Мифы и наследия (Том 2, Глава 6)

Автор: Tundara
Оригинал: Myths and Birthrights
Рейтинг: T
Перевод: RePitt
Редактор: Randy1974, Shaddar, Arri-o

На пороге двадцать первого дня рождения простая жизнь Твайлайт Спаркл переворачивается с ног на голову. Получив то, что было ее по праву рождения, Твайлайт приходится иметь дело с тремя новыми аликорнами. Никто не знает, откуда они появились и чего хотят, а аликорны в свою очередь, похоже, намерены прятаться и скрывать свои цели. Чтобы узнать правду, Твайлайт отправится в далекие древние земли со старыми и новыми друзьями.

Ponyfiction

Том 2: Глава 6. Сетования на судьбуАид медленно пробирался через опустошенный Лурд, уголки губ были опущены. Вокруг него толпились живые, мертвые и умирающие. Керы пытались помочь душам умерших, разговаривая с ними тихими, ласковыми голосами, направляя их к рекам, скрытым в Зимних землях. Большинство слушалось, но некоторые задержались, цепляясь за пепел своих прежних жизней и близких, не в силах смириться со смертью.

Появлялось все больше и больше керов, выплывающих на своих широких крыльях из-за туманной завесы, разделяющей миры. В отличие от своих кузенов, танов, у керов было мало добрых слов. Несмотря на мягкость голосов и полные жалости взгляды, они направляли души тех, кто погиб насильственной смертью. Как результат, такие души часто реагировали гневом и угрозами. Чтобы направлять их в загробный мир, требовалась твердая воля.

По оценкам Аида, около десятка жителей Лурда откажутся подчиняться керам. Из них, возможно, трое продержатся достаточно долго, чтобы стать проблемой для города, если его станут восстанавливать. В конце концов, эти души станут призраками, а те, в свою очередь, могут стать духами различного рода, со временем превратившись в привидений или иную мерзость, досаждающую живым.

Если, конечно, их не отправить в Тартар.

Аид прямо сейчас мог бы одним жестом отправить туда все души. Но такое действие было ненужным и даже излишним. Со временем души смертных разберутся сами. Спешить было некуда.

Долгий вздох вырвался из горла жеребца, когда он был остановлен группой смертных, умолявших о помощи. Пони с опухшими от горя лицами так жалобно пресмыкались и хватаясь копытами за его ноги. Погребенная под обломками своего дома большая семья отчаянно цеплялась за жизнь, моля о спасении. Небольшая группа пони, пытавшихся разобрать завал, остановилась при приближении Аида, на их лицах отразилось дурное предчувствие.

Под обломками Бог Смерти чувствовал кобылу и трех жеребят. Так же были заметны следы еще нескольких других душ, уже унесенных керами. Пока Аид наблюдал, один из жеребят отправился за ними. Последний проблеск жизни угас. Пробираясь сквозь завалы, стема несла на спине жеребенка, возрастом не больше нескольких месяцев. Призрачный жеребенок жалобно плакал, молотя крошечными копытцами в поисках тепла и утешения родителей.

В Тартаре жеребята были единственными душами, к которым Аид относился с особым вниманием. Поскольку существовали специальные жнецы для самых юных, в мрачных и убогих уголках колоссального города были места, где эти души могли найти приют до тех пор, пока их не направят обратно на вечное колесо перерождений.

Стема не обратила внимания на Аида, обязанная действовать только в интересах безопасности жеребенка и обеспечить, чтобы он добрался до крепостей − сиротских приютов, разбросанных по Городу Мертвых. Мгновение спустя стема и ее подопечный перенеслись в Зимние земли и оказались на берегу реки Стикс.

Проведя языком по зубам, Аид наклонил голову и спросил:

− Зачем?

Группа пони была поражена вопросом, на их лицах отразились замешательство и гнев. Они повторили многое из того, что жеребец и ожидал. «Это правильный поступок. Чтобы спасти жизнь» и так далее. Все те же моральные аргументы, которые приводили смертные с момента своего сотворения. Аид уделял им ровно столько внимания, сколько они заслуживали.

Их жизни были столь быстротечны, о чем еще говорить?

Он слишком много времени тратил на смертных, Зевса и различные отвлекающие факторы, встречающиеся на пути. Его Артемида была где-то на этом диске, и это было все, что имело значение.

Расправив крылья, аликорн уже собирался взмыть в воздух, когда его внимание привлек один из этих отвлекающих факторов. Перебегая от группы к группе, Суар умоляла кого-нибудь из взрослых помочь спасти ее мать. В голосе кобылки слышались отчаянные нотки, но никто даже не пошевелил копытом, чтобы помочь ей. У всех остальных были свои проблемы и свои близкие, которых нужно было спасать. Как сам Аид проигнорировал их мольбы, так и пони Лурда игнорировали Суар.

Сотрясаясь от сдерживаемых рыданий, с срывающимся от усилий сохранить хоть какую-то надежду голосом, кобылка продолжала переходить от группы к группе. Пока не заметила Аида, одиноко стоящего возле разбитого фонтана.

Суар резко остановилась и хотела сбежать, но вместо этого подошла к жеребцу. Осторожно, как мышь, готовая юркнуть в ближайшую норку, она вошла в его тень. Глаза кобылки были большими и умоляющими, когда она смогла поднять взгляд от копыт к сурово нахмуренному лицу Бога Смерти.

− Мистер Аид, пожалуйста, моя мама… − Суар сглотнула и съежилась. − Больше никто не поможет. Я знаю, что она все еще жива, но у меня не выйдет спасти ее в одиночку.

На пристальный взгляд жеребца, кобылка совсем не походила на обычную пони. Проклятие, окутывавшее ее, не могло скрыть истинной природы. Сила, исходящая от нее, переполняла чувства, несмотря на сырую магию, оставшуюся после битвы. Суар была словно солнце среди тусклых свечей.

− Твоя мама? Ты не дочь…

− Я знаю, что она мне не настоящая мать! Я знаю. Это не имеет значения! − кобылка топнула копытом и вызывающе надула губы. − Она моя мама. Так вы собираетесь мне помочь или нет?

Аида качнуло на копытах от силы, мелькнувшей в полных слез глазах Суар. Он чуть не расхохотался. Тайны, окружавшие кобылку, пробудили любопытство, как бы неприятно ни было это признавать. Ладно, в последний раз можно и отвлечься.

− Хорошо, я обещаю спасти твою мать, если она еще жива. Показывай дорогу.

Судя по ошарашенному взгляду, которым одарила его Суар, та не ожидала такого ответа. Она пару раз моргнула и быстро пришла в себя.

− Точно. Сюда, − ответила она, развернулась и побежала через разрушенный Лурд. Аид последовал за ней куда более неспешным шагом.

Они не прошли и нескольких метров, когда на их пути возникла другая пони. Кобыла средних лет с опухшим от горя лицом посмотрела на жеребца и зарычала:

− Ты поможешь этой твари, когда она — причина всего этого? Если бы не она, с Лурдом все было бы хорошо. Она привела вас сюда, верно? Я видела, как ты разговаривал с ней перед тем, как разверзся Тартар и нас разлучили с нашими близкими. Ты называешь себя богом, но все, что я вижу, − это безразличный, бесполезный жеребец.

Аид не удостоил кобылу ответом и просто обошел ее.

− Все вы, аликорны, одинаковы! − закричала кобыла им вслед. − Пока вы тешите свое эго, вас не волнует, что происходит с другими пони.

С таким же успехом она могла кричать на ветер, получив столько же внимания в ответ. Дело было даже не в том, что Аид ее игнорировал, скорее, происходящее его так мало волновало, что ее слова не имели для него смысла, так же, как сверчки, скребущие своими лапками, не имели никакой цели, кроме как заполнить тишину.

Суар спешила по заваленным мусором улицам, мимо груд обломков, которые когда-то были домами, и деревьев, пылающих как погребальные костры, по когда-то оживленному городу. Разрушенные стены торчали, как кости древнего дракона, в туманном свете угасающего дня, облака разошлись, когда рассеялась буря Зевса. Вокруг оставалось все меньше и меньше пони, да и те, что были в оцепенении, брели сквозь дым, стелющийся по дорогам.

Возле останков тысячелетнего дуба, ствол которого был разрублен надвое каким-то случайным заклинанием, группа пони собралась помолиться, склонив головы и обнявшись. Аид замедлил шаг, чтобы прислушаться, удивленный их полными надежды интонациями. Когда их песнопение перешло в панихиду, их голоса приобрели завораживающую красоту, они оплакивали гибель жителей и просили Фауст о прощении и утешении.

Пони опустились на колени вокруг тела молодой кобылы у подножия дерева. Рядом с группой стояла душа погибшей вместе с кером. Она была милой, с шерстью цвета свежих подсолнухов и гривой нежно-розового цвета.

Аид остановился как вкопанный, не в силах отвести взгляд, когда увидел перед собой столь точное подобие своей Артемиды.

При виде него серые глаза кобылы наполнились страхом. Ее уши прижались к голове, а ноздри, хотя они больше не втягивали воздух, расширились, словно она готовилась сбежать. Только кер, положивший крыло ей на спину, удержал кобылу от бегства. Он успокоил ее достаточно, чтобы она смогла понять, что ей говорят. После произнесенных шепотом заверений мертвая пони отошла от своей семьи и робко приблизилась к Аиду.

− Ты Владыка Мертвых, − это был не вопрос, и кобыла попыталась улыбнуться, но от страха ее губы дрогнули, отчего она стала еще больше похожа на его Артемиду. − Ты можешь передать моей семье, что я не боюсь? Скажи им, что я рада, ведь они не пострадали.

Взгляд Аида метнулся за спину кобылы, к другим пони, которые закончили молиться и смотрели на него со смесью удивления и беспокойства. Он заметил, что рядом с ними Суар кусала губу, переминаясь с копытца на копытце в стремлении быстрее добраться до матери. Пристально глядя на душу, жеребец запомнил ее имя и все, кем она когда-либо была в этой последней жизни.

У кобылы было доброе сердце, хотя она и была склонна к бессмысленным ссорам и поддразниванию сестер, а также ревновала к вниманию, которое брат получал от их матерей. Откликнувшись на призыв о мобилизации, она и ее лучшая подруга вступили в армию, чтобы сражаться за свою Родину, дом и семьи. Затем, в их первом сражении, она позволила подруге детства погибнуть, подавленная грохотом пушек, криками и зловонием смерти, царившими на поле боя. Сожаление и чувство вины охватили кобылу, и за последние несколько лет не проходило и дня, чтобы ее не посещали ужасные видения последних мгновений жизни ее подруги. Именно из-за этого она смогла проявить решимость и защитить свою семью, когда небеса пылали огнем, а горы раскалывались. Единорожка вложила все силы в защитную магию, чтобы спасти близких, и они выжили благодаря ее самопожертвованию.

− Со временем ты сама сможешь рассказать им об этом, Солиэль, − ответил Аид, вызвав потрясенные шепотки пони. Жеребец обратился к керу: − Сообщи Ахерону, что Солиэль получила мое благословение и место в моем дворце.

После чего он развернулся и продолжил путь с Суар к ее дому, оставив собравшихся в замешательстве, а Солиэль − отбывшей вТартар.

Аид увидел искореженные остатки колокольни задолго до того, как они свернули к домику. Разрушения, которые поглотили Лурд, были здесь особенно сильны, всю улицу смело падение колокольни. Несколько деревьев все еще горели, придавая жутковатый оттенок разбросанным кирпичам и сломанным балкам.

Несмотря на все разрушения, жеребец почувствовал, что в развалинах дома остались в живых две пони. Одна была сильной и светилась там, где использовалась магия, а другая − слабая и хрупкая, как и многие другие в городе.

Развалившись на одном из колоколов, вылетевших из здания, когда оно рухнуло, кер кивнул Аиду при его приближении.

− Сколько еще?

Дух расправил крылья и ответил:

− Минуту или две, не больше. Вы намерены вмешаться? Это не похоже на вас, Владыка Аид.

Жеребец молча согласился. Не в его правилах было вмешиваться в дела смертных. Но он дал обещание, и будет верен своему слову.

− Отойди, − приказал он Суар, и магия потекла по рогу, искрясь вдоль тонкой трещины, идущей от основания к кончику.

Серебристо-зеленое сияние ауры окружило колокольню и подняло ее вместе со всеми остальными обломками, как единую массу. Куча стонала от того, что ее передвигали таким образом, целые каскады грязи сыпались сквозь мельчайшие щели в ауре, куча накренилась, зашаталась и попыталась развалиться на части. Аид отшвырнув все в сторону, где куча рассыпалась дождем из балок, кирпича и черепицы по дворам и близлежащим посадкам. Жеребец шагнул вперед.

В ложбине, оставшейся на месте дома, были Жардин и аббатиса Фрамбуаз. Слабые потоки магии сорвались с кончика рога настоятельницы и влились в тающие остатки щита, который сдерживал сокрушительный натиск обломков.

С благодарностью за их спасение на устах она подняла голову к Аиду, и слова застряли у нее в горле. Ее губы несколько раз шевельнулись, когда она попыталась прорваться сквозь пелену смущения, вызванного видом темношерстного бога.

Суар не стала дожидаться, пока они разберутся, и бросилась вниз, в неглубокую яму.

− Мама! − закричала она со слезами на глазах, когда добралась до неподвижного тела Жардин.

Голос кобылки заставил Фрамбуаз действовать. Она наклонилась, чтобы взвалить пострадавшую на спину, но Аид оказался быстрее, подхватив ее с помощью магии вместе с Фрамбуаз и Суар. Поставив всех перед собой, он осмотрел Жардин, убеждаясь в словах кера.

Большая вмятина на затылке указывала на то место, куда ударила одна из балок, прежде чем Фрамбуаз успела создать щит, который не позволил им быть раздавленными. Горячая, липкая кровь пропитала шерсть, сочась из ужасной раны.

Вспорхнув со своего насеста, кер начал приближаться к ним.

Прижимая к себе мать, Суар умоляла и требовала, чтобы Жардин открыла глаза.

Настоятельница протянула копыто в знак утешения.

Очертания пострадавшей начали расплываться, становиться нечеткими: когда она сделала последний судорожный вдох, душа начала покидать тело.

Аид недоумевал, почему он все время позволяет себе отвлекаться, снова охватывая магией Жардин.

Это потребовало от него большей концентрации, чем он привык тратить на какое-либо заклинание. Магия исцеления никогда не была его сильной стороной. Это была область Гекаты, и она показала жеребцу большинство своих заклинаний и техник за те многие тысячелетия, что они провели вместе. Даже ее собственная уникальная руна, Сотерия, была ему доступна.

Богиня Врачевания, а также Некромантии, ее руна нарушала границы жизни и смерти, что случалось нередко. Временами Геката была другом, сторонницей, случайной гостьей в его постели, соперницей, а на несколько коротких раз − женой. Как и его хозяйка, Сотерия была обескураживающей, почти капризной и любила нарушать правила, установленные другими богами, совсем не так, как должна была бы вести себя Руна Гармонии.

Из-за сломанного рога Аид не мог создать сложное плетение во всей его полноте, как поступила бы Геката на его месте.

Зеленый свет вспыхнул и зашипел прямо над кончиком рога аликорна, когда руна обрела форму, светящиеся линии очертили ее кругом. Направлять магию через такую руну, как Сотерия, было непросто, но только в том смысле, что бы заставить ее сделать то, что было нужно. Были причины, по которым простое направление магии сквозь одну руну уступило место линзированию, а затем и сложному плетению заклинаний. Не будь Аид богом, не будь ему десятки тысяч лет и не обладай он всеми накопленными знаниями, что влечет за собой такой возраст, контролировать результат было бы невозможно.

Как бы то ни было, он никогда не смог бы контролировать воздействие Сотерии, повлияв только на Жардин.

Все пони в долине, от тех, кто цеплялся за последние остатки жизни, до тех, у кого были лишь самые незначительные царапины, почувствовали ее действие. Волны серебристо-зеленого эфира омыли Лурд, леса за его пределами, от монастыря, до поля и холмов, уютно расположившиеся в устье долины. Все, кого коснулась магия, исцелились, даже деревья и звери. Находящаяся ближе всех к необузданной силе руны Жардин ощутила ее воздействие сильнее всего. Кобыла засияла от вливаемой в нее жизненной силы, тело восстановилось, а душа вернулась на свое место.

Кер остановился, вопросительно посмотрев на Аида, а затем пожал плечами и отвернулся, чтобы ускользнуть обратно в Зимние земли и проводить еще одну душу в загробный мир.

Жеребец развеял Сотерию, и диск на мгновение закружился у него перед глазами. Прошли века с тех пор, как ему требовался такой контроль над магией. Это было не настолько просто, как открыть Врата, уже настроенные на его силу, или позволить силе смерти наполнить голос.

Окажись Зевс рядом и заметь, как у него закружилась голова из-за чего-то столь обыденного, как использование магии с помощью одной-единственной руны, Аиду пришлось бы уползти обратно в Тартар, испытывая отвращение и стыд. Хватит и того, что двум смертным пришлось стать свидетелями его минутной слабости.

Но они, казалось, ничего не заметили.

Фрамбуаз смотрела на жеребца с крайним удивлением и благоговением, в то время как Жардин глядела на свои копыта и боролась с удушающими объятиями Суар.

Аид поежился, когда они начали заискивать друг перед другом, произнося все обычные слезливые признания и заверения в любви. Раздраженно тряхнув крыльями и выполнив свое обещание, аликорн повернулся, чтобы улететь.

− Подождите, − окликнула его кобылка, с трудом поднимаясь на ноги. − Возьмите меня с собой!

Аид был ошеломлен внезапным требованием. Как и Жардин, в глазах которой читались шок, обида и глубокое облегчение. Полуобернувшись, жеребец сурово нахмурился, ожидая, пока Суар объяснит, в чем дело.

− Фауст сказала, что она велит мне найти Звезды, − нерешительно пискнула кобылка. − И вы обещали мне помочь.

− Я уже помог.

Суар не отшатнулась, как ожидал Аид, услышав это утверждение, а собралась с духом, выпятив грудь и вызывающе вздернув подбородок.

− Тогда мне снова нужна ваша помощь! − она топнула копытцем и направилась к нему. Это было почти мило, и, будь у жеребца сердце, он, возможно, почувствовал бы некое подобие сочувствия. − Фауст сказала, что я должна найти звезды, чтобы восстановить себя.

− А, теперь, значит, так? − хитрая усмешка расцвела на губах, когда Аид навис над Суар, и радость расцвела в его груди. В голосе жеребца послышались едва заметные нотки смерти, и он расправил свои огромные крылья. − Но разумно ли говорить мне это? Разве я не ее враг? Бог вторгшийся сюда, чтобы вырвать мир у нее из копыт.

За спиной Суар Жардин съежилась, явно колеблясь, хватать свою названную дочь или сбежать. Фрамбуаз была точно так же подавлена, диск вокруг них темнел по мере захода солнца, а Аид проявил часть силы Тартара.

Демонстрируя свою божественную природу, Суар с легкостью перенесла подобное, покачав головой, и ответила:

− Вы пытались остановить драку. Ну, по крайней мере, не вмешивались.

− В этом не было особого смысла. Мой брат более чем способен справиться с незначительным божеством из отдаленного глухого мира, в котором нет настоящего пантеона. Ее высокомерие тоже невозможно было сдержать. Я встречал много богов, таких как она, и когда-то сам считался таковым. Единственным выходом было отойти в сторону и позволить им разобраться самим, − Аид провел копытом по гриве и шумно вздохнул.

Он оглядел опустошенную долину и почувствовал легкий укол сожаления, что не приложил больше усилий, пытаясь обуздать своего брата. Насколько теперь могут затянуться их поиски? Осложнения были лишними, и их можно было бы избежать, не принимай Зевс любой вызов так близко к сердцу. Местная Богиня Солнца явно была не слабее Зевса и теперь затаила на него злобу. Аид еще не встречал богов солнца, которые не входили бы в высшие эшелоны пантеона, и многие из них являлись верховными божествами своих миров; на ум сразу приходили Гемера, Гор, Тонатиу, Аматерасу и Фрейр.

И явно не являлось совпадением, что Фауст решила появиться именно тогда, когда Суар столкнулась с ними лицом к лицу. Она наблюдала за ними в течение нескольких дней, пытаясь оставаться незамеченной, но ее мастерства катастрофически не хватало, когда дело доходило до скрытности. Если эта кобылка была такой важной, ее присутствие могло оказаться полезным.

− Ну хорошо, − заявил Аид, удивив всех присутствующих, − я возьму тебя к звездам за услугу, которую выберу сам, как-нибудь позже…

− Отлично! Пошли! − Суар захлопала копытцами и радостно заулыбалась.

− Вообще-то тебе не следует так быстро соглашаться на сделку с Богом Подземного мира, − раздраженно простонал жеребец.

− Я доверяю вам, мистер Аид, − кобылка склонила голову набок и одарила его той невинной улыбкой, которой, казалось, обладали все кобылки. − Вы спасли мою маму, так что вы не можете быть плохим пони.

Жеребец вздохнул от такой наивности, но не стал пытаться просветить Суар. Для этого будет много возможностей позже.

− Тогда договорились. Ты ищешь Астрею или у вас есть какая-то местная богиня, ответственная за звезды?

− Э-э, Т-Твайлайт. Фауст сказала, что я должна найти Твайлайт… э-э… − кобылка обернулась за помощью от взрослых.

− Спаркл Туилерия, − добавила Фрамбуаз, − Богиня Звезд и Желаний.

− Желаний? − Аид приподнял бровь, сочтя это добавление любопытным. − Очень хорошо. И где же мы найдем эту Твайлайт Спаркл Туилерию? На каких землях находится ее главный храм?

И снова настоятельница ответила первой.

− Нотр-Дам-де-Этуаль будет построен в Эквестрии.

Не дожидаясь завершения ответа, Жардин вмешалась:

− Вы не найдете ее в Эквестрии. Она отправилась в Зебрику. Об этом писали в газетах. Но разве у меня нет права голоса по этому вопросу? Алголь доверила мне Суар. Она моя дочь!

− Вы можете протестовать сколько угодно, мадам, пока у вас не пересохнет в горле и вы не упадете от усталости, но это будет бесполезно. Мы заключили сделку, и я доставлю Суар к Звездам, − Аид подхватил кобылку и посадил к себе на спину между широкими крыльями.

Вплетя маленькие копытца в гриву жеребца, Суар крикнула вниз:

− Все в порядке, мам. Мистер Аид хорошо обо мне позаботится, и я скоро вернусь. Обещаю!

---

Во второй раз за много дней Твайлайт почувствовала приближение Селестии еще до того, как принцесса появилась. На этот раз воздух стал тяжелее, как будто к лицу прижали влажную тряпку, и зачесались крылья. Поднявшись, чтобы поприветствовать наставницу широкой улыбкой, Твайлайт оказалась совершенно не готова к тому, что произошло дальше.

Пламя Селестии ничуть не угасло за те минуты, что она летела над диском. Ее грива развевалась и шипела во влажном воздухе южной Зебрики, лезвие Коронал Эджа потрескивало на ее боку, древний двуручный меч метался по сторонам в поисках противника, который так и не появился.

Твайлайт много раз видела подобное, но только на картинах и фресках. Она всегда списывала это на художественные вольности автора и сверхактивное воображение. За всю свою жизнь она имела несчастье неоднократно видеть Селестию в гневе, но лишь пару раз оказывалась в центре внимания этого гнева. Даже в самые худшие моменты принцесса никогда не теряла самообладания, даже никогда не повышала голос, и Твайлайт находила это достаточно пугающим, глупо полагая, что это максимум.

Она никогда не испытывала перед Селестией настоящего животного страха за жизнь и здоровье, скорее здоровый трепет, как жеребенок перед своими родителями, боящийся заслужить разочарование и неодобрение. Однако здесь, сейчас, когда принцесса высвободила первобытную, необузданную силу, почти ослепляющую при взгляде, крошечный укол страха промелькнул у Твайлайт в груди. В тот момент, когда ожесточенный взгляд принцессы скользнул по палубам «Беллерофона» и небесам за его пределами, Твайлайт увидела то, что видела и чего боялась ее кузина.

Однако именно изломанное, безвольное тело Фауст, парящее рядом с принцессой, заставило ее замереть.

На какое-то редкое мгновение Твайлайт потеряла способность мыслить. Все, что она видела, − это Фауст, сгоревшие перья на правом крыле, синяки, просвечивающие сквозь перепачканную грязью шерсть, кровь, обильно текущую из множества ран. В нос ей ударил запах опаленной плоти, шерсти и озона, заставивший зажать рот.

Приземлившись на палубу, Селестия спросила:

− Где он?

Гнев, прозвучавший в голосе принцессы, заставил Твайлайт еще сильнее встрепенуться, а звезды собрались вокруг нее в защитном построении.

− Кто? Что происходит?

Взгляд принцессы снова скользнул по кораблю, горизонту и немного смягчился. Языки пламени, образующие гриву, погасли, сменившись пастельным сиянием.

Отрывистый кашель Фауст вернул ее внимание к более насущной проблеме.

− Таймли! − закричала принцесса используя королевский кантерлотский глас, отчего весь корабль содрогнулся, как будто она наткнулась на скрытую отмель.

Еще до того, как Селестия коснулась копытом палубы, экипаж пришел в движение. Никто не мог ошибиться в серьезности происходящего при виде принцессы и Фауст, так что барабаны забили боевую тревогу. Из-под палубы доносился грохот молотков, обрушивающих стены, шум выкатываемых пушек и громкие голоса офицеров, призывающих команду действовать быстрее.

Доктор, чьим боевым постом был промозглый и влажный кокпит глубоко в недрах корабля, едва успел разложить свои инструменты и рассыпать песок по полу, чтобы не скользили копыта, когда его окликнули по имени. Схватив помощницу и переносную медицинскую сумку, он бросился по трапу на палубу.

При виде Фауст врач не проявил ни замешательства, ни потрясения. Он бросил на нее один взгляд и велел своей ученице:

− Принесите самый толстый том из моей каюты, мисс Лич, − затем обратился к Селестии: − Отнесите ее в главную каюту со всей бережностью, на которую вы способны.

Принцесса уже поднимала Фауст с такой точностью, что ни один волосок не дрогнул. Молчаливая, неуверенная в том, что ей следует делать, Твайлайт последовала за ними, забегая вперед, чтобы открыть двери или освободить место в каюте.

− Принцессы, надеюсь, никто из вас не боится крови? − спросил Таймли, когда Фауст уложили на большой письменный стол перед широкими окнами, где она была полностью освещена солнечным светом. Доктор не стал дожидаться ответа, прежде чем начал давать указания Твайлайт и Селестии крепко держать Фауст. На соседнем столе были разложены ножи, плоскогубцы, пилы и другие приспособления, которые больше походили на инструменты резчика по дереву, чем на принадлежности для врачевания. Мисс Лич вернулась, положив древний фолиант, подаренный Таймли перед началом путешествия, так, чтобы он мог быстро заглянуть в него.

Надев фартуки, доктор и его помощница принялись за работу. Юная кобылица, ростом едва достававшая до стола, − на самом деле она была чуть больше кобылки − казалось, всегда заранее знала, чего потребует ее наставник, подавала инструменты или запрыгивала на табурет, чтобы при необходимости помочь копытами.

Желудок скрутило, Твайлайт почувствовала одновременно отвращение и восхищение.

− Почему ты не доставила ее в Кантерлот? Врачи и оборудование…

− Она бы не пережила − мы должны вытащить из нее этот обломок, мисс Лич, и остановить кровотечение до начала геморрагии − путешествия, принцесса, − Таймли говорил с почти безразличной непринужденностью, пока работал. Дубовая щепа длиной с рог аликорна была вытащена из внутренней части бедра, где она застряла в кости. Фауст с криком забилась, и доктор рявкнул: − Держите ее неподвижно, провалиться вам в Тартар!

Усиливая давление на плечи Фауст, Твайлайт замолчала, откладывая в долгий ящик вопросы, которые роились у нее в голове, пока доктор не закончит свою работу. Остаток дня он ухаживал за Фауст. Иногда она приходила в себя, чередуя проклятия в адрес его предков, а иногда впадала в оцепенение.

Тряпки, пропитанные сверкающей рубиновой кровью, ложились в кучу, и хлопок начал слегка светиться.

Крыло стало самой серьезной проблемой после того, как была удалена щепа, и доктор потратил много времени, удаляя омертвевшую плоть и нанося различные мази и масла, прежде чем завернуть его в ткань. Вонь от сгоревшей плоти была невыносимой, от нее у Твайлайт скрутило живот почти так же сильно, как и от вида почерневшей кожи, местами содранной, обнажающей мышцы и кости. Ухо Фауст полностью отсутствовало, но Таймли лишь мельком взглянул на него, когда перешел к ее поврежденному глазу, извлекая пораженные ткани и накладывая новые стерильные бинты.

К тому времени, когда жеребец наконец закончил, уже давно наступила ночь и Фауст уложили на самую большую кровать.

Твайлайт не могла точно сказать, когда появилась Луна. Она вспомнила, как принцесса, молчаливая и серьезная, помогала, когда Таймли обрабатывал ноги Фауст.

Доктор просидел с ней всю ночь, в то время как принцессам было приказано удалиться, чтобы не беспокоить пострадавшую.

Выйдя на палубу, они обнаружили, что на корабле тихо, как на кладбище. Если бы не легкий скрип дерева, стоны снастей или слабый шелест ветра, касающегося парусов, тишина была бы полной. Ни одна пони не осмеливалась даже громко вздохнуть и все передвигались на обмотанных тряпками копытах. Даже колокол, отбивающий вахту, был приглушен.

− Как она? − спросила Пинки, возможно, единственная пони на корабле, кроме Рэйнбоу, которая могла говорить и ее бы не выбросили за это за борт. Земнопони была совершенно подавлена и лишилась своей обычной прыти. Твайлайт не могла припомнить, чтобы видела Пинки такой несчастной с той первой вечеринки-сюрприза.

− Утром узнаем, − тихо сказала Селестия, и по кораблю пробежала нервная дрожь.

Пинки торжественно кивнула, из ее здорового глаза потекли слезы, и она отошла в сторону, чтобы побыть одной.

− Как такое вообще возможно. Разве вы, аликорны, не неуязвимы практически ко всему? − спросила Дэш, слегка громковато.

− Грэй Даст Сварливый «Принципы магической негации», − пояснила Твайлайт и, прежде чем последовал неизбежный вопрос, процитировала: − «Любое заклинание или магическое поле может быть временно ослаблено или сведено на нет применением достаточного количества сырого эфира в течение короткого периода времени».

Рэйнбоу одарила ее непонимающим взглядом.

− Это значит, что если заклинание ударит по нам достаточно сильно, то на какое-то время мы станем уязвимы, как и все остальные пони.

− А-а-а.

− Что я хочу знать, так это с кем сражалась мама. Левиафан пленена. Или она уже сбежала? − Луна взглянула на Селестию.

− Нет, он был аликорном, и был не один. Я почувствовала поблизости еще двоих, но не видела их, − ответила принцесса. Ее лицо было пепельно-серым, и она была немногословна от едва сдерживаемого гнева. − И нет, Луна, ты не должна их искать.

Властно фыркнув, ночная принцесса спросила:

− Почему? И не смей говорить, что потому, что у матери есть план. Понятно же, что нет его! − Луна расхаживала взад-вперед по палубе, металлические части ножен Тамаши, спрятанных под крылом принцессы, поблескивали в лунном свете.

Селестия молчала.

По «Беллерофону» разлилась глубокая меланхолия, и даже ветер стих, паруса обвисли, и корабль в одиночестве дрейфовал по течению. Все погрузились в свои мысли и личные переживания. Луна пристально смотрела на север, ее тело было напряжено, а в глазах отражалось острое, жестокое сияние. Селестия заняла подветренную часть квартердека и смотрела вниз, на воду, бурлящую вдоль борта корабля. Твайлайт подошла к Пинки и обняла подругу, пока та тихо всхлипывала. В какой-то момент усталость взяла верх над тревогой и Богиня Звезд погрузилась в беспокойный сон.

Так прошла ночь. Флёр принесла одеяла, накрыла ими Твайлайт с Пинки и удалилась, чувствуя себя незваной гостьей.

Ближе к полуночи ветер переменился и усилился, экипаж «Беллерофона» убрал бом-брамсели и пошел под одними марселями. Вахтенные с суровыми лицами сменились, одна пара ушла вниз, а другая заняла их место. Харди оставался на палубе всю ночь, выпив лишь немного кофе к концу ночной вахты. Баррел Скраппер подала принцессам по чашке и отослала одну доктору. Прозвучали шесть приглушенных ударов колокола, которые были слышны только возле штурвала.

А из большой каюты по-прежнему не поступало никаких известий.

Наконец наступил рассвет и Твайлайт проснулась, ровно настолько, чтобы уложить звезды спать, отправив тех, кто бодрствовал вместе с ней на диске, обратно на небеса, где им и место, а затем снова погрузилась в сон. Возможно, в первый и последний раз команда, затаив дыхание, наблюдала, как Селестия подняла свой драгоценный Сол, принеся на диск день.

Вскоре после этого из утреннего тумана вынырнули дельфины, чтобы прокатиться на носовой волне «Беллерофона». Их резкий смех разносился далеко, и несколько пони из команды пытались отогнать их, размахивая шляпами и копытами. Это только раззадорило стаю, заставив дельфинов кричать еще громче и устраивать еще более дикие прыжки, думая, что пони играют с ними в какую-то игру. Только когда Луна отправилась на бак, стая рассеялась, отогнанная одним лишь взглядом принцессы.

День был долгим и напряженным. Шепотки переросли в слухи, и еще до полуденного звона колокола все сошлись во мнении, что Фауст ночью умерла. Никто не смог бы выжить после настолько ужасных ранений, заявляла одна часть команды. На что другая сердито ответила, что Фауст не обычная пони. И находилась на попечении не какого-то там хирурга-недоучки, а настоящего лекаря. Принцессы сами поручили Таймли присматривать за королевским табуном. Со скальпелем в копытах, он был лучшим на диске. Мог вытащить все твои внутренности и засунуть их обратно, причем так, что тебе не стало бы хуже. Ведь это же Таймли вскрыл голову старой Джилл Плейс, после того как ей прилетело блоком, выскреб ей часть мозгов, а потом привел в чувство, так что она вернулась в команду «Софии»? Несколько товарищей старой кобылы по кораблю серьезно кивнули в ответ и подтвердили, что все это правда. Другие, кто был в злополучном десанте на Марелантис, рассказывали, как доктор пришивал ноги, возвращал мертвых к жизни с помощью своих навыков и другие слегка преувеличенные истории.

Тем не менее, разногласия между старой командой корабля и новой, которую привел Харди, росли. Напряженность продолжала нарастать, угрожая свести на нет работу, проделанную за последний месяц. Смолл Пин, одна из наименее способных морских пехотинцев, едва способная тащить канаты в безветренную погоду, напилась и начала громко рассказывать, как Левиафан прокляла корабль. Одна из выживших на Марелантисе и бывшая жрица, ее слова по таким вопросам имели вес в глазах экипажа.

Пока тень Селестии не упала на кобылу и ее товарищей. Принцесса ничего не сказала. Она просто одарила их взглядом, полным глубочайшего разочарования, а затем вернулась на палубу. С горящими от стыда щеками кобылы больше ничего не говорили на эту тему и вернулись к своим обязанностям, опустив головы.

Как только стемнело, Таймли вышел на палубу выкурить сигару и выпить бокал вина.

− Она очнулась и спрашивает о вас. Постарайся не волновать ее. Кризис еще не миновал.

Фауст попыталась приподняться, когда Твайлайт и остальные вошли в большую каюту. Селестия остановила мать легким движением копыта и строгим приказом отдыхать.

− Сюда идут еще призраки, − произнесла Фауст слабым, но пронзительным голосом. − Сначала Суар, а теперь вы двое.

Она подозвала их поближе.

− Опасность, так много опасностей окружает нас. Враг нанес удар. Слепа! Я была слепа. С тех самых пор, как была кобылкой. Никогда не замечала этого… Слишком гордая, − Фауст попыталась улыбнуться, рассмеяться, но ее скрутил влажный кашель. Она потянулась к Селестии, обхватила копыто дочери и слегка сжала его. − Так многое изменилось. Мой Холст… Я не могу его исправить. Не могу дать совет. Нити скрыты. Полуправда…

− Тише, мама, мы вылечим тебя. Береги свои силы, − тихо приказала Селестия, глядя на Луну в поисках поддержки.

Та ничего не ответила, ее тело было напряжено, а на лице − выражение мрачной уверенности.

Фауст сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Ее взгляд немного прояснился, и она внимательно посмотрела на Селестию.

− Возможно, до Дискорда, − размеренно ответила Фауст. − Или если бы Иридия была здесь. Только моя сестра и я владеем знаниями о магии исцеления. Но она пришла бы только для того, чтобы плюнуть мне в лицо после того, что я сделала с ней и Намирой. Это была моя вина! Во всем этом! Нет, не была…

Фауст издала протяжный рык, который перешел в болезненный хрип.

− Мойры!

− Это с ними ты сражалась?

Фауст покачала головой.

− Нет. Не Зевс… Судьба. Судьба? Это была ловушка. Ловушка, расставленная до… До когда? Они − ткачихи. Кем же это делает меня? Не более чем белошвейкой!

− Тебе нужно успокоиться, мама, − на этот раз заговорила Луна и положила копыто на спину Фауст. − Где-то на диске должен быть какой-нибудь артефакт, который мы можем использовать.

− Даже несколько, но все они потеряны, недосягаемы или не обладают необходимой силой, − тихо ответила Селестия.

− Для них уже слишком поздно, − Фауст задрожала, когда заговорила. Она была настолько бледной под шерстью, что ее губы почти посинели.

Забившись в угол, Твайлайт бросала короткие взгляды на дверь, словно в поисках выхода. Ее присутствие было неправильным, она вторгалась в то, что должно было быть личным. Она не осмеливалась пошевелиться и привлечь к себе внимание, поэтому хранила молчание.

Фауст издала грустный смешок, который перешел в резкий вздох. Она крепче сжала копыто Селестии, глаза закатились, а голос стал низким и звучным, когда она заговорила:

− Приближается красное солнце. Внутри него рот, достаточно большой, чтобы пожирать миры, а внутри этого рта − водоворот глаз. Йока умирает, ее диск расколот надвое, и она падает в пустоту среди руин миров.

− Мама, ты бредишь.

Дрожа, чувствуя, как пот ручьями стекает по ее шерсти, и оглядывая комнату, Фауст притянула Селестию еще ближе.

− Ты не должна сражаться с Зевсом. Ты не должна! Пообещай мне, Селестия.

Срывающимся голосом и со слезами на глазах она прошептала:

− Я обещаю, мама.

Фауст еще крепче прижалась к дочери.

− Поклянись в этом! Поклянись могилой Сеунга.

Принцесса на мгновение растерялась, ее лицо исказилось от гнева и горечи. Она ответила не сразу, а когда заговорила, ее голос звучал напряженно, как будто словам приходилось преодолевать немалое расстояние:

− Могилой моего отца клянусь тебе, я не буду сражаться с Зевсом.

Наконец Фауст расслабилась и поглубже вжалась в койку.

− Хорошо, − прошипела она, − это хорошо. Катастрофы, возможно, удастся избежать.

Ее рассеянный взгляд упал на Твайлайт, и лицо исказилось от боли.

− Твайлайт… Иди сюда.

Принцесса вздрогнула, услышав, что к ней обращаются, не зная, что делать. Селестия кивнула, и Твайлайт подошла к кровати. При каждом шаге ее копыта дрожали, нервный тик пробегал от кончика хвоста к ушам и обратно. Напряжение скрутило уголки ее рта и поднялось к глазам, усиливаясь с каждым быстрым ударом сердца.

− Твоя сестра… Она… − Фауст задрожала на мгновение, пока не издала долгий, хриплый вздох, и ее копыто не выскользнуло из хватки Селестии.

---

− А это, девочки… − Иридия нахмурилась, копыто замерло на полпути между Эквестрией и Тайгой. − На самом деле, я понятия не имею, как называется этот форт. В прошлый раз, когда я тут была, его еще не построили.

Квартет кобылок и Флаттершай застонали в унисон.

Снег доходил им до колен, меткоискатели дрожали под своими самодельными плащами. Шиара выглядела раздраженной, а Флаттершай обеспокоенной.

− Что скажете на то, чтобы навестить их? Съесть что-нибудь горячее и посмотреть, не перешли ли другие халлы перевал, − не успела Иридия закончить, как Меткоискатели уже рванули между ее копыт в поисках дороги к крепости.

Там, конечно, никого не было. Разумеется, если не считать потрескавшуюся узкую лестницу, вырубленную несколько столетий назад в скале. Которую, по мнению Иридии, можно было не считать, поскольку целые сегменты лестницы пропали там, где соскользнули на дно каньона или вниз по северным склонам.

Подхватив кобылок, королева расправила крылья и подпрыгнула, за ней последовали Флаттершай и сопротивляющаяся Шиара. Взбодренная Скуталу зажужжала своими миниатюрными крылышками и вытянула копытца, как будто участвовала в гонке.

− Ну разве не потрясно? − пегасенка обратилась к своим подругам, используя то небольшое усилие, которое давали ее крылья, чтобы покружиться вокруг насупленной Свити и испуганной Эппл Блум.

− Ну, нормально, − сглотнула земнопони, изо всех сил стараясь не смотреть вниз.

Свежий горный ветер развевал золотистую гриву, и Иридия чувствовала себя почти так же, как много тысяч лет назад, когда она была молодой кобылой, покидающей безопасность и уют табуна в поисках легендарного города единорогов Марелантиса. Вместо младшей сестренки, прыгающей у нее под копытами, сейчас там была четверка кобылок и еще одна тайна. Небольшие лесные участки, прерываемые лугами, невысокими холмами и черными столбами дыма, поднимающимися от далеких вулканов, сменились бескрайним морем сосен и елей. На мгновение королева почувствовала стойкий запах серы, распространяемый драконами, когда те осматривали свои территории, и снова услышала тяжелые хлопки крыльев, которые были больше самых старых деревьев и приказывали ветру удерживать огненных тварей в воздухе.

При воспоминании об этом сердце забилось быстрее, а в уголках губ заиграла задумчивая улыбка. По прядям гривы пробежал отблеск, так что они стали словно отлитые из полированного золота.

Так много всего меняется, и все же остается как было. Независимо от расположения земель или от того, какие монстры бродили по ним, основа жизни оставалась неизменной и устойчивой.

Добравшись до края выступа из облаков, Иридия изменила природу своей магии, позволив Эппл Блум и Свити встать на пушистую белую поверхность. Только небольшая часть форта была сделана из облаков − простая башня и большая часть внутреннего двора формировалась на естественной скале.

Никто не поприветствовал группу, когда их копыта погрузились в пушистую серую поверхность.

Иридия, ничуть не удивившись, направилась к толстым дубовым двустворчатым дверям, в то время как Эппл Блум и Скуталу прыгали на облаке, как на батуте. Даже Свити слегка улыбнулась, а Шиара заплясала по кругу под тревожным взглядом Флаттершай. Бывшая пегаска металась от кобылки к кобылке, предупреждая их, чтобы те избегали края или участков, где облака рассеялись.

Все больше радуясь своему решению посетить форт, Иридия сильно постучала по выбеленному дереву. В ответ раздалось эхо тяжелых ударов, а затем некоторое время ничего не было слышно. Королева задумалась, не ошиблась ли она и не заброшен ли форт.

Если не считать потертого кресла-качалки рядом с покрытым коркой грязи железным столом у выступа, ничто не указывало на то, что в форте кто-то живет.

Она была недалека от того, чтобы сдаться и продолжить путь в Тайгу, когда послышался лязг замков, а затем дверь приоткрылась. Сквозь щель на нее уставились три круглых лица кобылок с такими же круглыми и большими глазами.

− Здравствуйте, дорогие, − проворковала Иридия, нацепив на лицо свою самую добрую улыбку. − Ваша мама дома?

Старшая кивнула.

− Мы можем ее увидеть?

Эти большие круглые глаза метнулись к Меткоискателям, к Флаттершай, а затем снова к Иридии.

− Пожалуйста?

Дверь захлопнулась, и с другой стороны послышался громкий шепот.

Пока что это был не самый худший прием, который Иридия получала в своей жизни.

Прошло еще несколько минут, и двери снова открылись, на этот раз это была кобыла лет тридцати с небольшим.

− Принцессы не приехали к нам в гости, − выговаривала она одной из своих дочерей, когда столкнулась лицом к лицу с Иридией и тихонько ахнула. Отпрыгнув назад, она отвесила глубокий поклон, воскликнув: − Принцесса Селестия, простите, что заставила вас ждать! Мы даже не были в курсе, что вы собираетесь посетить нас.

− Ну, моя племянница вряд ли стала бы вас винить, − ответила Иридия с приятным смешком, − поскольку она теперь не так уж много путешествует. Она довольно сильно занята делами при дворе.

Кобыла подняла голову, и на ее лице отразилось замешательство, когда она увидела Иридию, Флаттершай и кобылок.

−А кто...?

− Иридия, Королева Тайги, Правительница всех северных земель, Богиня Весны, Жизни, Возрождения и Материнства, − она махнула крылом в сторону туманного леса, простиравшегося на севере. − Я надеялась уговорить ваш легион угостить нас теплой едой и составить компанию. Мы с подругами были в пути весь день, и у нас было всего несколько небольших остановок. Девочкам, в частности, не помешало бы немного посидеть у камина.

− Ох! Да, проходите, пожалуйста, − кобыла распахнула дверь пошире и махнула большим крылом, приглашая их следовать за собой.

Сформированный из естественной сети пещер, которая расширялась на протяжении веков, форт явно знавал лучшие времена. Сильный пряный запах старого дерева и холодного камня пропитал стены, просачивался сквозь потертые ковры, разбросанные по потертому дубовому полу, и задерживался на выцветших гобеленах. Кое-где двери были загорожены коробками или заколочены гвоздями. Ржавчина покрывала петли и прилипла к нескольким доспехам, стоявшим на подставках.

Большой зал был в не лучшем состоянии. Только в одном из трех очагов горел огонь, остальные были закрыты жестяными ставнями, а два длинных стола составлены один на другой в углу. Толстая паутина свисала со стропил и с оставшейся железной люстры, цепи свисали там, где должны были быть другие. Стекла в высоких окнах потрескались, чешуйки краски показывали, где они были ранее покрашены, а сейчас пропускали внутрь вечернее солнце.

Группа пони сидела вокруг высокого стола, шестеро взрослых слушали трио кобылок.

− Пха, до чего же моя племянница довела своих союзников! − Иридия цокнула языком, и звук эхом разнесся по всему форту.

Недовольство и беспокойство переполняли пегасов, они нервно переглядывались, пытаясь определить, кто подаст хорошую тему для разговора. Древняя матриарх поднялась и обратилась к Иридии. Образцовая пони, остатки той сильной кобылы, которой она когда-то была, проявлялись в быстроте ее ума, даже если ее тело было хрупким, а крылья, лишенные перьев, прятались под одеялами. Она предложила Иридии садиться и резким окриком приказала зятю помочь на кухне.

− Мы устроим настоящий пир, − хихикнула матриарх, ее глаза сияли от восторга, а на лице сияла широкая беззубая улыбка.

Беседа перед ужином была наполнена обычными любезностями. Расспрашивали о их странствии, откуда они и куда направлялись, и не было ли каких-нибудь интересных историй, которыми можно было бы поделиться.

− Миссис Иридия перенесла нас в эм-м-м… эфирную пустоту! − радостно воскликнула Скуталу, вызвав несколько удивленных улыбок.

− Эфирные потоки, − поправила Эппл Блум.

− Именно так я и сказала, − парировала пегаска. − Это было забавно. Ты была совсем синей, когда мы вывалились на той горе!

− Только потому, что это случилось без предупреждения, а в потоках нет воздуха.

− У нас со Свити такой проблемы не было.

− Да, и что с того?

− Но ты же учишься у Зекоры?

− И что с того?

− Разве ты не должна знать все об этих магических вещах?

− Это совсем другое дело!

− Девочки, − прервала перепалку Флаттершай, легонько коснувшись подруг кончиком крыла. − Это невежливо по отношению к нашим хозяевам.

Опустив головы, Скуталу и Эппл Блум извинились.

− Звучит так, будто вы уже давно путешествуете, − усмехнулась матриарх.

Флаттершай поделилась историями о своем птичьем хоре с дочерью матриарха, а Шиара, похоже, поладила с одним из жеребцов. Иридия привлекла к себе наибольшее внимание, и большая часть любопытства сосредоточилась на ней, когда стало известно, что она была королевой тех лесов, за которыми присматривал Легион, но никогда не осмеливался войти в них. От разговоров разных пони щеки матриархи слегка порозовели, а в глазах заиграли искорки.

К тому времени, как подали ужин, все уже были словно старые друзья. Атмосфера праздника заставила трех кобылок подпрыгивать на месте, когда они выкатили с кухни тележку, нагруженную блюдами и мисками, а их отец с довольной улыбкой следовал за ними по пятам.

− Зачем вы нас сюда привели? − спросила Флаттершай, когда подали ужин. − Я, эм, думала, мы собираемся помочь вам вернуть трон. Если только вы не передумали. Это тоже нормально.

Вместо прямого ответа Иридия наклонилась к кобылке, накладывая ей большую порцию парящего супа из брокколи.

− Ты знаешь, кто она? − спросила королева, указывая на статую за креслом матриарха.

Кобылка помотала головой, и Иридия продолжила:

− Это прародительница вашей линии. Мать матери твоей матери в шестидесяти поколениях или около того. Ты знаешь ее имя? − снова отрицательный ответ. − Она была…

− Близард Сингер, естественно. В честь нее и назван наш легион Певцов Бури, − вставила старшая из сестер, стоявших чуть в стороне.

− На самом деле, это был ее титул, − поправила Иридия. − Ее звали Орополла, и она была путеводной звездой ярости зимы.

− Звучит круто! − воскликнула Скуталу с другого конца стола. − Но что это значит?

− Она была упавшей звездой, дорогая, − сказала старая матриарх, дуя на суп. Словно в подтверждение своих слов, она расправила свои большие потрепанные крылья с выцветшими перьями там, где они не выпали. − Моя бабушка рассказывала, что Орополла была рыцарем, что сражалась бок о бок с принцессой Луной. Ее голос был наполнен завораживающей песней сотен метелей, от которой мороз пробирал до костей. В те дни принцесса Луна и ее дюжина звезд защищали Юникорнию и всех пони от грифонов. Они называли себя валла. У них были самые величественные крылья. Такие величественные и красивые. Как будто они были дальними родственниками самой принцессы Луны. Верно, ваше величество?

Иридия склонила голову набок.

− Именно так.

− Почему у тебя такие маленькие крылья? − спросила одна из кобылок в наступившей тишине, и ее резкий, молодой голос разнесся по каменному залу.

Слегка поерзав на стуле, смущенно пряча свои карликовые крылышки, Скуталу пробормотала что-то в ответ, чего Иридия не расслышала. Лицо кобылки густо покраснело от смущения и она уставилась в в свою миску.

− Скуталу принадлежит к Рен Тичен, она представитель трех видов пони. Нельзя судить о пегасах по размеру их крыльев. У нее есть сильная, особая магия, которую ей просто еще предстоит открыть, − произнесла Иридия, и ее слова вызвали неуверенную улыбку и легкий румянец на лице Скуталу.

Это вернуло разговор в прежнее русло, и некоторые из других Певцы Бури рассказали истории о друзьях, которые были пегасами-крачками, и при этом летали быстрее западного ветра, или о пегасе Вороне, которого приняли на курс магов в колледже Хонигвейн. Ария долго рассказывала о своем бывшем из линии Перегринов, который вообще не умел летать, не мог управлять ветрами или хотя бы стоять на облаках, несмотря на то, что у него были самые красивые крылья. Однако он был самым грациозным танцором, которого она когда-либо видела. Был поднят тост за скрытые возможности.

− Ты только что это придумала, ведь так? − прокомментировала матриарх за бокалом вина, когда тема разговора снова переменилась.

− Конечно, − ответила Иридия. − Но, тем не менее, она особенная кобылка.

− Согласна. Но разве так говорят не о каждом жеребенке?

− Можно и так сказать, но это было бы неправдой, − быстро ответила Иридия и покачала головой. − У этих троих впереди великие судьбы. Работа моей сестры очевидна, аромат ее прикосновений все еще ощущается и напоминает мне о давних днях, когда мы обе играли такие выдающиеся роли в событиях, повлиявших на формирование всего диска. В то время как я − сторонник прямых действий, она предпочитает возвышать смертных − особенно пони − до роли героев, направляя их жизни и наделяя их собственной силой. Элементы Гармонии, возможно, и являются ее величайшими защитниками, но у есть и другие, подходящие для уникальных ролей. Скуталу и ее друзья как раз такие пони.

Иридия вздохнула, и в ее голосе послышались нотки грусти.

− Я беспокоюсь за свою сестру. Фауст… временами невыносима. И страшно бесит, что она думает, будто должна хранить секреты и манипулировать всеми окружающими. Она отстраняется, создает пропасть, которую никто не может преодолеть. Ни я, ни даже Селестия и Луна не могут образумить ее. Она разорвала себя на десять тысяч частей, и все они соперничали друг с другом, пока она не потеряла себя. Боюсь, это собьет ее с пути истинного. Так что я буду держать ее агентов поближе к себе и обеспечу им защиту, которой они заслуживают. Я просто хотела бы знать, что моя сестра намеревалась сделать с ними, чтобы я могла защитить их от ее планов.

− Возможно, это и есть их роль, − матриарх расплылась в беззубой улыбке. − Отвлекает тебя этими кобылками, пока действует в другом месте. Богиня Судьбы ведь может так, верно?

Иридия замолчала, обдумывая эту идею, одновременно пережевывая салат из редиски и моркови. Наконец она ответила:

− Моя сестра такая же Судьба, как я − Жизнь. Правда смотрит в лицо каждому пони, но, похоже, они ее не замечают. Ее величайших чемпионов называют Элементами Гармонии не за артефакты, которыми они владеют, а за то, кем они избраны.

Ужин продолжался и близился к завершению. Кобылки беспокойно ерзали на своих местах, молодая энергия побуждала их двигаться, и они смотрели на взрослых умоляющими глазами.

− Ария, милая, почему бы тебе не спеть для нас? Ту песню, которой я тебя научила первой, − матриарх протянула копыто и похлопала дочь по ноге.

− Да, песня! − выкрикнула Иридия, перекрывая общий шум в комнате. − Я бы с удовольствием послушала, как ты поешь.

Пегаска нахмурилась, но не смогла отказать матери, особенно в присутствии королевы. Она вышла на середину комнаты, сделала глубокий вдох, и все погрузились в выжидательную тишину.

Когда она пела, казалось, что врата Элизиума открываются, чтобы дать возможность ее голосу звучать настолько чисто. За все свои годы Иридия могла припомнить только одну пони с таким потрясающим голосом. Она сидела, зачарованная, пока Ария пела «Плач о гармонии».

О, Фауст, Королева всех пони,
Что царит на высоком Алебастровом Троне,
Ты оглохла, коль стонов наших не слышишь,
И слепа, коль болей и печалей не видишь.

Тулезия исчезла, как весенний туман,
И маяк путеводный не горит больше там,
Гордыня, Зависть и Страсть сердца отравляют,
С тех пор, как крылья твои больше нам не сияют.

Иридия неловко поерзала на стуле. В этой песне было что-то не так, что-то раздражающе кольнуло в глубине ее сознания, словно копыто потянуло за оборванную нитку. Что именно, она не могла точно сказать, так мастерски была исполнена песня. У Арии был один из тех редких голосов, которые звучат один на миллион. Она была истинной продолжательницей величия своего рода, как будто была возрожденной Орополлой.

В Пармерию трубы скорее зовут,
На кораблях грубых найти нам приют,
Пока брошенных тобой не настигла беда,
Грам и озлобленных халла орда!

Королева едва слышно ахнула. Ее глаза распахнулись, как будто она снова столкнулась с Левиафан. Она знала эту песню. Она знала ее, потому что была первой, кто ее спел. И никогда больше этого не делала. Страх наполнил душу.

Глубокий. Всеобъемлющий ужас.

Она не могла дышать, губы беззвучно шевелились в такт пению Арии.

Ныне брошен и пуст Алебастровый Трон,
Путь ведёт нас прочь сквозь туманы и тёрн,
От угодий вражьих в даль спокойных полей
Где будем жить под присмотром златых Сола лучей.

О, Фауст, Королева всех пони,
Что царит на высоком Алебастровом Троне.

Когда затихла последняя нота, Иридия сидела в каменном молчании, закрыв глаза и тяжело дыша, заново переживая те ужасные дни, которые минули так давно. Она отчетливо вспомнила день, когда спела Фауст язвительную песню, жестокий намек на то, какой безжалостной порой бывала ее сестра. Ужасная тяжесть легла ей на сердце, когда она вспомнила слова, которые Фауст произнесла в ответ: «Когда в следующий раз услышишь этот плач, посмотри на звезды. Падет одна из них или я. Посмотри на звезды».

Все остальные пони захлопали или затопали копытцами, и радость разнеслась по всей комнате. Ария покраснела и начала кланяться, затем обратила внимание на королеву. Иридия стояла с такой решимостью, ее лицо исказилось от страха, смешанного с гневом, что в комнате воцарилась пугающая тишина. Флаттершай привстала, колеблясь, вмешаться или нет.

Все это было несущественно. Иридии нужно было увидеть небо. Она должна была знать, что там происходит. Окна большого зала были слишком маленькими и грязными, сквозь стекла можно было разобрать лишь мутные разводы.

Короткий хлопок, непроницаемая чернота, и вот Иридия стоит во дворе крепости, обратив лицо к ночи. Ледяной ветер налетел на нее, растрепав гриву, хвост, крылья и жалил щеки. Густые тучи, свинцовые от тяжести растущих кристаллов снега, гнал северный ветер, грозя бурей.

Проникнув в самую глубь своей сущности, Иридия прикоснулась к сути Весны, тепла и омоложения, прогнав ночные облака. В трещинах камня проклюнулась трава, а в вазонах расцвели орхидеи, естественные для гор.

Королева смотрела на звезды, как нашкодивший жеребенок, всматриваясь, ища и надеясь вопреки всему не увидеть того, чего так боялась.

Прошла минута. Затем две, и Иридия не знала, стоит ли ей расслабиться или еще больше встревожиться.

Прибыли остальные, а с ними и вопросы.

Королева не отвечала, продолжая смотреть в небо. Глаза обшаривали каждый уголок и каждое созвездие.

Кобылки ахнули, Эппл Блум ткнула копытцем на восток.

Полярис опустилась ниже, к ней присоединились Сириус, Минтака, Рукбат и несколько других. Они, казалось, подрались между собой, а потом Сириус упала с небес.