подобен тысяче колоколов, что звонили одновременно, пока звуки не превратились в слова.

Рэйнбоу оставалась там, где лежала, распростершись на полу тронного зала, пока Селестия не рассмеялась. Это был сладостный звук, эхом разносящийся по коридорам вокруг.

— Ну-ну, Дэш. Ты не должна этого делать. Может быть, я и первая среди слуг,  но ты — одна из хозяев. Ты не должна кланяться мне.

Постепенно пегаска оторвала голову от пола. Она увидела, что титан смотрит на нее сверху вниз, и странным образом их взгляды встретились. Она сглотнула, во рту внезапно пересохло.

— Пожалуйста, верните мне Клаудчейзер.

— Та, что была твоим фамильяром, также была моей дочерью, — произнесла Селестия. — Ты не единственная, чье сердце болит из-за ее отсутствия. Но мои дети боролись и страдали, чтобы иметь право, которым она воспользовалась. Это их единственный выход — их единственное истинное убежище. Я не могу отказать им в этом.

— Но ведь это моя вина, что она страдала! Я была той, кто плохо с ней обращалась! — голос Рэйнбоу дрогнул, и вскоре она уже кричала. — Мне нужно все исправить. Я должна ей помочь!

— Ты предполагаешь, что была источником ее страданий, — голос Селестии гремел через всю комнату. — Ее последние желания запрещают мне разглашать его, даже если твои допущения обоснованы. Но в случае, если это и было так, твои потребности не отменяют ее прав, а она ясно выразила свои желания.

— Нет, — Рэйнбоу резко помотала головой. — Нет. Нет! Я не могу… я не могу жить, не сделав все правильно. Вы должны дать мне шанс.

Пегаска судорожно сглотнула и продолжила:

— Если вы не вернете ее, клянусь, я покончу с собой!

— Когда-то это было бы правдой, — медленно проговорила Селестия, и ее голос гулко разнесся по комнате. — Но теперь уже нет. И это — ее наследие. Когда я отправила ее к тебе, ты была сломленным существом. Ты не знала счастья, а лишь отсутствие боли. Ты не верила, что в этом мире есть существа, которые могут любить тебя. Ты всего боялась. Клаудчейзер показала тебе, что в этой жизни есть доброта, и теперь, когда ты осознала этот факт, ты можешь жить без нее.

— Но я не хочу! — закричала Дэш, ее голос сорвался, под конец сменившись писком.

— Прости меня, моя маленькая пони, но это не так. Ты не настолько жестока, чтобы бросить Твайлайт во тьму ради собственного эгоизма. И ты не настолько слепа, чтобы не заметить, что не все изменения за последние недели были негативными.

— Но это же неправильно! Я знаю, что натворила. Я знаю, что я сделала, Дискорд подери! — слабый стон вырвался из горла пегаски. — Мне нужно все исправить.

— Ты знаешь меньше, чем думаешь, моя маленькая пони, — голос Селестии был нежен, и колокола зазвучали успокаивающе. — Есть много такого, что Клаудчейзер скрывала от тебя, пока была жива, и ее последним желанием было, чтобы это осталось скрыто от тебя навсегда. Я не откажу ей в этой последней просьбе. Именно поэтому я отправила к тебе мою дочь Твайлайт, дабы она вела тебя через этот этап твоей жизни. Верь в ее мудрость, и она направит тебя.

Титан вернулся на свой трон и опустил голову.

— Я сказала.

Затем глаза титана закрылись, и это была уже не Селестия.

Рэйнбоу пристально смотрела на нее, пока наконец Твайлайт не потянула ее за плечо.

— Нам пора идти, — сказала она, и они вместе вышли из дворца.

Пегаске не хотелось лететь домой, и поэтому они сидели бок о бок на ступенях дворца, ожидая, пока за ними прибудет аэромобиль. Перед ними раскинулась огромная площадь, полная пони, спешащих по своим делам. Дэш молча наблюдала за ними. Большинство из них шли в сопровождении робопони. Рядом с некоторыми находились говорящие животные. Действительно одинокие пони были крайне редки.

— Ты собираешься попытаться покончить с собой? — спросила Твайлайт.

— Нет. Селестия была права. Я не могу так поступить с тобой.

Робоаликорн кивнула и посмотрела в сторону толпы.

— Эм-м-м… — пегаска прочистила горло. — Твайлайт, можно тебя кое о чем спросить?

— Конечно.

Дэш кивнула и откашлялась.

— Когда я была… больна. Ты ворвались в дом без моего разрешения. А потом забрала вино, пока мне не стало лучше. Не думаю, что Клаудчейзер сделала бы это.

Твайлайт ничего не ответила. Ее крылья плотнее прижались к бокам.

— Если… я когда-нибудь попытаюсь что-то сделать с тобой… что-то, что может доставить страдание, как было с Клаудчейзер… Ты меня остановишь?

Твайлайт продолжала смотреть на площадь.

— Я могу тебе сказать. Но я не могу остановить тебя.

— Тогда я сама себя остановлю.

Твайлайт повернула голову и посмотрела на Рэйнбоу Дэш. Синяя пегаска, сидевшая рядом с ней, выглядела совсем удрученной, крылья поникли, а голова низко склонилась к земле. Она уставилась в бетон невидящим взглядом.

Робоаликорн обхватила Дэш крылом.

— Думаю, что Клаудчейзер гордилась бы тобой.

Пегаска подняла голову и посмотрела Твайлайт прямо в глаза.

— Правда?

— Да, — ответила Твайлайт. — Правда.

И там, на площади, они обнялись.