Мифы и наследия (Том 2, Пролог)

Автор: Tundara
Оригинал: Myths and Birthrights
Рейтинг: T
Перевод: RePitt
Редактор: Randy1974, Shaddar, Arri-o

На пороге двадцать первого дня рождения простая жизнь Твайлайт Спаркл переворачивается с ног на голову. Получив то, что было ее по праву рождения, Твайлайт приходится иметь дело с тремя новыми аликорнами. Никто не знает, откуда они появились и чего хотят, а аликорны в свою очередь, похоже, намерены прятаться и скрывать свои цели. Чтобы узнать правду, Твайлайт отправится в далекие древние земли со старыми и новыми друзьями.

Ponyfiction

ПрологВ долине стоял необычайно холодный летний день.

Или, скорее, это должен был быть день.

Жители городка собрались небольшими группками перед своими маленькими домами, переговариваясь вполголоса и бросая обеспокоенные взгляды на темное небо на востоке. Если верить звону колоколов на новой часовой башне, прошло три дня с тех пор, как солнце в последний раз показывалось над горизонтом, и с его уходом в небе воцарилась вечная ночь.

Поначалу это было в новинку.

Принцесса Селестия немного запоздала. Это уже само по себе было слегка странно. Хотя пони из долины мало что знали о принцессе, проживающей за океаном, но они знали, что она всегда следовала альманахам, которые печатала Эквестрия. То, что принцесса не просто опоздала, но и вообще отсутствовала, было невозможно даже представить.

Сначала жеребята, как обычно, принялись за игры. Они бегали и смеялись вокруг уличных фонарей, пользуясь замешательством родителей и непривычной темнотой, устроили игру в прятки, ранее невиданного размаха. Жеребчики и кобылки постарше рассказывали истории о привидениях, и в целом жизнь продолжалась так, словно ничего не случилось.

К вечеру настроение у всех начало портиться. Родители загнали детей в уютные и безопасные дома, целуя их в лоб и пытаясь справиться с собственными страхами. Все молились, чтобы через несколько часов Сол поднялся над восточным краем диска, и все вернулось на круги своя.

Некоторые взрослые и вовсе не спали в ту ночь, а с приближением предполагаемого по времени рассвета начали собираться в храме. Они приходили друг за другом, как верующие, так и атеисты, и все склоняли головы в молитве Фауст и Селестии о возвращении солнца. У местной Говорящей, жрицы Фауст в сельском городке, рядом с кафедрой стояли большие, искусно сделанные напольные часы, и она пристально смотрела на них, как будто этим могла заставить Сола вернуться на небо.

Часы пробили пять, и все на скамьях повернулись, чтобы посмотреть в окна на восточный склон горы. Они прижались друг к другу, вглядываясь, ожидая, надеясь на долгожданное золотое сияние, которое возвестит о солнце и возвращении порядка.

К полудню началась паника, и ощущение новизны исчезло даже у жеребят.

Пони словно ослепли и оглохли, потому что Эквестрия лежала в двух месяцах пути от их берегов и из тех далеких земель не приходило никаких известий. Любое сообщение нужно было доставлять на корабле через бурное море и бушующие шторма. Единственным способом ускорить процесс было использование курулитовых свечей, и для передачи писем между Эквестрией и Пранцией существовало всего две пары. Обе они находились в столице, и все что было через них передано, это запросы о предоставлении информации. В ответ последовало лишь молчание. Не то чтобы об этом знал хоть кто-то за пределами высших эшелонов правительства Пранции. Эквестрия, по сути, была отрезана от остальной части диска. И с это давящее молчание заставило даже королев старого мира осознать истинную хрупкость своего упорядоченного мира.

Не имея другого выхода, пони Пранции и всех прочих Старых Королевств молились.

Охваченные религиозным пылом пони заполонили улицы, сцепив копыта и склонив головы, они взывали к Селестии, умоляя ее вернуться и поднять солнце. Пони молились и молились, а когда их голоса охрипли и слова начали застревать в горле, они просто обнимали друг друга и плакали, пока силы совсем не покидали их и они не отправлялись домой спать.

На следующий день, хотя это было невозможно определить, так как луна стояла прямо в зените, неподвижная, холодная и безмолвная, как серебряная стражница, на которой больше не было лика Лунной Кобылы, отмечавшего его на протяжении целой тысячи лет, пони отправлялись обратно в храмы.

С опущенными от волнения плечами, Жардин Ревес вышла из своего дома, и как и предыдущим утром присоединилась к медленно двигающейся толпе. Обычная кобыла, примечательная только своей приземленностью, она всего лишь расчесала свою ярко-оранжевую гриву, чтобы та не выглядела слишком растрепанной на фоне мягкой коричневой шерсти. Прижав уши и низко опустив голову, она растворилась в толпе, как и надеялась.

В отличие от окружающих, кобыла была одинока в толпе. Ни мужа, ни сестры по табуну, никого, кто мог бы утешить ее. Ее дом никогда не слышал пронзительного крика жеребенка. Дом, который она унаследовала от своей матери десять лет назад.

Поглощенные своими заботами, жители деревни едва замечали ее, и ни один из них не произнес ехидной насмешки в адрес «бедной старой девы» достаточно громко, чтобы она услышала.

Приближаясь к храму, Жардин заметила нескольких кобыл, ответственных за большинство обидных сплетен. Проходя мимо, она услышала, как одна из них сказала другой:

− Что, если это правда? Что, если Селестия мертва? Или заключена в тюрьму каким-нибудь мерзким демоном? Левиафан! Ужасная тварь пробудилась и, ненавидя Сол, обвила Его своими бесконечными кольцами, забирая свет, чтобы никто, кроме нее, не мог наслаждаться его теплыми лучами.

Не успел первый панический шепот пролететь по толпе, как в деревне появились представители Сестринства Имен.

Они пришли, распевая песнь на древнем языке Тулезии. Хотя Жардин не могла понять слов, в нежном припеве было ясно выражено настроение. Голоса Сестер были такими спокойными и жизнерадостными, что, казалось, на высоких нотах они поднимались ввысь, чтобы коснуться самих звезд, а затем становились тише, окутывая встревоженную толпу, как уютное одеяло. Это была молитва Spiritus Domini Harmonious, и она была исполнена с такой убежденностью, что жители деревни начали падать на колени и плакать.

Жардин отошла в сторону и прошептала свою тихую молитву.

−  Фауст Инвиктус, где бы ты ни пряталась, ты нужна. Пожалуйста, помоги нам. Помоги вернуть Сол на небеса. Верни нам свою дочь. Пожалуйста.

Как и тысячи других молитв, звучащих в этот момент по всему диску, она осталась без ответа. Хотя этого кобыла и ожидала. Если бы кто-то и мог услышать ответ богини, это точно была бы не одинокая, всеми покинутая цветочница.

Вместо того чтобы возносить еще одну бесполезную молитву, Жардин наблюдала за Сестрами.

Во главе процессии, одетая в простые белые одежды, шествовала аббатиса из близлежащего монастыря, держа в магической ауре посох с шестью кольцами. При каждом его движении кольца звенели, создавая мягкую мелодию, под которую можно было петь. К посоху, чуть ниже колец, был прикреплен простой фонарь, колеблющийся огонь которого освещал путь.

На протяжении почти бессчетных поколений Сестринство жило в своем монастыре в глубине долины. Построенный на вершине утеса, высоко в горах, монастырь был виден за много лиг, даже с холмов в устье долины. Это было впечатляющее строение, в котором сотни Сестер жили в длинных многоэтажных зданиях, окружавших белый каменный фасад. На протяжении веков они прорыли в горе сеть туннелей и комнат, похожих на соты, вынутый камень использовался для создания новых и более величественных пристроек к внешнему строению. Контрфорсы, подобно крыльям пегасов, реяли над обрывом, и высокие стены, казалось, опирались просто на воздух.

К удивлению жителей деревни, Сестры не повернули к храму и не остановились на широкой площади, а продолжили свой путь, свернув на узкую тропинку, за которой почти не ухаживали и которая вела к одному из небольших ответвлений долины и заканчивалась у руин усадьбы.

Никто в деревне не знал, когда она была изначально построена или когда была заброшена, лишь то, что это произошло задолго до основания деревни. Несмотря на то, что за руинами не ухаживали в течение бесчисленных лет, они сохранились в удивительно хорошем состоянии. Величественное сооружение высотой в три этажа, при его строительстве и создании давно заросших садов была использована могущественная магия, которая уберегла все от воздействия времени.

Под пустыми окнами громоздились осколки витражей, а птицы и прочая мелкая живность уже давно использовали прогнившую мебель в качестве жилища. Толстый слой плюща обвивал все строение, его побеги пробивались сквозь голубую черепичную крышу, так что все здание казалось похожим на огромный холм.

Это было жуткое место, населенное призраками, и жители деревни обычно сторонились руин.

В тот необычный день, подгоняемые верой, страхом или просто неуверенностью в том, что еще они могут сделать, пони последовали за Сестрами по заросшей тропинке.

Пока все шли туда, жители деревни подхватывали мелодию песен Сестер, добавляя свои прерывистые голоса, которые становились все увереннее по мере приближения к усадьбе. Жардин поймала себя на том, что присоединилась к хору, и мелодия наполнила ее грудь нежным теплом, пока песня текла вверх по стенам долины к мерцающим звездам.

Как только она переступила невидимый порог между деревней и руинами, кобыла подняла голову и остановилась, следующие несколько слов песни застряли у нее в горле. Там, прямо над вершиной горы, мерцали Три Сестры: Алнитак − Каменная Звезда, Алнилам − Звезда Удачи и Минтака − Звезда Везения. В ту ночь Минтака сияла ярче своих сестер, и Жардин была уверена, что сами звезды сейчас наблюдают за долиной.

И тут до ее слуха донесся шепот, навязчивый и медленный, просачивающийся в промежутках между словами песен. Единорожка повернула голову, чтобы посмотреть, кто говорит, но никого не увидела. Всего лишь еще одну тропинку, нетронутая трава, покрытая росой, вела к черному склону утеса. Она хотела спросить ближайшего пони, рядом с ней, слышал ли он что-нибудь, но поняла, что слова замирают прежде, чем она успевает их произнести. Больше никто не обращал внимания ни на что, кроме песни.

Немного замедлив шаг, Жардин бросила тоскливый взгляд на тропинку, разрываясь между желанием продолжить путь с жителями деревни или пойти туда, куда она ведет. До ее ушей снова донесся шепот, на этот раз более настойчивый.

С дрожью на холке, она отделилась от процессии и направилась вниз по тропинке, ее уход никто не заметил, как и ее первоначальное присоединение.

Жардин быстро сбилась с пути, тропинка на каждом повороте терялась в ночи, деревья и тени формировали длинные, неясные очертания. Внутренний голос предупреждал ее вернуться к основной группе деревенских жителей. Она все еще слышала песню, и она была путеводной нитью, ведущей к безопасности табуна. На краю очередной поляны она чуть не поддалась этому позыву.

Тяжелые удары крыльев прогнали все подобные мысли, вытеснив их более насущным и первобытным страхом. Сердце бешено колотилось в груди, Жардин нырнула в самую глубокую тень, вглядываясь в усыпанное звездами небо. В нем она представила древних грифонов, сошедших прямо со страниц книжек с картинками ее юности, в доспехах, сверкающих в лунном свете, и изогнутыми, острыми как бритва клювами под холодными сверкающими глазами.

Из бархатной пелены ночи спустились пять пегасок. Прошли годы с тех пор, как Жардин в последний раз видела кого-то из этого племени, ведь лишь немногие из летучих пони селились вблизи гор. Их долина была настолько незначительной, что в ней даже не было погодной команды, и природные циклы были предоставлены самим себе. Планируя вниз, только перед самым приземлением, ударив копытами по мягкой земле, чтобы замедлить движение, они остановились. Единорожка увидела, насколько эти пегаски крупнее тех, которых она видела еще кобылкой, с крыльями, затмевающими луну и звезды.

Ни у кого из них не было худощавого телосложения или укороченных крыльев, характерных для стремительных летунов из западных Вороньих легионов. Каждая из прибывших была выше самого крупного жеребца в деревне, их головы были высоко подняты, а глаза устремлены вверх в ожидании.

Все кобылы были одеты по-разному: от широких поясов и накидок, украшенных их собственными метками, до маленьких круглых шляп. У ближайшей из них на шее висела стальная пейтраль, а над копытами плотно сидели бронированные поножи.

− Они опаздывают. Почему они опаздывают? − самая дальняя из группы заговорила угрюмым шепотом. − Мы все договорились на последней встрече собраться здесь всем вместе. Они что, забыли?

Кобыла дернулась и ударила копытом. Широкополая шляпка с белыми цветами, заткнутыми за ленту, была откинута назад, открывая поразительно яркие аквамариновые глаза. Поверх мягкой желтой шерстки было надето свободное зеленое платье в тон. В лунном свете шерсть сияла, как только что выкованная бронза, пегаска расхаживала взад-вперед по краю поляны, не сводя пристального взгляда со входа в долину.

− Тише, Поузи, они либо прилетят, либо нет. Беспокойство ничего не решит, − произнесла кобыла, стоявшая ближе всех к тому месту, где пряталась Жардин, с резким восточным акцентом Сталлионграда. Или, возможно, с северным. Единорожка никогда не умела различать акценты.

Каждое движение этой пегаски сопровождалось звоном металла о металл. Под пейтралью на ней была хорошо подогнанная кольчуга с металлическими вставками. Поножи, хотя и украшенные чеканкой, явно предназначались скорее для боя, чем для красоты. А на передних краях ее длинных крыльев сверкали серебристые лезвия.

Жардин уставилась на эту кобылу не только потому, что она была ближе всех, и поэтому ее было легче всего разглядеть. Настоящие крылолезвия было невозможно увидеть за пределами музеев и частных коллекций. Они стояли в витринах, как ценные предметы интерьера или семейные реликвии. Но что-то в этой кобыле подсказало единорожке, что она не только хорошо разбиралась в крылолезвиях, но и начала использовать их достаточно давно.

Поправляя свою развевающуюся мантию, расшитую драконами и цветами, третья из группы зашипела на своих товарищей.

− Это ненадолго. Госпожа нашла старый замок и готовитсяпротивостоять узурпаторше, − у нее был еще более сильный акцент, чем у ее спутницы в доспехах, словно она была родом с востока, возможно даже из Нипонии.

Эта пегаска была воплощением элегантности, словно сошла с восточной картины. Каждое ее движение было точным и выверенным, а каждый поворот головы − взвешенным для создания красивого эффекта. Ей место было не посреди глухого леса, а в бальных залах королев, где она на равных беседовала бы с герцогинями и принцессами.

− Значит, мы пятеро − это все, кто остался? − спросила четвертая с долгим, печальным вздохом. На ней, самой невзрачной из прибывших, были простые седельные сумки и плащ с капюшоном, который идеально сочетался с ее рыжевато-коричневой шерстью. Грязно-серая грива была стянута в простой хвост лентой в тон. Короткий нож для пони, не владеющих телекинезом, вроде тех, что используют моряки-земнопони, пристегнутый к левой передней ноге, был единственной вещью, которая отличала ее от местных пегасов, не считая роста, хотя она была несколько ниже всех в группе. − От дюжины осталось всего пятеро?

− Прошло несколько столетий с тех пор, как мы собирались в последний раз, и неудивительно, что наша численность сократилась, Майя, − заговорила последняя участница группы, ее голос был на удивление резким, с отчетливым гнусавым хакнийским акцентом, но с намеками на другой диалект, который Жардин не смогла определить.

В отличие от остальных, при ней не было ничего: ни платья, ни клинков, ни даже седельных сумок. Когда она стояла спиной к земнопони, черты лица пегаски почти невозможно было разглядеть, кроме фиолетовой шерсти, казавшейся ночью почти черной, и розовой, как жевательная резинка, вьющейся гривы.

− Вы уверены, что они не опаздывают? Мы не можем просто списать их со счетов как… уничтоженных, − воскликнула Поузи, заламывая копыта и бросая умоляющие взгляды на своих товарищей. Сосредоточившись на кобыле в элегантной одежде, она спросила: − А как же Тяньгуань? Или Аспер? Ты не так давно разговаривала с ними, Тиан, верно?

− Тиангуань решила сразиться с узурпаторшей сразу по возвращении и решила отправиться в Эквестрию. Скорее всего, она больше не прилетит и мы ее никогда больше не увидим, − Тиан покачала головой, при каждом движении ее одеяние развевалось разноцветным облаком. − Что касается Аспер… Я предполагала, что она прилетит с Акамар.

− В прошлом году на ее деревню напал дракон, − крылья бронированной пегаски дрожали от едва сдерживаемого гнева, когда она говорила. − Она и монстр сразили друг друга. Ее потомки провели ритуал небесного погребения.

Остальные поникли под тяжестью утраты и горя, Поузи вытерла слезы с глаз. На несколько минут в группе воцарилось тишина, каждая из пегасок погрузилась в свои мысли. Жардин испытывала искушение сообщить о себе, но тот же шепот, который привел ее в это место, велел ей оставаться в тенях.

− Как вы думаете, остальные правы? Госпожа наконец явилась? − спросила Поузи, и ее тихий вопрос не столько нарушил тишину, сколько превратил ее в шум, похожий на падение листа на зеркальную гладь пруда. − Неужели пророчество наконец-то сбылось?

Акамар фыркнула и начала расхаживать по поляне.

− Я не верю ни в госпожу, ни в пророчества. Если она реальна и наконец-то пришла − хорошо. Если нет, то пусть так.

− Она найдет нас, − с непоколебимой уверенностью произнесла пятая кобыла, мотнув головой так, что грива взметнулась вокруг ее головы. − И мы будем теми, кем должны быть.

− Зана, нет никакой гарантии, что она восстановит нас, как восстановила Луну, − мягко заметила Тиан, пытаясь смягчить пыл сестры. − Как бы то ни было, ей нужно поторопиться. Эта ночь и так слишком затянулась. Наши сестры устают и слабеют. Им нужен отдых. Сол и Селена, возможно, смогут оставаться в небесах бесконечно долго, возможно, месяцы или годы. Но ни одна звезда не обладает и сотой долей энергии наших двоюродных родственников. Даже Огненная Звезда.

Акамар фыркнула, и на ее лице появилась игривая улыбка.

− Лучше бы Сириус никогда не слышать от тебя этих слов.

− Пха! − воскликнула Тиан с резким смешком. Она выпятила грудь под хихиканье своих сестер. − Я не боюсь Сириус. И никто из вас не должен! Она все еще прячется в небесах. Великая и могучая Сириус боится небольшого огня и падения. Но не мы. Мы все решили пасть. Ну, кроме тебя, Зана.

Пегаска с вьющейся гривой склонилась в легком поклоне.

− Ты же знаешь, я бы пала, если бы Луна только попросила. Я не держу зла за то, что она сделала. Никак иначе не получилось бы попытаться спасти маленькую мечтательницу.

− Может, ты и не винишь ее, но я не настолько снисходительна, − промурлыкал голос из теней, окутавших лес.

Мрак сгустился и принял новую форму: кобыла, казалось, не просто вышла на свет, а соткалась из теней. Ее темная шерсть и перья были чернее обсидиана в беззвездную ночь.

Пять кобыл застыли на месте, в их глазах вспыхнула смесь страха и ярости, когда они повернулись к новоприбывшей. Акамар агрессивно присела, лезвия на ее крыльях сверкали, но больше всего внимания привлекла невзрачная кобыла, серебристый огонь заиграл на ее крыльях, когда она отскочила к сестре.

− Что, никто не хочет обнять свою родную сестру? − вопрос шипел, как вода, пляшущая на раскаленной сковороде. Соблазнительно покачивая бедрами, пегаска прошлась по краю поляны, казалось, загоняя остальных в центр. Лунный свет, играющий на ее обсидиановой шерсти, с каждым шагом приобретал зловещий оттенок, усиливаемый дьявольской ухмылкой на ее лице и блеском в красных глазах.

По спине Жардин пробежала дрожь, как от ведра ледяной воды.

В то время как все остальные пегаски распространяли ауру силы, от этой исходила такая опасность, что у единорожки перехватило дыхание.

Тиан и Майя настороженно замерли, приближаясь к своим готовым к бою сестрам, а затем Поузи бросилась вперед с пронзительным криком.

− Алголь! Ты жива! − выкрикнула она на одном дыхании, прежде чем врезаться в незнакомку с темной шерстью и заключить ее в объятия. − Я думала, Винн и Элементы Гармонии уничтожили тебя! Как такое возможно?

− Уничтожили? Ха, Элементы Гармонии слишком безвольны и тупы, чтобы убивать. Нет, они просто заперли меня под землей, где свет наших сестер не мог достичь меня, − голос пегаски стал еще мрачнее, притворное веселье сменилось обвиняющим тоном. − Полторы тысячи лет я томилась во тьме, окруженная только духами и мертвыми. И все это время я задавалась вопросом: “Где мои сестры? Почему они не пришли за мной? Почему все черное и синее? Почему меня бросили?”

Отпустив сестру, Поузи в шоке попятилась. Дрожа, Алголь повернулась спиной к другим пегасам и уставилась в темноту, где пряталась Жардин. На мгновение их взгляды встретились, и холод пробрал единорожку до костей.

Она попыталась еще глубже вжаться в кустарник. Ее охватило чувство, что она вторглась куда не следовало. Однако эти рубиновые глаза не отпускали ее, пригвоздив к месту страхом. Жардин пожалела, что покинула процессию молящихся.

− Нам жаль, Алголь. Мы не знали, − голос Поузи был мягок от горькой правды. − Если бы знали… Винн поклялась ужасной клятвой Фауст, а потом, война и лед… Когда с севера пришли Элементы Гармонии, а тебя нигде не было, мы подумали, что ты погибла. Тебя не бросили. Не мы.

По телу Алголь пробежала дрожь, и она стиснула зубы.

− Сейчас это вряд ли имеет значение. Что сделано, того не изменишь, − взмахом крыла она прекратила дальнейшие извинения или обсуждение. Этот жест, казалось, не успокоил Акамар, Майю или Зану, но на лице Тиан появилась улыбка облегчения, а Поузи просияла и подошла к черной пегаске. Когда она положила крыло ей на спину, Алголь спросила: − Почему вы здесь? Госпожа появится в Эквестрии. Разве не там ваше место? С ней и с лавандовыми криками?

Тиан и Майя попытались предостеречь Поузи, но прежде, чем кто-либо из них успел вмешаться, она ответила:

− Наши сестры уже помогли Найтмэр сбежать, и скоро ее сумасшествию придет конец. Мы здесь для того, чтобы увидеть, как первопричина самого безумия будет запечатана.

Из кармана платья Поузи достала большой чистый голубой бриллиант размером с копыто. Глаза Алголь остановились на драгоценном камне и расширились от ужаса.

− Вы обрекли бы ее на существование в серой пустоте? − вопрос вырвался из уст Алголь, перерастая почти в вой, который потряс Жардин в ее укрытии.

Она попыталась выкрикнуть предупреждение, но было слишком поздно. Алголь оттолкнула Поузи, пытающуюся сформулировать ответ, и ударила ее кончиком пера. Ночь наполнилась криком. Драгоценный камень выпал из копыта, Поузи отшатнулась, из ее глаз потекла блестящая алая струйка.

− Прости, сестра, но я не могу рисковать с твоим Взглядом, − Алголь подобрала камень и одним плавным движением бросила его в ожидающую темноту леса, в то время как Тиан и Зана поймали Поузи, Акамар и Майя, заняли оборонительную позицию по обе стороны от сбившихся в кучу пегасок. − Я бы хотела, чтобы все было по-другому, но ваши языки зелены от ядовитых слов.

− Алголь, она твоя сестра, − проревела Акамар. Она взмыла в воздух, изогнулась в коротком пике, звездный свет отразился от крылолезвий. Темная вспышка отбросила ее назад, и она, кувыркаясь, полетела к сестрам.

− Да, это так. И именно поэтому происходящее не доставляет мне удовольствия.

Алголь глубоко вздохнула, и в ее рубиновых глазах и голосе промелькнула темная злоба, когда она приблизилась к сестрам. Начавшись с ужасного шепота, от которого леденела душа, он все нарастал и нарастал; и с ужасной целеустремленностью пегаска запела.

Будьте прокляты…
Будьте прокляты…
Будьте прокляты вы все!
Из тёмной глубины пришла
И вам отмщение принесла,
Вас ждёт теперь чума и мор,
Чахотка, притворщицы, вот мой приговор!
Покроют кожу волдыри,
Грехи отравят изнутри!
Как и меня когда-то!
Будьте прокляты вы все!

Позади Демонической Звезды появилось черное жужжащее и извивающееся облако, в его глубине мерцали десять миллионов зеленых глаз. Высоко над головой небо затрещало, и на западе, скрытом за горами и деревьями, начало разгораться радужное сияние. Пятеро пегасок стояли на месте, Тиан и Майя объединили свои силы, чтобы создать мерцающий синий щит, который звенел, как колокол, под ударами облака.

− Сестра, пожалуйста! − Поузи умоляюще протянула окровавленное копыто, но Алголь не слушала, охваченная древней яростью и поглощенная заклинанием. − Не делай этого!

Вас ожидают муки Ада
И монстры жуткие из Мрака,
Их когти как ножи длины,
Клыки покрыты ядом.
Сожрут все ваши потроха,
И сны растают на века,
Как у меня когда-то!
Будьте прокляты вы все!

Живые тени поднялись вокруг и внутри щита, превратившись в гигантских чудовищных волков. Последовавший бой был коротким, но напряженным в своей первобытной свирепости. Вспыхнула магия, удары были встречены оскаленными зубами и криками боли, а холодный ветер вырывал деревья с корнем. Жардин моргнула, не в силах понять, что произошло, понимая только, что пегаски лежат на земле, прижатые тяжелыми тенями.

− Госпожа найдет тебя, Алголь. Она узнает о твоем предательстве. Это отзовется эхом в ее душе, как бы ты ни пыталась скрыть правду, − прорычала Тиан, тщетно пытаясь вырваться из лап, давящих ей на спину.

− Хорошо. Тогда, может быть, она закончит то, что начала ее сестра, и Демоническая Звезда наконец обретет покой, − Алголь подняла голову и посмотрела на запад, где радуга в облаках становилась все ближе и ярче.

Вас ожидает ураган,
Всю плоть с костей сорвёт буран,
Исторгнет ваши души в раз,
И в тьму утащит в тот же час,
От одиночества страдать,
Без формы мучиться и ждать,
Как я когда-то!
Будьте прокляты…
Будьте прокляты…
Будьте прокляты вы все!

Полосы эфира слетали с распростертых крыльев черной пегаски, когда она пела, вплетая их в тела своих сестер и вырывая их из хватки теней. Как бы они ни сопротивлялись, какие бы клятвы ни произносили на яростных выдохах, нити эфира не получалось разорвать. Яростная фиолетовая магия прокатилась по ним, и когда она достигла пони, они забились в конвульсиях и закричали. Они кричали от такого ужаса и боли, что Жардин больше не могла на это смотреть и вынуждена была отвернуться.

Она не видела последних мгновений пегасок и жалела, что не может выкинуть из головы звук их измученных голосов. Молнии с треском отскакивали от стен долины, пока их не заглушил приближающийся рев первичной магии.

Ночь, окутавшую долину, разогнал радужный ураган, небо превратилось в пенящийся, вращающийся поток. Разноцветные отсветы пламени упали на лес и далекий город. Отрывистые хлопки пронеслись над Жардин, сопровождаемые завыванием усиливающегося ветра. В центре стояла Алголь. Она кружилась и смеялась, широко раскинув крылья, вокруг нее парило пять сверкающих шаров; ее сестер нигде не было видно.

Единорожка не сразу поняла, что мерцающие опаловые шары − это и были пегаски.

Подобно прядильщице, Алголь вытягивала нити из сфер поющей энергии. Она кружилась и сплетала нити вокруг себя, пока они не повисли в воздухе, как паутина. Пегаска задвигалась быстрее, поднимаясь на задние ноги, взмахивая крыльями, создавая новые нити и разрывая старые. Ее дыхание участилось; песня надолго затихла в водовороте небес.

В облаках открылся глаз. Жардин увидела звезды, увидела, как они сияют ярче, чем когда-либо прежде, и поняла, что они смотрят на него в ответ.

Сквозь глаз хлынул столб ослепительного света. Притянутый какой-то невидимой силой, он врезался в сплетенные нити и Алголь. Черная на фоне серебристого сияния, она торжествовала победу, а затем вся долина погрузилась в пустоту.

Никакого света.

Ни звука.

А потом забрезжил рассвет.

Жардин несколько минут неподвижно лежала под кустами, глядя на золотистое сияние, разливающееся по горным вершинам. Сердце у нее в груди колотилось так, словно она только сбежала от мантикоры. Покрытые потом ноги дрожали, когда она заставила себя подняться и оглядела маленькую долину.

Тихое, уединенное убежище преобразилось. Толстые полосы почерневшей, обожженной травы и оплавленного камня тянулись от центральной точки до стволов деревьев. Пять хрустальных менгиров стояли неровным полукругом, отмечая последние места пребывания пегасок. А перед ними, в том самом месте, где произошел последний взрыв, лежала маленькая темно-синяя фигурка.

− Я уже начала думать, что ты осталась бледно-белой, − произнесла Алголь прямо над ухом единорожки.

Крик вырвался из ее пересохшего горла, она развернулась и оказалась нос к носу с кобылой из Бездны, которая с непринужденной легкостью ей улыбалась. Описав дугу, пегаска обошла вокруг Жардин, окидывая все вокруг рубиновым взглядом. Единорожка никогда раньше не чувствовала себя такой обнаженной и уязвимой, и задрожала. Она попыталась отодвинуться. Но Алголь не позволила ей, не отставая ни на шаг и неодобрительно прищелкивая языком.

− Я-я…

Взметнулось копыто, предупреждая любые оправдания или аргументы, которые могла придумать Жардин. То, что она могла бы сказать, ускользало, будто она пыталась поймать сетью дым. Во рту пересохло, она попятилась еще дальше, пока не уперлась в толстое дерево.

− Не волнуйся. Мои слова − золото и белизна, − улыбка стала почти успокаивающей, но что-то все равно было не так. В уголках глаз кобылы таилась неуловимая аура насилия. − Если бы я хотела убить тебя, то уже давно убила бы.

Пегаска отступила назад и, взмахнув крылом, чтобы Жардин следовала за ней, направилась в глубь долины.

Кобыла посмотрела в сторону, на тропинку, по которой она пришла, и на мгновение подумала о бегстве. Но ни одному единорогу не сбежать от пегаса. Любая попытка вызовет лишь гнев. И Жардин сильно сомневалась, что переживет этот гнев.

Если Алголь смогла так легко убить своих сестер, что она может сделать с ней?

Дрожа с каждым шагом все сильнее, Жардин приближалась к эпицентру заклинания. И там, среди пепла и остывающего шлака, лежала кобылка. Ей было не больше восьми, а может, девяти лет. На темно-синих боках едва можно было различить контуры метки. Она могла бы показаться мертвой, если бы не неглубокое дыхание.

Жардин бросила вопросительный взгляд на Алголь.

− Кто? Как?

− Она… моя подруга, − пегаска прищелкнула языком и поморщилась, потянувшись кончиком крыла, чтобы убрать прядь серебристой гривы кобылки с ее лица. − Нет, “подруга” − это слишком неточно. Мы с ней связаны. Тебе, смертной, этого не понять. Я не могу остаться здесь, а ей нужен опекун.

− Что? − единорожка отступила на шаг, чувствуя, как учащается ее сердцебиение. Каждый удар сотрясал грудь и сдавливал горло.

Еще один взмах крыльев Алголь, и в вихре магии появилась изысканная заколка для гривы. С величайшей нежностью она поднесла ее к уху кобылки и закрепила в гриве.

− Вот почему я позвала тебя сюда, − пегаска бросила косой взгляд на Жардин. − Вот почему я спела песню черной и зеленой. Кто-то должен присматривать за ней. Спрятать ее, обеспечить безопасность. Кто-то, но не я.

Сглотнув растущий комок в горле, единорожка поняла, что это была не просьба. Ее взгляд на мгновение опустился к перьям, запачканным кровью Поузи, и их неровным краям, которые выдавали совершенное ужасное преступление.

И все же она чуть было не сказала “нет”. Отказ кипел во рту, обжигая грудь, заставив все внутри сжаться.

Но кобылка зевнула. Она потянулась, шурша хвостом по золе, и перевернулась на другой бок, отбрыкиваясь задним копытцами от чего-то во сне.

− Я сделаю это, − ответила Жардин, и нервозность исчезла.