Твайлайт Спаркл - королевский гвардеец; Возвышение (Глава 10)
Автор: King of Beggars
Оригинал: Twilight Sparkle of the Royal Guard: Rising
Рейтинг: T
Редактор: Randy1974 , Gilraen
Свалите в одну кучу замковые сплетни, профессиональное соперничество, расцветающий роман, а сверху таинственного злоумышленника, все еще находящегося на свободе, и вы поймете, почему у декуриона Твайлайт Спаркл так много дел. Будем надеяться, что она заведет несколько новых друзей, двигаясь навстречу судьбе, которую сама для себя выбрала.
Ponyfiction
— Глава не поместилась, целиком прочесть можно на Pf. Извините…Глава 10: Вернуть отправителюКогда Спитфайр приземлилась на летное поле недалеко от Занзебры, полуденная весенняя жара обрушилась на нее со всей своей силой. Пегаска осмотрелась, отметив, что хотя все стояночные места и ангары выглядели занятыми, явно не хватало членов команды, занимающихся ремонтом или таскающих грузы. Капля пота скатилась со лба и попала в глаз, и когда Спитфайр проморгалась, то сообразила, что, вероятно, все прячутся на борту своих кораблей или в ангарах – где угодно, лишь бы спастись от ляганой жары.
Возле одного из складов Спитфайр заметила старую питьевую колонку. Она потрусила прямо к ней и сунула ближайшее ведро под кран, одновременно сбрасывая сумки со спины. Кряхтя от усилий, пегаска тянула ржавую рукоять, пока вода, наконец, не потекла. Как только ведро наполнилось, Спитфайр сунула голову в него. Вода была холодной и освежающей, поэтому пегаска держала голову в ведре, пока легкие не запылали от недостатка кислорода. Остатки жидкости были просто вылиты на спину.
– Бр-р-р, мне это было нужно, – пробормотала Спитфайр себе под нос, отбрасывая гриву назад. Она снова наполнила ведро и начала заполнять фляги в седельных сумках.
На то, чтобы привести дома все дела в порядок, ушло на несколько дней больше, чем она ожидала. Пони с должностью как у нее было сложно все бросить ради личных дел. Путешествие над океаном заняло полтора дня, а затем еще сутки по суше, чтобы добраться до Занзебры. С учетом всего этого, Спитфайр прибыла в город почти на целую неделю позже, чем рассчитывала.
Она вздохнула, закончив пополнять свои запасы воды. В ведре все еще оставалось немного драгоценной живительной влаги, поэтому пегаска перевернула его над головой во второй раз. Ранее утром она заметила небольшой ручей в саванне и смогла смыть многодневный пот, но с учетом отсутствия мыла и не спадающей жары, битву за ощущение чистой шерстки можно было заранее считать проигранной.
Спитфайр снова накинула седельные сумки и огляделась. Среди ангаров стояло несколько ресторанчиков и административных зданий, а вдалеке можно было разглядеть пару крупных построек с вывесками “Отель” на разных языках.
Однако ее внимание привлекли вовсе не они, а приземистая деревянная лачуга, которая выглядела так, словно ее собрали из старых разбитых дирижаблей. На ней не было номера, как на ангарах, или таблички, как на административных зданиях. Вместо этого на крыше тускло мерцала при ярком дневном свете пивная бутылка из неоновых трубок.
К тому времени, как Спитфайр дошла до бара, она уже высохла после своего импровизированного душа. Дверь в здание представляла собой один из тех герметичных люков, который выглядел так, словно его вырвали прямо из переборки старого морского корабля, и, судя по количеству ржавчины, в море он пробыл достаточно долго. В самом начале развития дирижаблестроения, до того, как их стали строить с нуля, гондолы делали из старых морских лодок, приклеивая к ним колеса и воздушные шары чуть ли не изолентой. Люк, вероятно, мог попасть сюда с одного из таких нелицензированных самодельных летучих кораблей, построенных каким-нибудь мастером на заднем дворе.
Штурвал на люке вроде как застыл на отметке “открыто”, поэтому пегаска в виде эксперимента толкнула его копытом, и люк сдвинулся на несколько сантиметров, выпустив струю почти ледяного кондиционированного воздуха, от которого по спине пробежала приятная дрожь. Спитфайр толкнула люк плечом, и он, отчаянно скрипя, распахнулся достаточно широко, чтобы можно было проскользнуть внутрь. Скрип возвестил о ее прибытии, подобно тем колокольчикам, которые владельцы магазинов вешают над дверью, поэтому как только пегаска оказалась внутри, то обнаружила, что на нее уставился каждый из пропитанных джином объездчиков дирижаблей в этом притоне.
Бар был набит примерно так, как Спитфайр и ожидала, с достаточно полно представленными расами со всех концов света. Занзебра была одним из самых известных центров торговли в этом полушарии, потому что в небе над ней пересекалось несколько высокоскоростных высотных потоков. Использование их было лучшим способом добраться куда-нибудь далеко, потому что, если вы достаточно умны, чтобы найти подходящий, то могли значительно сэкономить топливо, время и облегчить работу штурмана.
Море глаз наблюдало за ее появлением с разной степенью заинтересованности. Несколько посетителей узнали ее, судя по выражению их морд, и шепотки начали распространяться по залу, когда слухи о том, кто она такая, начали шириться. Спитфайр постаралась не позволить волне гордости в груди вскружить голову. Обычно она стала бы центром внимания, возбуждая толпу своими историями и выбив из окружающих пару халявных напитков, но у нее была работа, с которой надо было прежде закончить.
Пегаска подняла заднее копыто и пинком захлопнула люк, что болью отдалось в ноге, но, вероятно, выглядело достаточно круто для появления. Лампы дневного света работали, но не сильно хорошо, и после закрытия двери освещение в баре вернулось к более подходящему для выпивки полумраку. Старое радио за стойкой напевало единственным исправным динамиком что-то, напоминающее то ли горловое пение, то ли неразборчивое завывание. Музыка была плохо различима, но она отчаянно старалась наполнить помещение, уже занятое шумом разговоров и громким гулом промышленного кондиционера. В этом баре все работало на атмосферу – было ли это намеренно или нет – всё, начиная от поганого освещения, до постеров с кобылами и поломанных половиц, кричало о том, что это заведение для “крутых жеребцов”. Тут явно не привечали туристов, это был оазис для настоящих воздушных волков, в котором не было места посторонним, и Спитфайр это место уже нравилось.
Пегаска неторопливо пересекла зал, пытаясь продемонстрировать всем образ пони, которая не хочет, чтобы ее беспокоили. Большинство посетителей, заметив это, вернулись к своим напиткам и разговорам, но некоторые либо не могли понять язык тела, либо им было просто плевать. Некоторые жеребцы кивнули, некоторые качнули своими стаканами. Гриффина, стоявшая у доски для игры в дартс, тихонько свистнула ей, подмигнула и дважды резко щелкнула клювом, по-грифонски изображая поцелуй.
Несмотря на переполненный зал, все стулья у бара пустовали. Спитфайр приподняла бровь, увидев это, но когда она запрыгнула на одно из сидений и развернулась к бармену, то у нее появилось предположение, почему посетители предпочитали находиться подальше.
Барменом был крупный жеребец-единорог, который сидел на табурете за стойкой, повернувшись спиной к залу, удерживая в поле магии бирюзового цвета раскрытую газету. Все, начиная от роста, внешнего вида и манеры сидеть, говорило о том, что он был бы куда счастливее с пустым баром, чем с набитым посетителями. Его щетинистая грива была коротко подстрижена в зебринском стиле, отчего она напоминала опознавательную щетку на шлемах легионеров Королевской Гвардии. Судя по стрижке и бледным черным полоскам на его лаймово-зеленой шерсти, жеребец, вероятно, был наполовину зеброй. Для Эквестрии это было бы необычным сочетанием, но в торговом городе типа Занзебры подобное было распространено куда шире.
Спитфайр постучала копытом по стойке, чтобы привлечь внимание.
– Выпивки? – просто спросил бармен глубоким баритоном.
Пегаска подумала о том, чтобы отказаться и сразу перейти к делу, но после секундного колебания она решила сделать заказ, отчасти из-за жажды, а отчасти потому, что именно так следовало поступать, когда ищешь информацию в подобных местах.
– Давай свое фирменное, – так же просто попросила Спитфайр.
– Фирменного не держим, – объяснил жеребец. Он даже не потрудился оторвать взгляд от газеты, когда магией открыл холодильник и достал из него бутылку. Так же магией он свернул крышку и перелил напиток в кружку.
– Спасибо, – произнесла Спитфайр, делая глоток. Напиток был холодным, и на вкус напоминал пиво. Сойдет. – Ищу кое-кого. Как думаешь, не мог бы ты протянуть мне копыто помощи?
– Этот кое-кто пилот?
– Нет, он алмазный пес, зовут Басенджи, – пояснила пегаска.
– Тогда я его не знаю, – пренебрежительно фыркнул бармен.
Спитфайр сделала еще глоток, покрутив напиток во рту, как полоскание, пытаясь подавить внезапный скачок кровяного давления из-за грубости жеребца. Она уже собиралась попробовать задать вопрос еще раз, когда кто-то вскочил на табурет рядом с ней и вмешался в разговор.
– Да не будь таким, сахиб, – гриффина, стоявшая ранее у дартса, неодобрительно прищелкнула языком. – Ты уверен, что никогда не слышал об этом Басенджи?
– Я вообще ничьих имен не знаю, – коротко буркнул бармен.
– Тут ты привираешь, – продолжила гриффина. – Ты знаешь мое имя, и я уверена, что тебе известно имя Спитфайр.
Жеребец издал ртом грубый звук.
– Я знаю твое имя, Гейл, потому что благодаря твоей стальной печени, я смогу оплатить своим гипотетическим детям учебу в университете. И все знают Спитфайр.
Жеребец кивнул в сторону доски объявлений немного в стороне от бара. На ней висела куча старых листовок и плакатов с выступлений. Прямо посреди этой кучи бумаг был приколот календарь, который пегаска узнала. Его сделали несколько лет назад, и страница даже не была открыта на текущем месяце. На фотографии была изображена Спитфайр вместе с парой других кобыл из “Вандерболтов”, играющих в волейбол на пляже. Этот календарь отсняли для распространения с благотворительными целями, в тот год, когда она только пришла в команду. У нее дома был точно такой же на полке с наградами и трофеями, и Спитфайр знала, что через страницу будет веселая откровенная фотография Соарина в форме пожарного и с розой в зубах, лежащего на кровати в форме сердечка.
Было слегка забавно обнаружить один из ее рекламных снимков так далеко от Эквестрии, но в этом был смысл. “Вандерболты” часто выступали со своими шоу в зарубежных странах, и некоторые из их самых больших поклонников сами были профессиональными летунами.
На мгновение она задумалась, мог ли у ее отца оказаться такой же календарь, висящий где-нибудь на корабле. Хотя они и не общались, но отец как минимум помнил о ее дне рождения и каждый год посылал открытку. Так что вполне можно было предположить, что у него мог оказаться какой-нибудь сувенир с ней. Спитфайр почувствовала легкий прилив жара к щекам от осознания того, что, если у ее отца был этот злосчастный календарь, следовательно он видел, в какой позе ее засняли для месяца, куда попадал День Сердец и Копыт.
– Конечно, я слышал о Спитфайр, – продолжил бармен. – В небе нет ни одного юнги, который не знал бы ее. Я повесил плакат с ней над своей койкой, чтобы скрасить одинокие ночи, как и все прочие.
Остальные посетители, должно быть, подслушивали, потому что по залу прокатился взрыв хохота. Внезапного смеха было достаточно, чтобы вывести жеребца из состояния безразличия. Он отложил газету и повернулся, чтобы узнать, что это на всех нашло.
Улыбка медленно расползлась по мордочке Спитфайр, пока она наблюдала, как меняются эмоции на морде бармена. Его раздраженный хмурый взгляд медленно угас, когда он посмотрел на молодую кобылу, с которой только что разговаривал, и на мгновение брови жеребца сошлись в замешательстве, как будто он узнал ее, но не мог сразу сопоставить с именем – что, вероятно, четко указывало на то, для чего он использовал вышеупомянутый плакат. Бровь бармена удивленно приподнялась, когда он, наконец, понял, кто она такая, а уголки губ приподнялись в нетерпеливой улыбке. Которая тут же погасла, когда он сообразил, в чем только что непреднамеренно признался.
Спитфайр хихикнула в кружку при виде огромного жеребца, покрасневшего, как школьник.
– Всегда приятно познакомиться с поклонником, – произнесла она, делая глоток, после чего слизнула пиво с верхней губы немного медленнее, чем нужно, и причмокнула губами со вздохом удовлетворения. – А теперь, если бы ты мог повспоминать чуть-чуть усерднее и указать мне направление на ближайшую нору алмазных псов, это было бы просто здорово.
Басенджи оторвал взгляд от книги, лежащей у него на коленях, и посмотрел на пса, сидящего напротив. Увлекшись чтением, он совсем забыл, что пришел в гости к своему дяде Аките. Они сидели на большой циновке из плетеного тростника, которую дядя вытаскивал из угла всякий раз, когда к нему приходили гости. Жены Акиты не было дома, а дочь Джембе, вероятно, была сейчас на поверхности, поэтому, когда Басенджи услышал голос своего дяди, он понял, что Акита, вероятно, разговаривал именно с ним.
– Прости, что? – спросил пес, по-совиному моргая.
В стае, которая была известна наличием довольно крупных псов, Акита все же смог выделиться из толпы. Он был младшим братом отца Басенджи, и, несмотря на рост, обладал мягким, добрым характером – вероятно, это было результатом того, что он родился совсем маленьким. По словам Салюки, он вымахал таким здоровым в подростковом возрасте.
– Мне было интересно, что ты читаешь, – спросил Акита, изучая огромный кусок аметиста, который держал в лапе, после чего начал царапать его когтем с невероятной осторожностью. – Ты же за этим пришел, верно?
– Это дневник, который Джембе хотела, чтобы я прочел, – ответил Басенджи, закрывая книгу, о которой шла речь. Это была простая синяя книга в твердом переплете, толщиной в несколько сотен страниц. – Я просил ее практиковаться в нем в написании песен, и она решила, что мне стоит глянуть на то, что у нее получилось.
Акита прекратил гравировать камень и поднял глаза, удивленно вскинув брови.
– Она пишет песни? Уже?
– О да, – кивнул Басенджи. – Она еще не готова писать песни об истории нашего народа, но ученикам нужно практиковаться все время. Разве ты никогда не видел, как мой отец набрасывал идеи песен, когда тренировался?
– Нет, никогда, – ответил Акита, почесывая висок. – У меня нет абсолютно никакого таланта к Путям, и поэтому я никогда не обращал особого внимания на ремесло Салюки. О чем она пишет?
– О всяких мелочах, – ответил Басенджи, наугад перелистывая страницы. – Шитье, погода, парни и песни о том, как писать песни. Однажды она напишет то, что будет важно, но сейчас она просто учится облекать историю в слова.
– Они хоть чуть-чуть хорошие? – Акита отложил свой камень – наполовину законченная статуэтка матери Джембе – и протянул свою длинную лапу, чтобы взять дневник из лап Басенджи.
Тот убрал книгу и виновато улыбнулся в ответ на растерянный взгляд дяди.
– Она попросила меня не показывать их тебе, – объяснил он, нервно хихикнув. – Джембе все еще немного стесняется своего ремесла. Она даже не хотела находиться со мной в одной комнате, когда я читал ее песни.
– Ох, полагаю, это нормально, – стоически ответил Акита, но по выражению глаз было понятно, что он разочарован.
– Тем не менее, они очень даже хороши, – произнес Басенджи, надеясь, что потакание отцовской гордости может заставить дядю почувствовать себя лучше. – Она очень быстро освоила классическую структуру и попробовала несколько интересных вещей с просодией.
Акита нахмурился, а хвост медленно постукивал по полу, когда он пытался проанализировать эту оценку. Басенджи уже видел подобный взгляд раньше. Его семья породила длинную череду барабанщиков – многие из них были хороши в своем искусстве и плодовиты, – но даже среди них были псы, которые мало интересовались научными познаниями.
– Понимаю, – кивнул Акита, длинный хвост радостно мотался позади. – В конце концов, она моя дочь.
– Как скажешь, дядя, – расхохотался Басенджи.
– Ба, ладно, смейся-смейся над своим бедным дядей, – усмехнулся Акита. – Твой отец тоже смеялся надо мной. Полагаю, ты можешь заменить его на этом поприще, как и в его более важных обязанностях.
Басенджи почтительно склонил голову.
– Хм, и все же, – продолжил Акита, пожав плечами, – я бы хотел, чтобы Салюки наконец вернулся. Чувствую себя нехорошо из-за того, что он находится в том месте.
Пес поднял свой драгоценный камень и продолжил резьбу, кучка пыли и обломков у него на коленях постепенно росла.
– Если Старые Псы запечатали тот город – на то была причина… Твоему брату пребывание там определенно не пошло на пользу.
Басенджи вздохнул. После обсуждения случившегося с представителями Эквестрии, Седельной Аравии и Зебрики было решено, что все произошедшее в Некрополисе должно храниться в секрете. Даже в их стае единственными псами, кто знал всю правду, были Басенджи, Динго, Салюки и Шиба.
Не было никаких тел, от которых необходимо было избавится. Чудовища из снов, вызванные проклятием Анубиса, оставили лишь кровь и рваные лохмотья. Агенты трех наций, которые занимались сокрытием, убрали то немногое, что осталось, прежде чем команде ученых разрешили войти в город.
– Теперь там безопасно, – уверенно ответил Басенджи. – Если там и было что-то запечатано, то оно уже покинуло город. Отец тоже так считает, иначе он никогда бы туда не отправился.
Лапа Акиты замерла, но его глаза оставались прикованными к статуэтке, как будто он обдумывал, не отложить ли ее снова.
– Вся стая знает, что там что-то произошло – наверное, так и было. Однако никто не задает вопросов, и мы не осмеливаемся озвучивать свои подозрения, потому что это связано со Старыми Псами и, следовательно, это дела барабанщиков. Возможно, мы и не понимаем Пути так, как вы, но мы знаем, что нужно оставить дела барабанщиков барабанщикам, – Акита накрыл наполовину законченную фигурку жены, бережно прижимая ее обеими лапами, как будто защищал ее от того, что собирался сказать, пес наклонился вперед, и в его глазах была печаль. – Безумие забрало у нас твоего брата, и когда ты вернул его, он остался пустым внутри… Если честно, ты тоже оставил там часть себя. В тебе появилось что-то печальное, и я беспокоюсь, что моего старшего брата тоже изменит то, что повлияло на его сыновей.
– Город мертв, дядя, – ответил Басенджи, разрывая зрительный контакт. – Да, тебе много о чем не рассказали, но можешь мне довериться – сейчас это место не представляет опасности. Там нет ничего, кроме костей.
– Это не просто вопрос доверия, щенок. Стая была очень напугана тем, что случилось с твоим братом… Мы – алмазные псы. Мы можем давить сапфиры клыками и колоть гранит лапами, но призраки и тени? Пути? Нельзя побороть их клыками или когтями. Барабанщики не знают, каково это – быть бессильным. То, что ты знаешь, то, что ты можешь сделать, заставляет даже самых сильных из нас чувствовать себя беспомощными.
Басенджи положил лапу на барабан, лежащий рядом. Было странно слышать, как такой невероятно могучий пес признает его силу. Умом Басенджи понимал, что у него есть сила, но совсем другое дело услышать это от кого-то другого.
Однако Акита ошибался. Там, в Некрополисе, сама вера Басенджи в Старых Псов пошатнулась. Его окружили со всех сторон порождения кошмаров, он стоял на окровавленной земле, где неизвестное количество его собратьев-псов приняли свою смерть, и он считал себя проклятым самим создателем их вида. На самый короткий, самый ужасный миг Басенджи сдался. Он чувствовал себя бессильным.
Но он был не один.
– Я хорошо знаю, что значит чувствовать себя беспомощным, дядя, – признался барабанщик. – Но думаю, это был полезный опыт. Я понял, что чувствовать себя беспомощным – это не то же самое, что быть беспомощным. Страх может лишить нас рассудка, но мы не должны этого допустить.
На морде Акиты заиграла улыбка, а из его груди вырвался глухой смешок.
– Ты уже совсем не тот щенок, что попал хвостом в крысоловку и проплакал целый час.
– Ай, это было очень давно, – буркнул Басенджи, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Интересно, будет ли моя маленькая Джембе когда-нибудь изрекать мудрые вещи, – размышлял Акита вслух, снова принимаясь за резьбу.
– Я верю, что будет. Мудрость всегда находит тех, кто ее ищет.
Входная дверь внезапно распахнулась, громко лязгнув о камень, ударившись в стену. Джембе стояла в проходе, слегка запыхавшись.
– Басенджи! – крикнула она. – Я искала тебя! На поверхности стоит пони и говорит, что она здесь, чтобы увидеть тебя.
Басенджи моргнул. У него было несколько друзей-пони в городе, но они никогда его не навещали.
– И кто это?
– Она сказала, что ее зовут Спитфайр.
– Не знаю никого с таким именем, – ответил Басенджи, задумчиво поглаживая подбородок. – По крайней мере, я так думаю. Она сказала, чего хочет?
– Она сообщила нам только свое имя и что будет говорить лишь с тобой, – Джембе запрокинула голову и вздохнула с таким хриплым стоном, который только молодежь может издавать не стыдясь. – Просто пошли!
Она повернулась и побежала по туннелю в направлении лестницы на поверхность, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.
– Она была очень взвинчена, – прокомментировал Акита. – Должно быть, это важно.
– Ну, ты же знаешь, какая Джембе легковозбудимая, – произнес Басенджи, вставая. – Нельзя сказать, насколько это важно на самом деле, пока я не поднимусь туда и не увижу все сам.
– Тоже верно, – старший пес пожал плечами.
Басенджи был уже почти у двери, когда внезапно вспомнил кое о чем. Он обернулся и обнаружил, что его дядя отложил резьбу в сторону и уже потянул лапу за дневником, оставшимся на полу. Акита заметил взгляд племянника и быстро сел обратно, пытаясь выглядеть невинно.
– Ты проследишь, чтобы дневник вернулся в ее комнату? – спросил барабанщик.
– Конечно.
– И, кстати… Ты ошибаешься насчет Динго, – добавил Басенджи. – Он не пустой. Мне кажется, что у него наоборот слишком много всего внутри.
Акита нахмурил брови, а хвост начал нетерпеливо колотить по земле, пока он обдумывал услышанное. Через мгновение он просто пожал плечами.
– Дела барабанщиков, – просто сказал он, потянувшись за дневником и начав листать страницы.
Спитфайр сидела в тени дерева, прислонившись к стволу и постаравшись хоть чуть-чуть укрыться от жары, ожидая, когда шустрая девушка в желтом плаще приведет этого самого Басенджи. Пегаска зевнула, скорее от скуки, чем от усталости, и бросила взгляд на лестницу, высматривая хоть какие-то признаки, что кто-нибудь идет.
Большой пес с копьем нагорове, который был с маленькой самкой, стоял на полпути между ней и лестницей, уставившись на Спитфайр и пытаясь выглядеть угрожающе. Пегаска ответила на его настороженный взгляд своим равнодушным.
– Расслабься, приятель, – сказала она, нарушая молчание. – Я понимаю, что ты на службе, но я здесь только для того, чтобы поговорить с одним псом о пони. Я не собираюсь создавать никаких проблем.
– Чага – страж, – сообщил охранник, которого, по-видимому, звали Чага, на очень плохом эквестрийском, стукнув пяткой копья по земле.
Спитфайр закатила глаза. Она приподняла крылом клапан седельной сумки и пошарила внутри в поисках фляги. Только из-под земли вода была прохладной и освежающей, но спустя несколько часов во фляге она прилично нагрелась.
Спитфайр вытащила флягу и взболтала жидкость в металлическом контейнере.
– Пить? – спросила она у пса.
Тот посмотрел на флягу, но решил молча оставаться на своем посту.
– Мне больше останется, – пожала плечами пегаска.
С лестницы донесся лай, привлекший их внимание, и несколько мгновений спустя девушка в желтом плаще появилась на поверхности. Она остановилась на несколько секунд, чтобы перевести дыхание, после чего обменялась с Чагой несколькими словами на своем языке, прежде чем повернуться к Спитфайр.
– Басенджи идет, – сказала она, ее эквестрийский был хоть и лучше, чем у охранника, но все же немного грубоват. – Он будет здесь быстро. Меня зовут Джембе, Басенджи – мой двоюродный брат.
– Спасибо, Джембе, – ответила Спитфайр, встряхнув флягу. – Попьешь?
Джембе моргнула, услышав предложение.
– Ах, нет, спасибо, – ответила она, бросив вопросительный взгляд на Чагу.
Более крупный пес пожал плечами, и движение было настолько крошечным, что Спитфайр едва уловила его под броней.
Пегаска приподняла бровь, заметив взгляды, которые они украдкой бросали друг на друга. Она четко следовала указаниям, которые дал ей бармен, и добралась до норы чуть больше чем за час. Когда она приземлилась, то обнаружила этих двоих, сидящих вместе под деревом и дружелюбно болтающих друг с другом. В тот момент она не обратила на это внимание, но теперь у нее возникло ощущение, что между ними двумя могло что-то быть.
– Хех, вы двое такие милые, – начала Спитфайр, указывая копытом попеременно на Джембе и Чагу. – Давно вместе?
Пегаска хрипло хихикнула, увидев ошарашенные взгляды.
– Судя по выражению ваших морд, я бы сказала, что нет.
Остаток их ожидания прошел в тишине, пока два пса пытались смотреть куда угодно, только лишь бы не на Спитфайр или друг друга. Пегаска просто потягивала воду и улыбалась им, как кошка, наблюдающая за парой канареек, щебечущих в клетке.
Уши Джембе и Чаги навострились, привлекая внимание к лестнице, поскольку их куда более чуткий собачий слух уловил звук чьего-то приближения.
Спитфайр убрала флягу и встала, чтобы поприветствовать пса, ради встречи с которым она пролетела тысячи миль.
Басенджи и близко не обладал такой внушительной фигурой, как Чага. В то время как стражник мог бы легко переплюнуть в росте любого не-аликорна из всех, кого в своей жизни видела Спитфайр, Басенджи был чуть выше обычного крупного жеребца. На нем был плащ, похожий на тот, что был у Джембе, только темно-зеленого цвета, а на ремнях сбоку висели сумка и барабан, который, согласно рапорту Твайлайт, указывал на его профессию барабанщика. Пегаска нечасто встречала алмазных псов, но предположила, что он, вероятно, все еще довольно молод – скорее всего, примерно ее возраста.
Этот пес определенно не был похож на воина, но если Твайлайт была права, он нужен им совсем не из-за физической силы. Тем не менее, Спитфайр не могла не почувствовать укол разочарования, наблюдая, как тот идет мимо двух других псов, чтобы присоединиться к ней под деревом.
– Ты Басенджи? – спросила она.
– Да, я Басенджи, – ответил пес, склонив голову в почтительном кивке, на который Спитфайр рефлекторно ответила. – Ты Спитфайр? Я не верю, что мы знакомы. Какое у тебя может быть ко мне дело?
– Я здесь, чтобы доставить тебе письмо, – ответила пегаска, роясь в своих сумках в поисках свитка, который написала Твайлайт. – Тебе нужно научиться отвечать на письма. Это уже третье, которое тебе послали.
– От кого? – спросил Басенджи, удивленно склонив голову набок.
Спитфайр наконец нашла свиток и зажала его в зубах.
– Твайлайт Спаркл.
Пес схватил свиток и одним движением когтя сорвал восковую печать.
– Твайлайт Спаркл прислала тебя? – поспешно спросил он, разворачивая письмо и просматривая его. – Она пыталась связаться со мной? С ней все в порядке? Что-то произошло?
– Все в письме, – ответила Спитфайр. Судя по его реакции, он, вероятно, не получил других писем, отправленных единорожкой, что было хорошо, поскольку это означало, что он не намеренно игнорировал призывы Твайлайт о помощи.
Басенджи пробежал глазами текст, и кровь медленно отхлынула от его морды, пока он читал. На середине письма у него подкосились ноги, и Басенджи рухнул на задницу. Джембе и Чага сделали движение, чтобы броситься к нему, но барабанщик отмахнулся от них, не отрывая глаз от страницы.
– Это правда? – дрожащим голосом спросил пес, добравшись до конца письма.
– Я его не читала, – призналась Спитфайр, – но поскольку его составила Твайлайт, то все написанное в нем соответствует ее словам.
Басенджи сидел на земле, глядя сквозь осторожно зажатое в лапах письмо. Внезапно, со вспышкой гнева, пес сжал свиток в кулаке.
– Пожалуйста, подожди здесь, – сказал Басенджи, вставая и грубо запихивая письмо в сумку. – Мне нужно кое с кем поговорить, но я скоро снова вернусь к тебе.
Спитфайр моргнула, увидев горящий злобой взгляд пса. Она не знала точно, что Твайлайт написала в письме, но выглядел он просто разъяренным.
– Э-э, поняла, приятель. Прям тут и буду.
Басенджи повернулся, не сказав больше ни слова, и бегом направился обратно к лестнице. Два младших пса, должно быть, тоже заметили перемену в его настроении. Они поспешили за ним, тревожно лая и поскуливая на своем родном языке. Басенджи их проигнорировал. Учитывая, что Чага был достаточно взволнован, чтобы даже покинул свой пост, пегаска предположила, что Басенджи не из тех, кто часто выходит из себя. Существовала старая поговорка, которая утверждала, что нужно быть осторожным с тем, кто медленно впадает в гнев, и, по собственному опыту Спитфайр была склонна с ней согласиться.
– Подожди здесь, говорит, – пробурчала пегаска, вытирая пот со лба. – Как здесь может быть так жарко? Это то же солнце, что и в Эквестрии. Селестия, должно быть, просто ненавидит это место.
Спитфайр огляделась и, вздрогнув, обнаружила, что она не одна, как ей казалось. Еще один алмазный пес сидел неподалеку, на краю утеса, возвышающегося над долиной, и смотрел вдаль. Она, конечно, заметила его, когда подлетала, но он был таким тихим, таким неподвижным, что она совершенно забыла о его присутствии. Даже сейчас он был больше похож на статую, чем на живое существо.
Тихий пес был чуть крупнее Басенджи, хоть и ненамного, а по телосложению очень худым. На нем был дорожный плащ, похожий на тот, что был у Басенджи и Джембе, только коричневого цвета, такой же невзрачный, как и пес, который его носил.
– Эй! – крикнула Спитфайр. – Как дела?
Пес по-прежнему не реагировал, если не считать взмаха хвоста, поднявшего небольшое облачко пыли и сухой травы. Если бы не это легкое движение, пегаска могла бы вернуться к теории, что смотрит на статую, возвышающуюся над долиной, напоминая горгулью, взгромоздившуюся на парапет старого здания.
– Эй, я с тобой разговариваю! – крикнула Спитфайр чуть громче. Пес по-прежнему не реагировал, поэтому она раздраженно откинулась назад на ствол дерева и начала рыться в седельной сумке в поисках чего-нибудь пожевать. – Оставили меня здесь одну, на жаре, с глухим псом. Лучше бы этот Басенджи стоил таких хлопот.
– Ждите здесь, – твердо приказал Басенджи, поворачивая за угол, откуда была видна дверь в логово Шибы.
Джембе и Чага следовали за ним всю дорогу от поверхности. До сего момента он ни слова им не сказал, и на половине пути к логову они прекратили попытки добиться от него ответа. Внезапности, с которой Басенджи нарушил молчание, должно быть, хватило, чтобы удивить их и заставить подчиниться.
– Говорящий Басенджи, – начал Чага ровным, но напряженным от беспокойства голосом, – это логово Альфы Шибы. Мне… мне пойти с тобой?
– Ждите здесь, – повторил Басенджи.
Дверь в логово Шибы была сделана из того же железа, что и любая другая дверь в норе, а его положение альфы в стае демонстрировал алмаз, вплавленный на уровне глаз. Что было бесполезным проявлением тщеславия, учитывая, что к логову Шибы был прорыт отдельный тоннель, так что вряд ли можно было случайно постучать не туда.
Басенджи повернул ручку и без стука распахнул дверь. Поскольку каждый пес был способен легко прокопаться сквозь стену чужого логова, войти без стука или получения разрешения было тяжелым оскорблением.
Шиба, к его чести, не выглядел удивленным тем, что к нему заявились без предупреждения. Он сидел перед очагом с огненными камнями, горящими под котлом, достаточно большим, чтобы накормить целую семью. Пес держал в одной лапе глиняную миску и ел, как впрочем всегда, когда Басенджи его видел.
– Ты не из тех, кто ведет себя грубо, – произнес альфа, вываливая содержимое миски обратно в котел, – поэтому предполагаю, что у тебя должно быть веское оправдание для вторжения в мою личную жизнь.
– Я желаю слышать подобного от твоей жирной, невежественной рожи, – выплюнул Басенджи. – Ты достаточно вторгался в мою личную жизнь, чтобы лишиться права винить меня за то же самое.
Шиба посмотрел в потолок, склонив голову набок.
– Вторгался в твою… Это опять из-за твоей почты?
– Ты сам прекрасно об этом знаешь! – рявкнул барабанщик. – Посыльный только что принес мне еще одно письмо.
Он порылся в своей сумке и, вытащив свиток, потряс им в воздухе.
– Это от Твайлайт Спаркл – и уже третье подобное письмо. Ты, вероятно, читал два предыдущих, так что могу предположить, что ты точно знаешь, что написано в этом. С чего ты вообще решил совершить такую глупость и скрыть все это от меня?
– Потому что это не твое дело, – холодно ответил Шиба, потянулся за длинным стальным черпаком и начал помешивать то, что было в котле. – Забудь об этом письме.
– Не мое дело? – переспросил Басенджи. Он не мог поверить в то, что слышал. Несмотря на все оскорбления, которыми он осыпал главу стаи, тот на самом деле был не так глуп, как прикидывался. – Как ты можешь так говорить? Ты присутствовал, когда я объяснял отцу, что случилось с Динго. Ты были там, когда мы обсуждали возможность того, что исполнитель этого отвратительного деяния все еще на свободе. Твайлайт Спаркл подтвердила существование этой твари и говорит, что она в Эквестрии, и ты вдруг решил, что это не мое дело?
Шиба сердито зарычал, оскалился и швырнул половник в стену, забрызгав пол содержимым.
– Мне до кошачьей жопы, что происходит в Эквестрии, и тебе тоже должно быть так же! – рявкнул альфа, поднимаясь во весь рост, пытаясь использовать в качестве аргумента свой размер. – Какой-то монстр бегает там и жрет пони? Замечательно! Пускай набивает ими брюхо, пока не лопнет! Между ним и нами целый океан, так что это их проблема, а не наша! А теперь перестань сомневаться в моем лидерстве и возвращайся к своим обязанностям перед стаей!
Басенджи прищурился, отказываясь поддаваться страху от такого.
– Я уже однажды говорил тебе, что ты даже не представляешь, в чем заключаются мои обязанности, и твои слова это лишний раз доказывают. Не подвергать сомнению твое лидерство? Ты не мой лидер – я барабанщик. Ты не имеешь права вмешиваться в мои дела.
Басенджи сунул письмо обратно в сумку и повернулся, чтобы уйти.
– Куда, по-твоему, ты собрался? – рыкнул Шиба. – Мы еще не закончили.
– Нет, закончили, – ответил Басенджи, не поворачиваясь, ведь говорить, глядя в глаза, было проявлением уважения. – Я еду в Эквестрию. Барабанщик идет туда, где он нужен, а нашей сестре нужна моя сила.
– Ты никуда не едешь, – угрожающе прорычал Шиба, – или я прямо тут переломаю тебе ноги. Ведь они тебе не понадобятся, чтоб играть на барабане, верно?
Басенджи усмехнулся.
– Я не боюсь тебя, Шиба. Никогда не боялся и никогда не буду. Да, псов, достаточно сильных, чтобы на равных драться с тобой, можно пересчитать по когтям одной лапы, но я знаю по крайней мере двоих, что уважают меня больше, чем тебя. Один из них – мой дядя, а второй стоит снаружи в коридоре. И ни один из них не будет рад, если мне причинят вред.
Больше никаких угроз в его адрес не последовало, и барабанщик направился к двери.
– Басенджи, подожди… пожалуйста.
Пес замер, услышав умоляющий тон альфы. Шиба всегда был гордым псом, что граничило с высокомерием. Басенджи никогда раньше не слышал, чтобы вожак искренне произносил слово “пожалуйста”.
Шиба стоял на коленях, упершись передними лапами в пол. Он выглядел испуганным, даже паникующим.
– Пожалуйста, – повторил он. – Пожалуйста, останься.
– Шиба… Я… Я никогда раньше не слышал, чтобы ты просил.
– Ты думаешь, мне этого хочется? Я делаю это ради нашей стаи. Салюки застрял в этом заброшенном городе-гробнице, Джембе еще щенок, а Динго безумен. Если ты уйдешь, то здесь не останется никого, кто сможет нас защитить. Что, если этот монстр решит вернуться за нами так же, как он пришел за Динго и другими? Он приходил к ним во сне. Он манипулировал самим Великим Анубисом! Ты не можешь оставить нас на его милость… пожалуйста. Я не смогу защитить стаю без твоей помощи.
Пока Басенджи наблюдал, как огромный альфа умоляет его остаться, в его ушах зазвенели слова, сказанные дядей менее часа назад.
“Барабанщики не знают, каково это – быть бессильным. То, что ты знаешь, то, что ты можешь сделать, заставляет даже самых сильных из нас чувствовать себя беспомощными”.
Внезапно дела и поведение Шибы за последние несколько месяцев обрели смысл. Он был привержен традициям вожаков и использовал свой размер и силу, чтобы запугать любого из тех, с кем не мог договориться. Шиба, должно быть, понимал, что не сможет добиться своего, просто разговаривая с Басенджи, поэтому решил поступить так, как делал всегда, когда слова не помогали – укоротить поводок и надеяться, что сможет напугать отступника и заставить подчиниться.
Шиба был напуган. Он был вожаком стаи, и поэтому правда о произошедшем была известна ему во всей полноте. В отличие от остальных членов стаи незнание не защищало его от ужасающей реальности, и, вероятно, это потрясло его до глубины души. Шиба был силен, он был прекрасным бойцом, он был лидером, но ни сила, ни воинское мастерство, ни лидерские качества не могли помочь против врага, способного поработить бога. Акита хорошо это передал, сказав, что когти и клыки ничего не значат для существ, повелевающих тенями и кошмарами. Только Пути могли защитить стаю, и только барабанщики знали Пути.
Басенджи никогда не любил Шибу, но и ненависти к нему он никогда не испытывал. Барабанщик подошел к крупному альфе и ободряюще положил лапу ему на плечо.
– Встань, пожалуйста, – попросил он. Вожак сделал, как ему сказали. – Я должен идти. Если эта тварь пустила корни в Эквестрии, мне следует считать, что она сделала это не просто так. Я не могу пустить все на самотек. Я не верю, что оно не угрожает нашей стае. Это угроза для всех псов. Для всех живых в этом мире.
– Но должен же быть кто-то еще, кто может туда отправиться? Может, Салюки удастся убедить или какого-нибудь барабанщика из другой стаи.
– Другой барабанщик, возможно, и мог бы справиться с этой задачей, но я был тем, кого позвали, – ответил Басенджи, покачав головой. – Я уже был вовлечен в эту историю, и поэтому должен довести дело до конца.
Шиба выглядел так, как будто хотел продолжить спор, но покорно кивнул и мягко стряхнул лапу Басенджи со своего плеча. Вожак подошел к месту, куда отшвырнул черпак, поднял и тщательно протер о жилетку, которая и так не блистала чистотой.
– Почему ты такой упрямый? – спросил Шиба, накладывая тушеное мясо в свою миску.
Басенджи ухмыльнулся.
– Я только что подумал о тебе то же самое, – уходя, он все же добавил: – Если что-то пойдет не так, посылай за моим отцом.
Шиба пренебрежительно махнул лапой, делая вид, что сильно занят едой и не может нормально попрощаться.
– Осторожней там, – пробормотал альфа негромко, практически неразличимо за скрипом дверных петель.
Логово Салюки наполовину было жильем, а наполовину библиотекой. Собственная коллекция книг Басенджи никогда не была особо крупной просто потому, что у него всегда был доступ к личной библиотеке отца. Салюки провел всю жизнь, собирая книги и сказания, да и сам написал немало.
История псов была длинной, но не забытой. Предполагалось, что барабанщик должен знать сотни песен разной длины и сложности, но песен было больше во много раз. Старые песни и песни, которые стали менее актуальны в современные времена, записывались при помощи скорописи, способ расшифровки которой был известен только барабанщикам.
Басенджи стоял перед одной из книжных полок своего отца, листая песенник с хрупкими пожелтевшими страницами, написанный его прапрабабушкой. Пес раздраженно фыркнул и поставил книгу на место, после чего достал еще несколько томов, отчего железные полки застонали от изменившейся нагрузки, и сложил их на пол рядом с собой.
– Я не понимаю, – произнесла Джембе из-за его спины. – Как ты можешь снова уезжать?
– Твайлайт Спаркл нуждается в моей помощи.
– И вот так просто ты снова уходишь? Что нам делать, если кому-то понадобится твоя мудрость?
– Такое случается не часто, – ответил Басенджи, пожимая плечами. – Но если кому-то понадобится наставление, они его найдут. Я как раз сегодня говорил кое-кому, что мудрость находит тех, кто ее ищет.
Джембе усмехнулась и надменно скрестила лапы на груди.
– Это не то, что я жажду услышать от пса, который должен быть моим наставником. А как насчет моего обучения, а? Кто будет меня учить?
Басенджи оторвался от сортировки книг и приподнял бровь. Он обвел комнату лапой, указывая на множество полок, забитых книгами.
– Ты же умеешь читать, – язвительно ответил барабанщик. – Не думаю, что тебе придется далеко ходить за мудростью, которую ты ищешь.
– Мне не нужны книги, мне нужен учитель, – отрезала Джембе, раздраженно топнув ногой и передвинув лапы так, чтобы скрестить их поплотнее. – Если ты уходишь, то и я с тобой.
– Ты никуда не идешь, – твердо заявил Басенджи. – И тебе не нужно, чтобы я держал тебя за лапу до конца тренировок. Ты уже очень близка к завершению своего обучения. Ты сможешь завершить его самостоятельно.
– И как я должна узнать, когда его закончу, а?
– Ты узнаешь.
– Как?
– Потому что оно закончится, – ответил Басенджи, снова пожимая плечами и возвращаясь к просмотру книг.
Ему пришлось постараться, чтобы не улыбаться, пока он водил бедную ученицу кругами. Возможно, было не совсем красиво настолько туманно говорить с ученицей. Так-то оно так, но одновременно таковы были традиции, и еще это было весело, очень весело. Мечтой каждого ученика было однажды оказаться на месте такого же неприятно расплывчато и загадочно выражающегося учителя, каким был для них их собственный, и Басенджи хотел выжать из этой ситуации все, прежде чем отправится в свое путешествие.
– Ну, тогда я как раз закончила обучение, – сообщила Джембе. – Вот только что это поняла.
Басенджи улыбнулся.
– Ты действительно в это веришь?
Джембе запрокинула голову и застонала.
– Ох, ну почему все должно быть таким сложным?
– Ты поймешь, когда станешь старше… – напел барабанщик.
– Теперь ты просто ведешь себя как придурок.
Басенджи рассмеялся, засовывая пару маленьких песенников в сумку. Он оставил стопку книг на полу и приступил к осмотру следующего шкафа. В комнате так и осталось еще несколько стопок книг.
– Тогда сделай этому придурку одолжение и расставь книги за меня, пожалуйста. Спитфайр ждет, и мне надо будет отправляться как только Чага вернется с вещами, которые мне нужны.
Джембе начала колебаться, но после секундного размышления шагнула вперед и начала расставлять книги на места. У нее получалось чуть ли не быстрее, чем Басенджи их снимал. Частью обучения под руководством Салюки был способ организации библиотеки, и Басенджи должен был признать, что ее система была намного лучше, чем та, которой отец научил его самого – пихай книгу туда, куда она влазит.
– Я все еще не понимаю, почему я не могу пойти с тобой, – спросила Джембе.
– Потому что ты не готова нести такое бремя, – мягко объяснил Басенджи. – Там может быть опасно, и не думаю, что твой отец был бы рад, что я втягиваю тебя во что-то подобное.
– Тем больше причин, почему мне стоит отправиться с тобой. Тебе может понадобиться помощь. Я тоже барабанщик. Если есть необходимость в моем мастерстве, то разве не лучше мне тоже быть там?
– Даже если бы ты закончила свое обучение, я бы не хотел вовлекать тебя во все это.
– Из-за того, что случилось с Динго, да? – спросила Джембе, понизив голос до полушепота. – Твайлайт Спаркл была там, когда ты нашел его, и теперь она пишет тебе по делу, настолько срочному, что ты бросаешь все, чтобы отправиться к ней… Это ведь не просто болезнь, верно? Что-то… что-то сделало это с Динго, да?
Басенджи сделал глубокий вдох, задержал дыхание и наконец выдохнул. Он мог соврать ученице, но она была достаточно умна, чтобы догадаться об этом.
– Да, – ответил пес, решив, что такая доля правды не повредит.
– И теперь ты собираешься отправится за ним.
Басенджи положил еще одну книгу в сумку на боку.
– Да.
Он почувствовал, как его младшая кузина обняла его и уткнулась мордочкой ему в грудь.
– Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал.
Басенджи обнял ее в ответ и осторожно почесал за ушами.
– Я не буду врать тебе и говорить, что такого не случится, потому как всякое бывает, – признался он. – Но я тебе могу обещать, что не буду один и что сделаю все, что в моих силах, чтобы оставаться в безопасности.
Они посидели так некоторое время, Джембе вцепилась так, словно никогда больше не увидит двоюродного брата, пока Басенджи чесал ее за ушами. В какой-то момент входная дверь скрипнула, но Чага остался в коридоре, давая им минутку уединения.
Джембе наконец отстранилась, вытирая глаза внутренней стороной плаща, и позвала приятеля войти.
– У меня есть то, что ты просил, Говорящий Басенджи, – сообщил Чага, складывая на пол то, что он принес.
Страж сходил до логова барабанщика и забрал все необходимое для путешествия – мешочек с золотыми монетами, один из драгоценных камней, несколько книг, горсть полосок сушеного мяса и большой бурдюк с водой. Басенджи сложил все это в свою сумку, отчего она заметно потяжелела и раздулась. Пришлось отрегулировать ремень, чтобы это учесть.
Закончив приготовления, он поцеловал Джембе в макушку и грубо хлопнул Чагу по плечу.
– Берегите друг друга и ведите себя хорошо. И закончи расставлять книги.
Басенджи покинул логово Салюки и направился на поверхность. По пути он встретил несколько псов, и хотя они с любопытством на него поглядывали, вопросов куда это он направляется никто не задавал. Слух о том, что он ушел, разнесется достаточно скоро.
До поверхности он добрался быстро и без происшествий. В последний раз, когда Басенджи отправился в путешествие, это происходило глубокой ночью, и он проскользнул мимо часовых, прокопав ход из тоннеля неподалеку от поверхности. Теперь он снова отправлялся в путь, на этот раз прекрасно осознавая опасность, с которой может столкнуться. Его первое приключение чуть не привело к гибели от обезвоживания посреди пустыни и, поднимаясь по ступеням, барабанщик тихо пообещал себе, что в следующий раз, когда он будет готов к встрече с Анубисом, он будет очень старым псом.
Судя по положению солнца на небе, им как раз должно было хватить времени добраться в Занзебру до темноты, если отправятся немедленно. Спитфайр ждала под акацией, которую облюбовали Джембе и Чага.
Пегаска встала, когда Басенджи приблизился к ней, и бросила взгляд на его битком набитую сумку.
– Мне было интересно, почему ты так долго.
– Мы отправимся через минуту, – сообщил пес, проходя мимо нее. – Я должен попрощаться и тогда буду готов.
– Я с ним недавно поболтала, – сказала Спитфайр, кивнув головой в сторону Динго. – Крайне разговорчивый парень.
– Как скажешь, – хохотнул Басенджи.
Он стоял рядом с Динго, присоединяясь к бдению своего брата, непрерывно глядящего вдаль.
– Эквестрия находится там, куда ты смотришь, – Басенджи высказал вслух то, что теперь стало для него очевидно.
Ухо Динго дернулось.
– Я знаю, ты слышал, о чем мы говорили, – продолжил Басенджи. – Ты знаешь, что я получил письмо от Твайлайт Спаркл. Она нашла того, кто ответственен за запечатывание Великого Анубиса в твоем теле. Это за ним ты все время следил.
Ухо Динго снова дернулось.
– Судя по описанию в письме, думаю, я знаю, что оно такое, но мне нужно будет уточнить по старым песням, прежде чем я решусь сказать это вслух. В любом случае, я остановлю его. Я тебе обещаю.
Динго протянул лапу и легонько почесал брата за ухом, и этот жест был так похож на то, что делал сам Басенджи, когда разговаривал с Джембе, что он не смог сдержать громкого смеха.
– Я больше не щенок, – пронзительно заскулил пес, стараясь подражать голосу своей маленькой кузины.
Ухо Динго дернулось. Он перестал чесать за ухом и несколько раз по-братски похлопал Басенджи по голове, достаточно сильно, чтобы стало больно.
Барабанщик со смешком отбросил лапу.
– Хватит. Я должен идти… Если не вернусь, присмотри за нашей стаей, хорошо? Особенно за малышкой Джембе.
Басенджи развернулся и пошел прочь.
– Будь сильным.
Басенджи замер при звуке знакомого голоса, который он не слышал больше года. Он медленно повернулся, широко распахнув глаза и недоверчиво уставившись на брата. Динго сидел повернув голову и глядя через плечо, с широкой улыбкой на морде.
– Ты что, только что?..
Улыбка Динго почти незаметно стала чуть шире, прежде чем он наконец отвернулся.
– Эй, ты идешь? – крикнула Спитфайр. Она уже надела свои седельные сумки и закрепила их. – Если ты вдруг не умеешь летать, то нам предстоит долгая прогулка до города.
– Да… Да, иду, – ответил Басенджи, и вместе они направились в Занзебру.
К началу ^
⇦ Назад
Далее ⇨
3 комментария
Огромное спасибо.